Туарег 2

– А что, так важно прибыть в Каир в предусмотренное время?
– Ни днем раньше, ни днем позже! И по возможности в первой половине дня, до часу, чтобы вечерние программы осветили событие…
Француз раздраженно поцокал языком:
– Мы все больше превращаемся в рабов так называемого «времени аудиенции». Не слышал о таком? Его назначат как раз в тот момент, когда тебе захочется по нужде.
– Уж от тебя-то, Ив, никак не ожидал услышать. У тебя же не голова, а калькулятор. Ну-ка, скажи, какова разница в цене между «горячим» сообщением и появившимся с опозданием.
– Я тебе не школьник. Сам знаешь.
– Так вот, все просчитано и оплачено. Львиную долю заплатили рекламодатели, наши кормильцы и поильцы. Им глубоко наплевать, что некий «фулано» победил на таком-то этапе, а другой первым пришел в Каир. Им важно, чтобы в оговоренный час, когда перед телевизорами больше всего собирается народу, на экране была показана реклама трусиков, зубной пасты, кока-колы и таблеток от поноса. И мы все отвечаем за это. Так что за работу!

– Вот вы удивляетесь, почему мы это делаем, – ну, в смысле, участвуем в ралли, – но разве не удивительно, что вы выбрали для жизни этот никому не ведомый уголок? Почему? Что вас толкнуло обосноваться здесь?
– Нам здесь хорошо, – ответил Гасель.
– Хорошо? Но как вы выживаете?
– Нам много не надо. У нас есть молоко, мясо, овощи с огорода, – горячо принялась объяснять Аиша. – И самое главное – у нас есть вода. Колодец не самый щедрый, однако благодаря ему мы удовлетворяем все наши потребности.
– Еще раз приносим извинения, что мы так глупо воспользовались водой. Нам даже в голову не пришло…
– Теперь это уже неважно, – перебил Чарриера Гасель. – Да вы и не знали, чего вас винить.
– Спасибо, однако скажите мне… где вы берете самые необходимые товары: соль, одежду, патроны… или вот кофе, без которого, мне кажется, ни один туарег не может жить?
– Каждый год, в первое весеннее полнолуние, бедуины собираются на огромной ярмарке в оазисе аль-Рейми. Это в шести днях пути отсюда на востоке. Там сходятся охотники, пастухи, торговцы скотом и другим товаром. Животных и шкуры обменивают на соль, чай, сахар, на семена и патроны. У нас есть верблюды для продажи, вот этим мы и живем. Однажды мы даже спускались на ярмарку в Кано, но это слишком далеко, на севере Нигерии.
– И насколько далеко?
– Около трех недель пути.
– Не могу представить ни одного европейца, целых три недели добирающегося до рынка… – засмеялся Чарриер. – Но вы так и не ответили на мой вопрос: почему вы выбрали столь отдаленное место?
– Не думаю, что вы поймете.

– Честь продолжает оставаться самым важным для туарегов?
– Можно жить в богатстве или в нищете, можно быть здоровым или больным, тебя могут ненавидеть или любить, однако нельзя жить без чести, – последовал решительный ответ. – В рай можно войти в рубище, больным – в раю царит изобилие, и все воздастся. Однако нельзя войти в рай бесчестным, Аллах не пустит тебя туда.
– Мне никогда и в голову не приходило посмотреть на это под таким углом, – признался Чарриер. – А ведь и правда, по ту сторону ты не можешь взять ни деньги, ни власть, вообще ничего. Получается, что в течение всей своей жизни, если, конечно, веришь, что все продолжится, ты должен совершать благие дела.

– Мой отец совершил великое дело, он защищал принципы нашей веры и нашей культуры, а посему должен был умереть в мире с самим собой. Любой туарег согласился бы жить и умереть так же.
– А что, туареги действительно верят в существование рая? – неожиданно поинтересовался Ален Гита. – Вы думаете, что где-то там, на небесах, есть место, где полно снеди, музыки и красивых женщин, как утверждает ваш Магомет?
– И да и нет… – ответил Гасель Сайях.
– Простите, не понял.
– Точно так же, как ад, рай и существует, и не существует.
– Говорю же, не понял.
– Рай существует для тех, кто верит в него.
– А для тех, кто не верит?
– Не существует.
– И с адом так же?
– Да.
– Как это?
– Да все очень просто… Если ты чтишь законы Аллаха, твоя душа попадет в рай. Если не выполняешь законы Аллаха, твоя душа попадет в ад. – Гасель сделал небольшую паузу, как бы подчеркивая то, что собирался добавить: – Но если ты не веришь ни в рай, ни в ад, когда ты умрешь, твоя душа никуда не попадет. То есть ты просто умрешь.
– По-вашему, для неверующих не существует загробного мира?
– Не существует. Точно так же, как не существует для верблюдов, собак или коз. Если человек не верит в существование Высшей силы, то он опускается до уровня животного, а значит, и посмертная судьба его такая же: рассыпаться в прах.
– Не получив ни награды, ни наказания за свое поведение при жизни?
– Уподобиться животным – уже означает достаточное наказание, – заметила Лейла. – Было бы несправедливо наказывать кого-то за то, что он не выполнял Божьих указаний, когда не верил в Бога. Это все равно что наказывать за нарушение закона, о существовании которого тебе неведомо. Но в чем мы можем быть уверенными, так это в том, что даже ад, в котором очищают от грехов, в тысячи раз лучше, чем ничего.
– Как странно вы смотрите на жизнь.
– Скорее на смерть.
– Действительно, скорее на смерть, – согласился Марсель Чарриер. – Ну ладно, думаю, настал момент оставить метафизические дискуссии, которые все равно ни чему не ведут.

Что за странная жизнь у этих людей, если они пускаются в столь безрассудные авантюры? И что за жизнь у него самого, если он продолжает цепляться за прошлое, когда мир движется вперед с умопомрачительной скоростью?
Гасель не мог похвастаться образованностью, однако он унаследовал острый ум своего отца, а жизнь научила остальному.
Юноша, которому пришлось забрести сюда, соорудить вместе с братьями колодец, взять на себя заботы о семье, превратился в мужчину, а мужчинам свойственно заглядывать в будущее, хоть это и не самое приятное занятие.
Что ждет их всех?
Раньше у Сайяхов были домашние рабы и слуги. Но теперь они остались одни, слуги разошлись, рабам была подарена свобода.
Аиша была уже в том возрасте, когда давно пора рожать, да и ему с братом крайне нужны были женщины, чтобы делить с ними ночи в постелях. Но возможностей найти себе пару у них почти не было. Что они могут предложить, если весь их мир – это жалкий колодец, огород, три чахлых пальмы и дюжина коз вместе с верблюдами.

Бедность не замечаешь, пока не сравниваешь ее с богатством. Наблюдая, как французы доставали из своего автомобиля продукты, изумляясь роскоши их одеяний, он пришел к выводу, что жизнь его семьи и вправду была нищенской.
Но что он мог сделать?
Куда пойти, не имея ничего за душой? О легендарном Гаселе Сайяхе, Охотнике, все забыли, а сами они ничего из себя не представляют. Везде они будут париями – без денег и специальности. Годны-то лишь на то, чтобы ходить за скотом да грузить кирпичи, без малейшего шанса пробиться в тот мир, где люди умеют водить автомобили, управлять самолетами и обращаться с мудреными приборами.
Они безнадежно отстали от времени, и это время с каждым днем ускорялось все больше и больше.
Пропасть, пролегавшая между туарегами и остальными народами планеты, расширялась с невиданной скоростью, и Гасель Сайях, сын Гаселя Сайяха, был убежден, что попытка перепрыгнуть на другую сторону означала бы то же самое, что кинуться в бездну вниз головой.
У туарегов не оставалось другого выхода, как топтаться на одном месте, пока они не исчезнут окончательно, и Гаселю больно было согласиться с тем, что он принадлежит к потерянному поколению.

Огромные, воняющие бензином грузовики пересекали Сахару с севера на юг и с востока на запад, каждый из них перевозил груз, который был под силу не одному, а тридцати верблюдам. Так что и караваны уже стали большой редкостью среди дюн.
Надо же, непонятные приборы, летающие где-то выше туч, могут определить, в какой точке находится автомобиль, проложить маршрут! Выходит, и проводники-бедуины не нужны.
Самолеты могут преодолеть за час расстояние, на которое он сам тратил недели, и все, что он усвоил на опыте многих поколений своих предков, умещалось на трех страницах в книгах, доступных любому мальчишке-европейцу.
На базаре в аль-Рейми ему иногда удавалось приобрести старые книги. Он их с жадностью читал и перечитывал, и чем больше читал, тем больше приходил в уныние, так как понимал, что не было никакого способа влиться в новый мир, находящийся далеко-далеко за темными скалами и бесконечной пустыней.
Простое признание факта, что он превратился в некий вид живого ископаемого, настолько же бесполезный, как и окаменевшие моллюски, которые время от времени попадались в горах, ввергали Гаселя в глубочайшую депрессию.

Парень маленькими глоточками стал пить, а когда выпил последнюю каплю, сделал такой сильный вдох, будто хотел вобрать весь воздух вокруг.
– Никогда не смогу понять, как кому-то удается выжить в таком месте… – прошептал он. – Никогда!
– «Кому-то» и не удастся, – назидательно произнес Гасель, в голосе его слышалась улыбка. – Но мы туареги, и другого места для жизни у нас нет. Когда ты вернешься в свою страну – если вернешься, конечно, – скажи своим соотечественникам, чтобы не рисковали больше, отправляясь в пустыню. Эти ваши безумные гонки организованы нечестными людьми, наживающимися на таких, как вы. Они ищут свою выгоду, а вы для них – средство заработать побольше денег.
– Ты считаешь меня безумцем?
– В какой-то мере да. Разве не безумие в твоем возрасте, да еще при твоих возможностях, когда тебе ничего не стоит воспользоваться яхтой отца и насладиться путешествием в компании красивой девушки, зачем ты сюда полез?
– Красивые девушки и яхты – не самое главное в жизни.
– Тебе легко это говорить, потому что у тебя это есть. Если бы ты отказался от этого, чтобы принести пользу людям, – это было бы благим делом, а когда ты едешь в пустыню с целью пережить новые эмоции и заодно посмотреть, как людям живется в аду, то, скорее всего, Аллах накажет тебя, навсегда оставив в этом аду… – Гасель ненадолго замолчал, потом, покачав головой, добавил: – Наш Аллах милостив. Может быть, он продержит тебя в пустыне год, чтобы ты понял, каковы они – настоящие страдания, когда почти нет воды и еда скудна, а солнце безжалостно. Ты это поймешь и объяснишь другим, кто все еще горит желанием гонять по пескам.
– Год?! О нет. Спасибо, я уже усвоил урок.