The Habsburgs: To Rule the World

Пражский мятеж бы отчасти делом рук самого Виндишгреца. Раздосадованный приказом Латура направить часть чешского контингента в Италию, он разместил войска в вызывающей близости к Праге. В этой напряженной обстановке необычная литургия под открытым небом в ознаменование единства всех славян, которую вечером 12 июня отслужил сербский священник на старославянском языке, вылилась в восстание и вооруженное нападение на австрийский гарнизон. Толпа, собравшаяся у дома Виндишгреца, выкрикивала оскорбления. Затем началась стрельба, и одна из пущенных по окнам пуль убила жену генерала. С невероятной отвагой Виндишгрец вышел к мятежникам со словами: «Моя жена лежит в крови, но все же я добром прошу вас разойтись и не вынуждать меня обратить против вас имеющиеся у меня силы и полномочия». Распоясавшиеся негодяи потащили старого генерала к фонарному столбу, намереваясь повесить, но солдаты его отбили.

Правительства империи уходили в отставку одно за другим, поскольку были не в силах убедительно решать те проблемы, которые обнажились после падения Меттерниха. Вернувшись в Вену, Филипп фон Нойман застал там полный хаос. В конце марта 1848 г. он писал: «Вся государственная канцелярия расстроена до основания; всюду царят неизвестность и смятение; только Богу ведомо, какое будущее уготовано моей стране». Граф Коловрат, назначенный министром-президентом 20 марта, продержался месяц. Его преемник — не дольше того. Тем временем министр внутренних дел Франц фон Пиллерсдорф опубликовал проект конституции, который предполагалось обсудить в новом имперском парламенте, рейхстаге: он должен был состоять из выборных представителей и собраться в конце июня.

Свои последние месяцы немытый и неухоженный Карл провел в блужданиях по лесам, в забавах с волшебным фонарем, показывавшим истории благочестивого содержания, и в рассматривании останков своих предков в усыпальнице Эскориала. Единственной его задачей оставалось назначение преемника. Государственный совет во главе с кардиналом Портокарреро убеждал Карла назвать имя внука Людовика XIV Филиппа Анжуйского (в будущем — испанского короля Филиппа V). Совет руководствовался стратегическими соображениями сохранения мира на Пиренейском полуострове и защиты заморских владений Испании, но свою роль сыграли и денежные подношения французов. 28 сентября 1700 г. Карл в последний раз причастился. Три дня спустя он подписал поднесенное кардиналом Портокарреро завещание, горько вздохнув при этом: «Я больше никто». Но и после этого он, к изумлению врачей, прожил в мучительной агонии еще месяц.

Бургундский придворный этикет, по описаниям современников, сочетал в себе «обожествление, удаление и строгость», но в действительности дело обстояло сложнее. В XV в. бургундские герцоги ценили отстраненность, но отнюдь не хотели терять связь с подданными. Поэтому последний герцог Карл Смелый три вечера в неделю посвящал выслушиванию жалоб от бедняков, к вящей досаде присутствовавших при этом придворных. Формальное принятие бургундского дворцового этикета в Испании, состоявшееся в 1548 г. после нескольких недель переобучения дворцового штата, перенесло этот принцип в испанский королевский протокол. Даже в XVII в. короли Испании несколько раз в неделю выслушивали петиции подданных, а стража у дворцовых ворот была обязана беспрепятственно пропускать всех жалобщиков.

Задачами испанцев на Формозе были перевалка идущих в Китай грузов и защита Манилы от каперских атак. Кроме того, они конкурировали с голландцами за души неофитов, за намечавшуюся торговлю с Японией и за китайских работников для местных сахарных плантаций. Приток ханьцев с материка резко изменил этнический состав острова, где прежде доминировали коренные племена охотников за головами. В 1642 г., после артиллерийской бомбардировки голландцами форта Сан-Доминго, испанцы все-таки покинули Формозу. Однако за те десятилетия, пока там шла Тридцатилетняя война, на острове произошли демографические перемены, поныне остающиеся источником политической напряженности.

Габсбургская идея подразумевает вселенский характер, а это означает, что Габсбурги никогда не могли связать свою идентичность с каким-то одним национальным сообществом. Самодержавие Романовых, например, самоотождествлялось с русскостью, а Османская империя в конце XIX в. становилась все более турецкой, но центральноевропейские Габсбурги стояли выше национальностей. Их принципом было править так, будто они были правителями каждой из земель и каждого из народов, а не повелителями составного целого или одного национального сообщества. Но даже если бы они попытались действовать иначе, им помешала бы статистика, ведь в их центральноевропейских владениях ни одна национальная группа не составляла такого большинства, чтобы стать основой для формирования общей для всех идентичности.

Австрия была теперь не просто местом, но еще и страной, правителям которой предначертаны величие и могущество. В сущности, Австрия была вообще не страной, а смысловой конструкцией, объединившей темы империи, миссии, наследия и судьбы. Другие правители могли называть себя по своей основной территории: Бранденбургский дом, Саксонский дом и т.д. Но Австрия была не такой: она означала комплекс представлений о правящем доме, не зависящих от географии. И поэтому габсбургские князья, позже обосновавшиеся в Бургундии или уехавшие, чтобы принять испанскую корону, все равно считали себя членами Австрийского дома, какой бы слабой ни была их практическая связь с герцогством Австрия.