7 best short stories by Fyodor Dostoevsky

Давно тут ничего не писал, а жаль. Много книжек остались без моего веского "хы". Но это наверстаем.

Я начал новый год, как и планировал, с Достоевского. "Белые ночи" раньше читать не доводилось. Этот небольшой и непритязательный "сентиментальный роман" о мечтателе, конечно, сильно уступает зрелым творениям мастера. Действия почти нет, героев совсем немного: вышеупомянутый мечтатель, загадочная Настенька, неизвестный жених Настеньки и её слепая бабушка, которая держит внучку при себе, прикалывая её платье к своему булавкой. Описания Петербурга местами очень трогают, даже узнаются какие-то свои переживания, связанные с этим городом. А фразу "день печальный, дождливый, без просвета, точно будущая старость моя", я приберёг на будущее, когда захочется запостить в соцсетях пафосный (простите, сентиментальный) статус.

Вообще этот роман - о френдзоне. Более того, небезызвестный сир Джорах Мормонт из популярного фэнтези мог бы уступить свой неофициальный титул "короля френдзоны" герою "Белых ночей". Но, честно говоря, не очень-то его и жалко, ибо это "тип" без имени (он так о себе и говорит: "Я - тип"), в существование которого довольно сложно поверить. Даже несмотря на то, что такие "типы", наивные и испытывающие проблемы с социализацией, действительно существуют. И время от времени попадаются в руки таких вот Настенек.

Короткая повесть, в которой герой, закрывшийся от всего мира, обиженный на всех, человек низкий, совершивший поступки, которые он и сам считает низкими и недостойными, пытается анализировать собственные мотивы, мысли и чувства, и рассуждает из своего психологического подполья о противоречивой и бунтарской природе человека в целом. Откровенно и неприятно. Обличает, подталкивает задуматься, а не такие ли мы все в действительности, но не даёт никакой надежды, никакого выхода. Достоевского люблю, но здесь действительно всё депрессивно и мрачно.

Я бы не сказал, что мне это приятно слушать,
Но так уж вышло, - и ты снова изливаешь душу мне.
Я тебе явно нужен, нужен по-дружески,
В то время, как в моём животе бабочки кружатся.

Но этот мир, наверно, по-другому нарисован,
И потому моя персона снова во френдзоне.
В этой форме отношений нет резона,
Но я его нашёл, - и вот, мозолю себя по-новой.

Не жалею, что теперь я только человек,
Которому звонишь в два часа ночи.
Расскажу, что время лечит;
Закушу сильнее руку, больно не очень.

Припев:
Что бы ни случилось - я буду тебя жалеть,
Мой жилет впитывает твои слёзы уже столько лет.
И не перестану тайно тобой болеть,
Продолжая этот бесконечный балет.
(Та Сторона - Френдзона)

Встретились Он - одинокий чудаковатый Мечтатель, который

Он покидает свой дом лишь затем, чтобы посетить те места, где "был счастлив когда-то по-своему", любит "построить свое настоящее под лад уже безвозвратно прошедшему" и часто бродит "как тень, без нужды и без цели, уныло и грустно".
Он - 26-летний юноша, который понимает, что вся жизнь его - "ничто, глупый, круглый нуль", "одно лишь мечтанье".
Она - простая наивная 17-летняя девушка Настенька, вот уж два года как пришпиленная булавкой к платью своей бабушки, дабы сидеть смирно, не отходить ни на шаг и не искуситься, не поддаться соблазнам бушующего вокруг их маленького домика мира.

И был бы это союз двух молодых, неискушенных, горячих, понимающих друг друга сердец ("Я вас так знаю, как будто уже мы двадцать лет были друзьями..."), если бы не другой, Жилец ее бабки, что обещал год назад:

Жилец вернулся (хоть и успела Настенька по нему слез в жилетку Мечтателя пролить), они счастливы, а что же Мечтатель? А Мечтатель благороден - в его глазах все потускнело, но в душе нет зла, зависти, обиды, упреков, проклятий:

Небольшая книга, которую могут назвать нереалистичной, неудачной и малоценной, а ее героев - слабыми "людьми-орхидеями", но есть и те, кто проживет книгу, кто поймет тонкую душевную организацию героев, их излишнюю эмоциональность, порывистость и наивность и даже узнает в них себя.

Сентиментальности в повести действительно хоть отбавляй, особенно внешней, такой словесно-высокопарной, а вот любви мне в ней совсем не почувствовалось. Преобладало ощущение скорее болезненного отчаяния в желании найти хоть в ком-нибудь ту соломинку, за которую можно ухватиться и спасти себя от обстоятельств (для Мечтателя – от добровольного эскапизма, для Настеньки – от вынужденного). Какой бы романтической пеленой ни была окутана случайная встреча двух несчастных с причудливо похожей судьбой, она не может заслонить собой ощущения того, что они друг для друга абсолютно заменяемы (и ведь поэтому Настенька так легко отказывается от своих любовных признаний, и поэтому Мечтатель чувствует любовь к первой же обратившей на него внимание девушке – на месте предмета их любви мог бы быть кто угодно). Не любовь, но принимаемое за любовь стремление спастись, тем не менее, дарит покой обоим: Настеньке – в муках ожидания квартиранта (со стороны которого тоже, конечно же, не любовь, а долг и сострадание), Мечтателю – в построении новой, пожалуй, главной иллюзии в его жизни – иллюзии любви. И разве можно сказать, что этой иллюзии мало хоть бы и на всю жизнь человеческую?

И нет, Большой Брат не смотрит на тебя. А местная стена - не телекран. Это Достоевский заглядывает внутрь тебя. Пронизывающим, испытующим и проникновенным взглядом, словно ярким пламенем, освещает все потаенные закоулки сознания, разума, чувств и души. Но в "Записках" мы встречаем не совсем привычного Достоевского. Здесь психологизм прогнозирующий, анализирующий и устремленный взором в будущее. Если в остальных произведениях Достоевский слой за слоем раскрывал тайны мотивов, желаний, чувств героев и выводил формулу современного ему русского человека, то в "Записках" мы наблюдаем за логичным и последовательным рассуждением, которое пытается выяснить: "Сможет ли человек жить только доводами рассудка и логики и как ему совместить это со своими желаниями, выражающими его индивидуальность, на которую посягают общие выгоды."
Правильно, экзистенциализм на лицо. Но до Камю и Сартра еще почти столетие, а Достоевский уже затрагивал тему жизни здравомыслящего человека в тогда еще не названном "обществе потребления и общих благ." Тут вам и "Хрустальный дворец" на манер "О дивного нового мира" Хаксли, и фраза "Я-то один, а они все", которая характеризует всю философию и экзистенциализм XX века, и психологическая терминология, которую будет расширять Зигмунд Фрейд, оказавшийся под влиянием Достоевского. В общем, перед нами самое пророческое произведение Великого автора, размышления которого заходят намного дальше двадцатого века и продолжают быть злободневными и о сю пору.
И да, далеко не все замыслы, концепции и идеи были освещены и раскрыты мною. Но произведения, подобные "Запискам" после прочтения настолько поражают глубиной мысли, что заставляют ошеломленно озираться по сторонам и лишь восклицать, а тут, как вы понимаете, никакой стройности слога и вложенного лейтмотива быть не может. Все дело в том, что любая из этих мыслей, изложенная на бумаге, сразу теряет свою обворожительную загадочность и будоражащую сознание индивидуальность для каждого. Это просто нужно читать.

Неужели существуют такие душещипательные, чувствительные и осязаемые произведения, как "Белые ночи"? Не проза - поэзия! Глаза так мягко, непринужденно и свободно скользят по строчкам, словно читаешь нотную тетрадь музыки твоей души. В "Белых ночах" можно получать чисто эстетическое удовольствие, просто смотря поверх текста на этот мелодичный строй букв.

Питер. Середина июня. Лишь серая хмарь сумерек ложится на ясный и чистый небосвод. Из-за балюстрады набережной чуть заметно проглядывает отражение домов и фонарей с соседнего берега Невы. Завораживающий рисунок небесного купола освещает слегка одинокие улицы. Кое-где можно заметить бесцельно блуждающих, словно потерянных в этом мире и нашедших себя в калейдоскопе собственных грёз, прохожих. На питерских крышах и мезонинах домов собираются по ночам незримые обитатели этого прекрасного города - мечтатели.
Один из таких отшельников вдруг остановится посреди проспекта, безумно осмотрится по сторонам, ухмыльнется своему неожиданному открытию и снова отправится в бесконечное путешествие, сторожа покой его фантастичной реальности. Вот одинокая душа неспокойно содрогнулась под гнетом своей покинутости, прислушалась внимательнее и услышала зов позабытого всеми сердца. Ведь где-то неподалеку, оперевшись на ограду набережной, в беззвучных для всех остальных слезах страдает и истязается надеждами молодая девушка.

Сейчас, в такие светлые вечера, проходя мимо К-ого моста, можно увидеть очаровательную пару, нашедших друг друга в своем несчастии и одиночестве. На фоне томного света фонарей и преисполненного истомой запаха вечернего Санкт-Петербурга обманутая любовь молодой девушки изливается потоками откровений прямо в душу Мечтателя, который теперь не смотрит, а созерцает прекрасную душу в ее глазах. Два сердца, преисполненные счастья, теперь безмолвно наблюдают за неторопливым хороводом облаков.

Бой часов возвещает о наступлении позднего вечера. Она вдруг вспомнит как пришла сюда, часом раньше своего друга, в безнадежной мечте встретить того, который навсегда оставил в ее душе шрам, оскорбив юное и невинное сердце; и еле теплый уголек веры вновь поселится в ее надеждах. Прощаясь, они посмотрят друг другу в глаза, и Мечтатель признается себе, что не сможет выполнить данного ей обещания - он не может не любить, не может более оставаться в безмолвном забвении.

Пасмурный день пропитывает собой каждый переулок, каждую набережную, каждое сердце. Невыразительный небосклон словно тяжким грузом ложится на плечи прохожих, а немногочисленные огни Петербурга блекнут и тускнеют, уступая место безжизненному туману и хмурой серости. Набережная Невы вновь, как и в первый раз, принимает у себя эту пару. Случайный прохожий в тот момент мог стать свидетелем и отчаянного отречения и расскаяния; и страстного и порывистого признания Мечтателя; и их искренней радости и счастья; и обретения ими новой, доселе невиданной жизни.

Тучи тихо и незаметно сгущались, а на блестящей поверхности Невы началось легкое волнение. Последние, прощальные лучи солнца бликами на горизонте напоминали о скором приближении ночи. В небывалом душевном подъеме эта парочка шумно гуляла по улицам Питера среди редких прохожих. Но вдруг тревога прокралась в сердца обоим. Она похолодела, слегка затряслась, прижалась к нему и еле слышно, шепотом сказала: "Это он!" Одно мгновение - и она уже в объятьях того, кто предал ее надежды. Еще секунда - и прощальным поцелуем она одаривает Мечтателя. Но после - лишь бесконечное и тягостное течение времени. Смысл, наконец-таки обретенный им, - безвозвратно утерян. Дни сменяются днями без всякой цели. Ни один луч солнца не одарит его лица улыбкою. А вся жизнь Мечтателя теперь - нескончаемое и беспрерывное воспоминание о минувшем счастье.

С тех пор на этих улицах воцарилась тягостная и гнетущая атмосфера, словно здесь блуждают непримиримые души погибших. Жуткий вой ветра пронизывает до мурашек прохожих, а тяжелое предчувствие чего-то страшного караулит зевак. Здесь погибала мечта.

Я, пожалуй, впервые в затруднении, как же мне все-таки оценить конкретное творение Достоевского. Спрашиваю себя "понравилось?" - и не нахожу ответа. Потому что как может действительно понравиться, к примеру, учебник физики, анатомии или философский трактат? Вот так и здесь - вроде бы "Записки" - художественное произведение, но воспринимается скорее как учебник анатомии и физиологии человеческой души. Причем скорее патанатомии. Традиционно берет Федор Михалыч очередную человеческую душонку, встряхивает ее, вскрывает, обнажая все то патологическое, что обычно прячется от себя и от других. Но что касается моего личного восприятия - да, мозг воспринял, но эмоций никаких. Так что и оценка вот такая, как учебнику - нейтральная.

Весь мой багаж Достоевского-это «Преступление и наказание», прочитанное ещё в школе.
Я до сих пор боюсь читать Достоевского, боюсь не понять, боюсь не оценить признанного гения русской литературы.
Но эта книга попалась мне в руки в нужное время и в правильном месте. И не смотря, на то, что она не похожа на другие романы Достоевского (сам автор назвал её сентиментальным романом), мне захотелось ещё Достоевского!
Находясь в Санкт-Петербурге, мне хотелось читать о Петербурге…
Образ города занимает в романе так много места, что по праву может считаться действующим лицом. При этом здесь нет описаний конкретных улиц или домов, но так точно воссоздана удивительная атмосфера, присущая городу.
Мне очень близок по духу главный герой. Отчасти, в нем я видела частички себя. Достоевский даже не дает ему имени, называя его просто Мечтателем. Он погружен в романтические грёзы, которыми постоянно заменят действительность, он очень одинок.
Настенька-полная противоположность Мечтателя. Утонченная и романтическая красавица, юна и немного наивна.
Белые ночи - это ли не самое романтичное время для встречи? Ночи, которые изменили мировоззрение главного героя.
Можно только восхищаться чистой и бескорыстной любовью Мечтателя. Он готов пожертвовать для Настеньки всем и помочь устроить её счастье, даже не задумываясь о том, что при этом сам её теряет.
Можно осуждать Настеньку, играющую своими и чужими чувствами. При этом желание бороться за своё счастье, вызывает уважение.
Достоевский-романтик… Ни как не вяжется это определение с автором. Но этот коротенький роман, именно, романтичный, трогательный, нежный, безудержно печальный… И оставляет после себя горький, но с привкусом надежды осадок.

Начало этой истории было положено на детском балу накануне Нового года. Почетный гость Юлиан Мастакович познакомился с папенькой будущей богатой невесты, за которой уже отложено на приданое триста тысяч рублей. Прошло пять лет, "ей едва минуло шестнадцать, красавица была бледна и грустна, смотрела рассеянно; мне показалось даже, что глаза ее были красны от недавних слез" и она - невеста "маленького, кругленького, сытенького человечка с брюшком", Юлиана Мастаковича.
Какой разной может быть одна и та же ёлка для детей разных сословий. И, тем не менее, одинаково быстро закончится детство для дочери богатого откупщика и для сына гувернантки.