Девственницы-самоубийцы

70-е годы, маленький городок в США. Нам рассказывают о самоубийстве пятерых сестёр Лисбон - им было всего 13-17 лет, но мы видим происходящее со стороны, глазами мальчиков-подростков, которые доподлинно не знают, что именно творилось в жизнях девочек и могут лишь строить теории.
Они (мальчишки) теперь уже взрослые, но трагическая история не отпустила их, они до сих пор хранят вещи, связанные с девочками, до сих пор копаются в воспоминаниях.
Они говорят, что любили девочек, но на деле - скорее романтизировали (а иногда сексуализировали). Не очень-то старались понять их, помочь им, не воспринимали как личности - в их глазах сёстры были подобны ангелам, существам, пришедшим из иномирья и в раннем возрасте вернувшимся в него же.
Насколько поняла, автор не считает такое отношение к девочкам проблематичным, называет мальчиков в некотором роде романтиками-поэтами и для меня это как-то... немного грустно?
С другой стороны, бездействие мальчиков (как и бездействие взрослых) привело к печальному исходу - и насколько, в таком случае, важны слова автора о поэтичности? Ведь история всё равно остаётся напоминанием о губительности равнодушия, а то, что написана она с точки зрения незрелых, несколько одержимых мальчиков-теперь-уже-мужчин, даже делает проблематику острее.
Будь книга написана с точки зрения подростков, вопросов к рассказчикам возникло бы меньше: они совсем ещё юные, у них не развита в полной мере эмпатия, они не знают, как действовать в подобных ситуациях, их начинают интересовать девушки, их почти детские умы притягивает таинственность сестёр и всего с ними связанного. Не хочется сильно их обвинять, всё-таки они были практически детьми. Куда больше претензий возникает к окружающим-взрослым.
Но повествователям уже за тридцать - потому их не прошедшая одержимость воспринимается несколько нездорово, даже жутковато. Словно они тоже не смогли повзрослеть, зацементировались в травматичном юношестве.
Мы никогда не узнаем девочек по-настоящему, не поймём, что из написанного было правдой, а что - фантазиями всех тех, кто наблюдал за ними со стороны. И это пугает, потому что звучит реально - скольких трагичных историй можно было бы избежать, прояви окружающие чуть больше неравнодушия, попытайся разглядеть звоночки грядущего прежде, чем оно нагрянет?
Гораздо проще рассуждать уже после, ссылаясь на непроверенные детали, утверждая, что произошедшее было предначертано. Пытаться помочь в моменте - труднее.
Я шла в эту книгу за атмосферой: хотелось чего-то душного, липкого, с ароматом сладкого гниения и роями мух. Текст одарил меня этим сполна, он написан очень красиво и окутывает тягучей духотой с головы до кончиков пальцев.
Что же касается наполнения - оно спорное, советовать всем точно не стану. Кого-то будут раздражать повествователи, крадущие вещи девочек, обсуждающие их нижнее бельё и сексуальную жизнь, кого-то взбесят взрослые, допустившие случившееся, кому-то не хватит чёткости - повествование зыбкое, полное домыслов, напоминающее смазанные поблекшие полароидные фото. Кто-то наверняка (справедливо) скажет, что повествователям не хватает осознанности и саморефлексии. А мне нужно время, чтобы сформировать чёткое мнение. Пока что оно дрейфует.

Книга рассказывает нам о самоубийстве 5 сестер Лисбон. Первой была самая младшая Сесилия, возможно, девочка была психически нездорова, так как в книге  упоминается ее странное поведение, свадебное платье, которая она постоянно носила. За ней примерно через год кончают с жизнью остальные ее сестры. 

История рассказана от лица соседских мальчишек, которые вспоминают свое прошлое. Никто не может сказать, что на самом деле произошло в семье Лисбон. Известно только, что мать была строго нрава и очень религиозна. Она не разрешала девочкам лишний раз выходить на улицу, а после некоторых событий запретила ходить даже в школу и церковь. 

Для всех жителей города сестры были одним целым и многие их даже не различали. Никто не обращал внимания, что происходит в их семье (всем жителям было все равно и вроде как в школе должны были обратит внимание на то, что всех девочек сняли с занятий, но по какой то причине не сделали этого). 

Книга мне понравилась, я люблю истории, где нужно додумать, что на самом деле произошло и каждый видит историю по своему. 

Это история про нежность и стройные линии упадка, который сопровождается сладким запахом гниющих цветов и горящих листьев. Мы тоже дворами собирали и жгли опавшие листья, смотрели как искры летят в красное небо и чувствовали горлом надвигающиеся заморозки, будто зима, как подруга, уже приехала в город, но ещё не прислала смс, что готова пойти погулять. В этот момент мне стало как-то отчаянно хорошо и уютно.

Первые полкниги я пробыл в каком-то волшебном гипнозе. Евгенидис пишет так, что хочется напитываться его текстом, хватать ртом буквы и подражать им. Тут каждое слово на своём месте, а одно предложение может заменить пару страниц описаний. Это какой-то восторг, от которого в груди закололо. Оказалось, что я просто переел жирного, но где-то на задворках головы до сих пор есть убежденность, что это не майонез, а нутро восторгалось стилем.

Со второй половины книга начала немного утомлять. В тот момент Джеффри решил расширить диаметр повествования с квартала вокруг дома Лисбонов до жителей на задворках городка и их родственников. Да, они милые чудаки и живые личности, но у нас тут люди вешаются, ало, разверните камеру обратно.

А так, конечно, под видом исчезновения отдельной семьи автор рассказывает про кризис американских городков. Это не дочери самоубивались, а сносились целые кварталы. Это простои на заводах (если завод все же построили, а не забросили из-за недостатка финансирования) и забастовки, поминки по американской мечте. Это почти грустный приквел к «Эмпайр Фоллс», где смерть подростка — это отличный повод поставить ещё одну мемориальную лавочку на улице. Ведь тогда не было фейсбука, чтобы сменить там аватарку на скорбящую.

«Для большинства людей, — писал он, — самоубийство подобно игре в „русскую рулетку“. В барабане револьвера крутится только одна пуля. С сестрами Лисбон все иначе. Их револьвер был заряжен полностью. Одна пуля — давление в семье. Другая пуля — генетическая предрасположенность. Еще пуля — неблагоприятный исторический момент. Еще одна — неумолимый рок, тянувшая их вперед инерция. Назвать две другие причины сейчас уже невозможно, но это вовсе не значит, что отверстия в барабане были пусты».

Не посчитайте за спойлер, но эта цитата, как нельзя точно передает суть основного конфликта романа, финал которого сам автор вынес в его название.

Вообще, это очень смелый ход – попытаться увлечь читателя, с первых строк раскрыв ему главную интригу романа.

Зная финал, логично, что читателю будет интересны истоки причин.
И тут автор использует вновь весьма необычный прием – повествование от лица ненадежного рассказчика.
Во-первых, это воспоминания, о тех событиях спустя много лет.
Во-вторых, это некое «МЫ». Сегодня взрослые мужчины, а когда-то соседские мальчишки, сходившие с ума от сестер Лисбон.
И читателю, вместе с ними остается только догадываться, что творилось в душе изолированных девушек, видя только их внешнюю оболочку; наблюдать за затворничеством всей семьи в грязном доме, приходящем в упадок.
Автор не дает очевидных причин произошедшего, предоставив читателю найти их самостоятельно.

Я до сих пор для себя не сформулировала внятного вывода, понравилось мне или нет. Психологизм проблемы очевиден и пишет Евгенидис весьма недурным языком, но выбрав несколько отстраненную манеру повествования, автор и меня удержал на некотором расстоянии от романа – я не прониклась.

Миленькие! Да что ж вы с собой делаете? Зачем вам это? Не понятно. Конечно, обстоятельства сложились крайне отрицательно: глуповатая мамаша, которой проще запретить, чем разобраться, равнодушие сверстников, которые предпочитают наблюдать из-за укрытия, а не подать руку помощи. Ещё этот красавчик, который остыл сразу после того как добился своего. Все сволочи. Всё беспросветно, ничто не радует. И всё же. У всех девочек были свои увлечения, все мечтали о чём-то большем, хотели, пытались. Проще всего, конечно, сдаться. Мир такой разнообразный, в нём есть место для каждого, в нём есть всё, для того чтобы сделать каждого счастливым.
Это была какая-то очень особенная среда, где никто никому не помогал и все только наблюдали за крахом дома. Ладно, соседи предпочитали делать вид, что ничего не происходит, но социальные службы?
История оставила меня совсем равнодушной. Автор сам не понял, чего хотел сказать. Жили-были девочки, а потом все покончили с собой и никто не знает почему. Ну ок, будьте внимательнее к окружающим, но для такой мысли можно было куда более трогательную историю придумать.

"Do you know what it feels like for a girl
Do you know what it feels like in this world
For a girl"
Madonna "What It Feels Like for a Girl"

Мотив этой песни Мадонны крутился у меня в голове постоянно, как только я открывала книгу "Девственницы-самоубийцы".
Итак, Вы действительно хотите знать каково это быть девчонкой в этом мире? Джеффри Евгенидис позволит Вам заглянуть в щелочку наглухо закрытых окон дома Лисбонов. Но только не жалуйтесь потом, что вид немного затуманен, может это так от полного безразличия соседей к тому, что происходит у них на улице или от глухой ненависти матери девушек или от самоустранения от решения каких-либо проблем отца семейства. А может.. Это Вы? Кто ж еще смотрит на пятерых сестер Лисбон с полными слез глазами?
Пять девушек. Пять смертей. Первая пыталась привлечь внимание. Вторая, третья и четвертая пытались что-то изменить. Пятая просто задохнулась в этом мире.
Жестоко. Больно. Жизненно.

Конечно, чтобы быть в тренде, надо, наверное, объявить эту книгу спекуляцией на теме подростковых самоубийств и семейного насилия.
Только это неинтересно.
Чем дальше я продвигалась по тексту, тем сильнее мне казалось, что всё это лишь поверхностная шелуха.
Что-то не сходится.
То есть, безусловно, можно обсуждать и то, что на поверхности - безумную семейку, равнодушие окружающих, гибель девочек. Собственно, так оно обычно и происходит с семейным насилием - все всё знают, но спохватываются, когда уже поздно.
Только вот мы так никогда и не узнаем, почему покончили с собой сёстры Лисбон.
Потому что это на самом деле неважно, потому что смерть неотвратима и бессмысленна.
Какой-то древнегреческий рок, нависший над этой семьёй и уничтоживший.
Возможно, я и неправа, но у меня книга прочиталась именно об этом.
Поэтому совершенно не представляю, как её обсуждать.
Как в бездну заглянула.

Флэшмоб-2013, 5/15

Ангелы-самоубийцы. Сестры-самоубийцы. Ангелы Лисбон...
История завораживающая жутью, завораживающая под звуки рок-н-рола Люкс, кельтских пластинок Сесилии и коротковолновика Мери.
Ангелы, в одинаковых белых хламидах, с одинаковой чистой и закрытой от мира душой. Зачем? Кроме этого, больше вопросов не образуется. Наверно ангелов ничего не держало в этом мире, в мире который был слишком...слишком...слишком чужим им. Это был не их мир, Только и всего.
Вирус? Гены? Недостаток серотонина? Нарушения психики? Нет, просто им надо было в другое место, а это был самый короткий путь...
О чем это я? а, да... они прекрасны. Ангелы...Светлые...
Омерзительны их родители. Отчего они такие, почему. Наверное ангелам судьба страдать. Но все кончилось.
Снимаю шляпу перед Софией Копполой. Экранизация восхитительна.

(Не рецензия, так - заметка для себя).
Хотя поначалу отнеслась к этой книжке скептически, сейчас, спустя несколько месяцев, могу сказать: это одна из самых запомнившихся мне книг за этот год - и, возможно, одно из лучших произведений о взрослении, какие я читала, вообще. Потому что главное тут, в сущности, как раз именно это - каково быть тринадцати-, четырнадцати-, пятнадцатилетней девочкой (или мальчиком); эта жаркая духота, томление и фатальное, неизбежное "впереди" - страшное не своей неведомой сутью, а именно что фактом неизбежности; и предельное физическое напряжение - поэтому здесь все такое ощутимое, материальное, даже сам воздух, кажется, загустевает; и - "сейчас, в тринадцать лет, Джоул был ближе к знанию смерти, чем когда-либо в будущие годы" (с). Тут ведь, действительно, все больше про ощущения - даже сестер Лисбон вполне могло бы и не быть, они могли бы оказаться сном, миражом, галлюцинацией, привидевшейся в слишком жаркий и душный летний полдень; единственные доказательство их существования - тщательно задокументированные "экспонаты", реликвии святых мучениц от этой странной головокружительной поры. Лихорадочность, недосказанность, бессмысленность - пьянящая и подтачивающая; и жаркое лето, в буйстве красок которого вопреки (благодаря) всему явственно проступает осень, и от этого сжимается сердце. Исход был закономерен и предсказуем: тут не про "не помогли" (хотя, действительно, не помогли), не про "упустили" (хотя и впрямь упустили), не про домашнюю тиранию и не про удушающую атмосферу маленьких провинциальных городков. Для сестер Лисбон идея (не знаю, правда, применимо ли слово "идея" к этим полубогиням, жившим, кажется, полувегетативной жизнью) "вычеркнуться из зеркал" была простой и естественной: программа самоуничтожения, кажется, была заложена в самое их существо ("их" существо, как будто они были единым целым: Сесилия - открывающая, Люкс - замыкающая). А мы остались на берегу, ничего не понимающие - и одновременно слишком все понимающие, притихшие и посерьезневшие. И мы пошли в осень.
А те, кто по-прежнему недоумевает, возмущается и ищет виноватых, наверное, никогда не был тринадцатилетней девочкой.