Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть

Самая важная задача мозга – обеспечивать наше выживание даже в самых ужасных условиях. Все остальное вторично. Чтобы эту задачу выполнять, мозгу нужно: 1) сгенерировать внутренние сигналы, регистрирующие потребности нашего тела, такие как еда, отдых, защита, секс и кров; 2) создать карту окружающего мира, чтобы указать нам, где эти потребности можно удовлетворить; 3) сгенерировать необходимую энергию и действия, необходимые, чтобы туда добраться; 4) предупреждать нас об опасностях и благоприятных возможностях по пути; и 5) корректировать наши действия, основываясь на текущих требованиях (4). А так как люди являются млекопитающими – существами, способными выживать лишь группами, для всех этих первостепенных задач требуются координация и взаимодействие.

Существует три основных направления лечения: 1) сверху-вниз, путем разговоров, установления (восстановления) контактов с окружающими, а также осознания человеком того, что именно с ним происходит, с попутным переосмыслением воспоминаний о полученной травме;
2) прием лекарств, блокирующих нежелательные тревожные реакции, либо применение других технологий, которые изменяют то, как наш мозг систематизирует получаемую информацию; и
3) снизу-вверх: человек позволяет своему телу испытывать ощущения, которые в корне противоречат появившимся в результате травмы беспомощности, ярости или апатии. Оптимальная методика определяется эмпирическим путем для каждого отдельного человека.

Как мы уже видели, многие нейронные связи в нашем мозге трудятся над тем, чтобы помогать нам быть на одной волне с окружающими. Исцеление от травмы включает восстановление этой связи с другими людьми. Вот почему травму, пережитую в рамках отношений, как правило, сложнее лечить, чем травму, ставшую последствием дорожной аварии или стихийного бедствия. В современном обществе женщины и дети чаще всего получают психологическую травму от действий своих родителей или половых партнеров. Физическое и сексуальное насилие в детстве, домашнее насилие причиняются людьми, которые должны были любить человека, а не вредить ему. Таким образом, человек лишается самой главной защиты от психологической травмы: поддержки людей, которых он любит.

Когда люди, к которым он инстинктивно обращается за заботой и защитой, пугают или отвергают его, то он учится закрываться и игнорировать свои чувства (22). Как мы видели в третьей части, когда врагами ребенка становятся взрослые, на чьем попечении он находится, ему приходится искать альтернативные способы справляться со своим страхом, злостью или фрустрацией. То, что ему приходится разбираться со своим ужасом самостоятельно, порождает другие проблемы: диссоциацию, отчаяние, различные зависимости, хроническую панику, а также отчужденность и частые ссоры в отношениях. Такие пациенты редко видят связь между событиями, случившимися с ними в далеком прошлом, и их текущими ощущениями и поведением. Им попросту кажется, что они ничего не могут контролировать.

Облегчение может наступить лишь тогда, когда они смогут осознать случившееся и распознать невидимых демонов, с которыми им приходится иметь дело.
Хотя человеческий контакт и синхронизация с другими людьми способствуют физиологической саморегуляции, перспектива близости зачастую провоцирует у таких пациентов боязнь того, что им причинят вред, предадут или бросят их. Важную роль в этом играет чувство стыда: «Как только ты узнаешь меня получше, то тут же поймешь, насколько я презренный и отвратительный, и тут же меня бросишь». Неразрешенная травма способна нанести тяжелейший удар по отношениям. Если у человека до сих пор разбито сердце, так как ему навредил тот, кого он любил, то он с большой вероятностью будет зациклен на том, чтобы не допустить этого снова, и будет бояться открыться перед кем-то новым. Более того, он может неосознанно попытаться навредить этому человеку, прежде чем тот навредит ему.

Семрад не хотел, чтобы наше восприятие реальности оказалось затуманено псевдофактами психиатрических диагнозов. Помню, однажды спросил его: «Как бы вы назвали этого пациента – шизофреником или шизоаффективным?» Он задумался, почесывая подбородок. «Думаю, я бы называл его Майкл Макинтайр», – ответил он.

Семрад учил нас, что большинство человеческих страданий связано с любовью и утратой, а задача психотерапевтов – помочь людям «осознать, ощутить и принять» реалии жизни – со всеми ее радостями и невзгодами. «Наибольшим источником наших страданий является ложь, которую мы твердим самим себе», – любил говорить он, призывая нас быть честными перед собой относительно всего, с чем мы сталкиваемся. Он часто говорил, что люди не могут вырасти над собой, не зная того, что они знают, и не чувствуя того, что они чувствуют.

Люди не могут оставить травмирующие события позади, пока не признают случившегося с ними и не начнут распознавать невидимых демонов, с которыми им приходится бороться. Традиционная психотерапия главным образом сосредоточена на построении истории, которая объясняет, почему человек чувствует себя именно так, или как выразился в 1914 году Зигмунд Фрейд в работе под названием «Воспоминание, повторение и проработка» (32): «Так как пациент переживает [травму], словно она происходит в настоящий момент, наша первостепенная задача в рамках лечения – помочь ему осознать, что она произошла в прошлом». Рассказать случившуюся историю важно; без истории воспоминания застывают во времени, а без воспоминаний невозможно представить, что все может быть иначе. Вместе с тем, как мы видели в четвертой части, пересказ истории о случившемся вовсе не гарантирует, что травматическим воспоминаниям будет положен конец.

Тому есть своя причина. Когда люди вспоминают какое-то рядовое событие, они одновременно не переживают физические ощущения, эмоции, зрительные образы, запахи или звуки, связанные с этим событием. Когда же люди полностью вспоминают свою травму, они заново ее «переживают»: их захватывают сенсорные или эмоциональные элементы прошлого.

На протяжении ста, если не больше, лет каждый учебник по психологии и психотерапии твердил, что разобраться с неприятными чувствами можно путем их обсуждения. Тем не менее, как мы с вами видели, этому мешают связанные с травмой переживания.

Как бы много мы о себе и о своей проблеме ни знали, рациональный мозг попросту неспособен убедить эмоциональный мозг в несостоятельности его собственной реальности.

Меня не перестает поражать, насколько тяжело людям, прошедшим через немыслимое, передать суть своих переживаний. Им гораздо проще говорить о том, что с ними сделали – как они стали жертвой и возжелали мести, чем осознать, прочувствовать и выразить словами реальность своих внутренних переживаний.

Наши снимки показали, насколько устойчивым является их страх, а также как различные аспекты повседневной жизни способны его пробуждать. Они не смогли включить свои переживания в непрерывный поток собственной жизни. Они продолжили быть «там», не зная, как находиться «здесь» – жить полной жизнью в настоящем.