If It Bleeds

Главенствующую повесть сборника я оставила напоследок, как задумку, которая с большой долей вероятности выйдет мне боком. Так иногда отбрасываешь тягомотные дела в конец списка, чтобы они раньше времени не испортили тебе настроение, не превратили в Аида с горящей черепушкой. Смутное предчувствие складывалось по двум причинам: во-первых, я не читала цикл о Мистере Мерседесе и роман «Чужак». Не то, чтобы во мне взыграла боязнь спойлеров, ибо для меня Стивен Кинг – это не тот автор, чья сюжетная оригинальность оправдывает такие метания. В конце концов, подтекст - незаметная тень, отбрасываемая произведением – наше все. Скорее, тут включился перфекционизм, когда чтение повести вне знакомства с циклом приравнивается к попранию законов природы, с коим сравнится только книга, единственная на полке с перевернутым корешком. К тому же, в голове звучали гамлетовские диалоги по типу: «Имею ли я право быть здесь, давать оценку персонажам, когда они меня в первый раз видят?». Словно в спешке распахиваешь не ту дверь и оказываешься на чужой свадьбе или поминках: пригласить-то пригласят, но от косых взглядов будет несварение еще неделю. Следующим настораживающим элементом стала фаворитка «короля ужасов» – Холли Гибни, ради которой он так знатно откормил повесть, что она через дверные проемы не пролезает. Любовь видна издалека. С одной стороны, любопытно, почему автора привлекает ее образ и развитие ее истории, с другой, в потакании одному персонажу легко потеряться, стать банальным и перестать играть с ожиданиями читателя. Отчасти, так и произошло. Те, кто устремятся в "Будет кровь" за чем-то новым в заявленном жанре, наткнутся на табличку "Оставь надежду всяк сюда входящий". Анализируя повесть как нечто целостное после прочтения, видишь не интригующую мистику с элементами детектива, а эффектные декорации, на фоне которых главная героиня выигрышно смотрится с ее драмой. Что мы извлекаем из повести под конец? Холли стоически выдерживает схватку с чужаком (кто-то надеялся на иное?), понимает, что это не последний монстр в ее жизни, однако, как оказалось, у нее достаточно стальные яйца и психика для продолжения в собственном цикле. И это уникальный случай, когда чужака хочется вышвырнуть с экрана и любоваться только главной героиней. Что уж тут говорить, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сквозь просвечивающую ширму текста увидеть самого Стивена Кинга, не охотно двигающего сам сюжет, зато подмечающего каждый вздрогнувший мускул на лице Холли Гибни.

Неожиданно, такой "наплевательский" подход ко вселенной "Мистера Мерседеса" и "Чужака" добавил в будущее их прочтение больше интриги. Без того, чтобы вляпаться в кучу спойлеров за дверью, конечно, не обошлось: мне поведали о смерти дорогого для Холли человека и решающей схватке в пещере из «Чужака» (если что-то напутала – оно ик лучшему). Но это не стоит внимания. Любопытней всего взглянуть там на раннюю версию героини, где, по отрывочным сведениям, она серой мышкой пробегает через сюжет, особо не отсвечивая. Абьюзивные отношения с матерью уже прибавляют обнаженной ранимости, но насколько колоссальным был удар потерь в ходе предыдущих книг, мы узнаем только сейчас. С  первых страниц ее окружает аура тревожности; она натянута как струна. Бросается в глаза ее распланированный отдых, будто без четкой схемы с шоколадками и любимой телепередачей стены рухнут, и ее поглотит безумие. На руках все доказательства ПТСР и, в качестве бонуса, всепоглощающего чувства вины, беспомощности перед насилием, что давно расползлось кровавым пятном по всему миру. Тем не менее, Стивен Кинг не восхищался бы женщиной без выдержки и способности в кромешной тьме найти то, ради чего стоит бороться. Я зачарованно следила за многогранной Холли Гибни: там ее пульс несется скаковой лошадью, отбивая долгие минуты панического страха, здесь без колебаний бросается в бой, и ее хладнокровие и тактическая жилка помогает ей защитить близких, и каждый день смущенно глотает слезы, услышав нотки нежности в чьих-то словах. Виновник всех ее кошмаров никогда не избежит наказания, но мать, благодаря которой дочь возвела свою наговоренную ущербность в абсолют, никогда не получит по заслугам. Причем, Шарлотте Гибни, в отличие от чужака под личиной Чета Ондовски, не нужно прятаться за масками, если только не брать в расчет отлично сыгранную роль заботливой матери-всезнайки. За динамику их с дочерью отношений, пробирающих до мурашек, стоит налить Стивену Кингу стаканчик за свой счет. Гиперконтролирующая, за счет унижений дочери, упивающаяся своим авторитетом... стоит один раз взглянуть на их совместное Рождество или проанализировать неприятие Холли своей комнаты, как отпадет нужда в перечислении «голых» эпитетов. В момент их просмотра рождественского фильма я нутром чуяла в ней сущность Пеннивайза и живо себе представляла, как ее тело разрывают паучьи ноги в попытке задушить кричащую Холли. Кто-нибудь видит ее, непринужденную, за выпечкой пирога, или смахивающую пыль с игрушек в комнате дочери? Готова поспорить, у нее под одеялом есть все из набора «Пожилого оккультиста» или книжки по влиянию на массы авторства Адольфа Гитлера. Дом Шарлотты напоминает по энергетике логово маньяка, ее одержимость фарфоровыми фигурками не лучше фиксации на кошках и розовом цвете у Долорес Амбридж. Сложившаяся ситуация напомнила мне любимый мультфильм «Коралина в стране кошмаров», где девочка за свое подростковое бунтарство чуть не платит высокую цену. В обоих случаях встречается либо образное сравнение с паучихой, либо постепенное проявление истинного облика - мерзкой твари, мечущейся среди пустотелых мушек в поисках новой жертвы. Такая вот паутинка Шарлотты, где, в отличие от одноименной сказки, не найдешь сострадания и заботы. Творение Геймана было бы в разы ценнее, если бы оно не было таким однобоким. Ответьте нам, за какую дверку бежать от родной матери? Найдет ли закомплексованная девочка, притворяющейся зрелой женщиной, достаточную силу и поддержку, чтобы бороться с реальностью? Осталось перевести роман «Холли» или выучить английский язык – на что сейчас больше шансов?

Они садятся друг напротив друга. Шарлотта зажигает ароматические свечи. Столовая наполняется запахом лимонной травы, от которого Холли хочется чихать. Они чокаются маленькими стаканчиками с вином «Маген Давид» (настоящий отстой) и желают друг другу счастливого Рождества. Потом следует салат, уже заправленный напоминающим сопли фермерским соусом, который Холли ненавидит (Шарлотта думает, что она его любит), и сухая, как папирус, индейка, проглотить которую можно только с большим количеством подливы. Картофельное пюре комковатое. Переваренная спаржа вялая и отвратительная, как и всегда. Вкусный только морковный торт (купленный в магазине).
Холли съедает все и нахваливает мать. Шарлотта сияет.
Когда с грязной посудой покончено (Холли, как принято в этом доме, только вытирает; по мнению Шарлотты, она никогда не отмывает всю «пачкотню»), они перебираются в гостиную, и Шарлотта вытаскивает DVD с фильмом «Эта замечательная жизнь». Сколько лет они смотрят его на Рождество? Не меньше двенадцати. Дядя Генри мог процитировать каждую фразу. Не исключено, думает Холли, что и сейчас может. Она прогуглила болезнь Альцгеймера и выяснила, что невозможно сказать, какие участки памяти остаются нетронутыми по мере того, как постепенно разрушаются связи.
Прежде чем начинается фильм, Шарлотта протягивает Холли колпак Санта-Клауса... очень торжественно.
– Ты всегда смотришь фильм в этом колпаке, – говорит она. – С тех пор, как была маленькой девочкой. Это традиция.

Стивен Кинг не изменяет своим взглядам, согласно которым превратить солнечный день в программу «Выживалити» с одинаковым успехом способен и молчаливый сосед, любящий поглядеть в чужие окна, и родная мать, так резко орудующая спицами, будто проводит вскрытие воробья, и паранормальная сущность. На мой взгляд, в «Будет кровь» грань между человеческой сущностью и воплощением Зла, в нашем случае – Чужаком, - максимально стерта. Как на него ни взгляни, образ складывается заурядный: человек, не обязательно журналист, в чьих глазах загорается жадный интерес при виде чужой беды. Не в одном сериале мне встречалась мысль: «Истинная причина пробок не аварии, а люди, которые сбавляют скорость, чтобы обогатить день впечатлениями», отсюда, чужак – это порождение той нашей части, что алчет зрелищ со времен гладиаторских боев на арене Колизея. Скажем, человеческий идеал, только со знаком «минус». Поэтому, зная все о сверхъестественной природе Чака Ондовски, оценив его фокусы со сменой лиц, я не цепенела. Чаще передавалась именно нервозность от Холли, вдобавок, кульминационная сцена держала в напряжении физической расправой (похожий ужас загнанного кролика я испытывала в «Розе Марене»), и опять – ни единой реакции на специально подложенного поросенка, вдоволь нашпигованного мистикой. Любопытно с разных сторон изучать пищевую цепочку «работа СМИ – экраны смартфонов и телевизоров - общество», в которой чужаки занимают место падальщиков. Скользя взглядом по журналисткой атрибутике в повести, чуткие носы и по сей день уловят дымок от пожара, что вспыхнул в обществе на фоне Второй гражданской войны в Судане. Массовое бедствие тогда напоминало тысячи бочек с горючим, и одной спорной, с точки зрения морали, фотографии хватило для погребального костра. Фотографа приговорили к смерти (тут без двойных смыслов, профессиональное невезение толкнуло его в лапы депрессии, а через три месяца после получения Пулитцеровской премии – в могилу) за бросающийся в глаза скрытый смысл: люди увидели не только стервятника с перьями, но и человека по ту сторону фотоаппарата, с толстой кожей, ставящего силу композиции выше своего морального долга. «Девочка и стервятник» вскрыла трубы, по которым не одно тысячелетие текла отравленная вода, но, стоило разоблачению произойти, и все грехи, как всегда, свалили на исполнителей. Почему людям обязательно нужен пинок под зад в виде остросюжетных снимков для оказания помощи ближнему? Те, кто кричал громче всех, скорее всего, сами завороженно следили за течением терактов по телевизору, а потом, с наигранной серьезностью обсуждали количество жертв, словно речь идет о спортивных ставках. И стоило им осознать, что Дьявол проявил в нашем создании не меньше усердства, чем Бог, глазки так и забегали, заслезились, принялись считать дырочки в ажурной тюли. Чужак своими деяниями одновременно и насмехается над нашими грешками, и удобно притворяется одним из нас, чтобы легче было присоединиться к общей трапезе. Если бы Зло решило кого-нибудь послать к нам, дабы убедиться в целостности его ростков среди людей, то его наместник выглядел бы именно так –журналист, чье геройство при разборе завалов достойно Оскара.

                                                   "Стервятник и девочка" Кевина Картнера, 26 марта 1993 года

Реакция на фотографию в издании "The St. Petersburg":

«Человек, который использует камеру, чтобы снять идеальную картину детских страданий, сам становится хищником»

Настал момент присесть на дорожку (нет-нет, мой зад не коснется сборника Стивена Кинга, пожалуй, воспользуюсь обычным стулом) и вспомнить, все ли утюги отключены от сети, сложены ли пижамы по цветам в чемодане, как полагается, даны ли четкие бытовые инструкции детям с двумя картами-вкладышами и десятками ссылок на Уголовный Кодекс, которым я непременно воспользуюсь в случае их невыполнения. Ждет меня дальняя дорога к следующей книге, а пока резюмирую все сказанное по сборнику. В трех повестях из четырех меня не покидало ощущение, будто мы уже давно выросли, а дедушка продолжает совать нам леденцы. Слово, неизменно, на высоте, темы освящаются очень важные, однако подача не отклоняется от сценария, коему пятьдесят лет. Если быть откровенно честной и отринуть эмоции, результаты удручают. Против истины не попрешь - единственной ценной находкой в сборнике стала «Жизнь Чака», и, зная, что она квартируется в этой книге, я все равно готова сворачивать ради нее горы. Стоит ли ощетинить критиканские иголки? Обстоятельства чуть ли не вынуждают, чтобы в рецензии заработала присказка «Будет кровь – будет рейтинг»(на примере «Мары и Морока» я убедилась, насколько всех привлекает линчевание книжных имбецилов в прямом эфире), но Стивен Кинг никогда не попадет под мясницкий нож. У нас вечная любовь – что-то спускающая на тормозах ради всеобщего блага, избегающая вида крови, пугающая заряженными винтовками М-16 только мартовских котов, остальные же одиннадцать месяцев втыкающая в их дула гвоздички по примеру Ян Розы Кашмир. Вылитая хиппи, дитя цветов с косяком в зубах. До тех пор, пока Стивен Кинг продолжит в каждом послесловии желать мне как читателю всего наилучшего и напоминать, почему я не смогу дышать без хороших книг, я буду рьяным пацифистом. Никакого стремления раздувать из мухи слона - только свобода, любовь и нирвана.

                                                   Фотография Марка Рибу "Сила цветка", 21 октября 1967 года

Чем дальше в лес, тем толще партизаны, в моем случае – смутные сомнения и вопросы. С первого взгляда на «Крысу» я поняла, что повесть не уступит, а может и превзойдет «Телефон мистера Харригана», по избитости сюжетной и смысловой нагрузки. Тяжелое бремя писательского гения – очень многогранная тема. У творческих личностей постоянно то шарики за колесики заезжают, то кризис похлеще возрастного, то борьба с поклонниками, критиками, множественными альтер-эго, поэтому, чтобы истощить этот источник, надо изрядно постараться. Яблоком раздора послужила, слегка побитая мною в прошлой повести, мистика, будь она не ладна. Одному только Иоганну Гете хватило прикоснуться к теме заключения сделки с Дьяволом, чтобы избить ее до плачевного состояния, не говоря уже о Стивене Кинге и его крысе. Стоило только появиться ей на пороге, не менее побитой и покореженной, сразу в голове родилась мысль «Спорим, сейчас встанет на задние лапки и будет предлагать главному герою починить его подтекающий чердак по выгодной акции, вдобавок подключит обаяние спасенной золотой рыбки из советского мультика». Победный смешок после вопроса Дрю «Ты что моя золотая рыбка?» стал последним гвоздем в крышке гроба. Похожее чувство испытываешь, когда слышишь изобличающую оговорку по Фрейду или тяжесть признания самой себе, что любимый артист в художественном тупике без огня в глазах и попросту отыгрывает концерты как заводная обезьянка. То-то у него движения, словно у робота, - заданы настройками; повторяются от концерта к концерту. На это уже сложно закрывать глаза. И здесь мне придется согласиться с одним утверждением критиков нынешнего творчества Кинга: в прошлых работах декорации и спецэффекты выглядели солидно, сейчас другие времена – для тебя давно не секрет, что стелющийся дым по полу генерирует машина, скрытая занавесом, что палец остается на месте, какие бы гримасы не строил фокусник, и все происходящее – большое шоу с двумя антрактами. Либо Кингу надо повышать ставки, то есть отрывать руку, а не палец, пуститься во все тяжкие, будто «Оно» или «Кладбище домашних животных» написаны только вчера, либо продолжить изыскания в сторону «Жизни Чака» (с какой-бы стороны ни взглянуть на нее, детально или целостно – это своеобразный перфоманс). Мою любовь к автору такие косяки нисколько не умаляют.И заезженная пластинка бывает в радость, если исполнение не проседает.

Все же «Крыса» показалась мне странноватой, ее сказочность, в которой признался автор в послесловии, слегка ее изуродовала. Как бы я не пыталась найти что-то кроме соглашения с хвостатым Румпельштильцхеном (раз начали про сказки, то этому персонажу ближе сделки, контракты и важные нюансы в них мелким шрифтом) – все тщетно. Шапочки из фольги у всех имеются? Сознаюсь, в последний момент пришел на ум фильм «Звезда родилась» и похожее по смыслу поверье про детей, родившихся под созвездием Скорпиона, согласно которому появление на свет такого ребенка из-за их сильной энергетики приводит к гибели одного из родственников. Эл Стэмпер мог стать символической жертвой смены поколений на творческом небосводе. Импортозамещение вполне естественное, по законам природы: где-то убыло, а где-то прибыло. Дополняет теорию то, что роман о Диком Западе – долгожданный первенец у Дрю Ларсона, рождался в муках. Это отражается в шторме, осложненной простуде автора (аналоге родильной горячки), бреде, страхе смерти. Ему необходим роман, как глоток свежего воздуха новорожденному, и как новый смысл жизни тому, кто за все годы написал лишь шесть рассказов, так сказать, неудачных жертв аборта, если и дальше идти на поводу у сюрреализма Кинга. Так, круг Сансары замкнулся. Конечно, забавно читать о страданиях от того, кто наклепал целый выводок романов. Свеженький, как огурчик, и не запыхался. Концовка меня, конечно, убила. Не в характере короля ужасов на последней странице заявлять: «Случается всякое... Да, если подумать, все прекрасно». Дожили - читателя пугает не прикосновение хладной руки и «Дорогой» придушенным голосом, а внезапное умиротворение. Но намек понят. Встреча с говорящей крысой не всегда знаменует несчастье, иногда это знак свыше, чтобы протереть очки и почистить уши - раз, не принимать жаропонижающие таблетки за леденцы монпансье - два, завязать с алкогольным или наркотическим кайфом - три. А то в любой день реальность заменят картины Иеронима Босха, и страшно будет не только вам.

«Чем сильнее ритуализируешь подготовку, тем легче будет войти в транс»

Не будем далеко уходить от таинства рождения. Пока из уст в уста передаются наивные сказки об аистах – авиаперевозчиков живого груза, и лабораторию по производству пупсов, затерянную где-то в облаках, Стивен Кинг впервые для меня, и сотый раз в карьере, делится тем, что для читателей обычно остается за кадром. Для любого прохожего написание романа будет либо чем-то архисложным, либо настолько пустяшным и не выгодным, что дольше десяти секунд ваш разговор не продлится. «Король ужасов», само собой, идет дальше обывателей и раскрывает конкретные технические неполадки, которые возможны на этом производстве. Отдельные нюансы я заметила и у себя, когда нахожусь в самой гуще рецензии, и котел с фантазией опасно бурлит. Начну с идеи романа.Это такая дама с биполярным расстройством, которую хотят придушить все рэперы, но писатели целуют ей ноги. И не важно, сколько Аполлонов делали ей массаж ступней за прошедшие пять лет. Ее возвращение фантастично показано в повести. Замечу, что мне повезло приступить к чтению после просмотра «Интерстеллар»: голова кружилась в «сумраке вечной тьмы», и тут мне автор выдает поезд посреди улицы. Пришлось перечитывать, чтобы отделить реальную махину из «Начала» того же Нолана от плода воображения персонажа. Реалистично передан тот стальной магнетизм и контуженное состояние, сопровождающие приход идеи, дарованной свыше, не иначе. Похожее и правда бывает при пролете электричек, и, в одно мгновение, шума, зрительного и звукового, становится так много, что все теряет четкость. Замысел – это взрывная волна, которой ты бросаешься в объятья. В дальнейшей писательской горячке Дрю Ларсона я видела себя. Так, в мыслях вся конструкция идеальна, но порой на бумаге слова закостеневают, они словно отбирают у тебя карту и выбирают маршрут по своему вкусу. Бронированный паровозик, так еще и своенравный. Тяжело мириться с невозможностью сохранить объем задуманного, переводя все в плоскость, сохранить первозданность. Но вот самым утомительным становится перебирание в голове каких-то устойчивых выражений и удачных формулировок вне писательских часов в сопровождении сомнений в своих силах. Подобным образом издевается только Интернет, которому хватает лишь одного упоминания предмета, чтобы завалить тебя рекламой о нем. Что поделать... алгоритмы, они и в мозгу - алгоритмы.

«Крыса» с не меньшим успехом, чем прошлая повесть, манипулировала моими воспоминаниями,благодаря чему в отдельных эпизодах я видела долю комизма. Когда имеешь под боком дачный участок, окруженный лесным массивом, не приходится гадать, о чем может пойти речь. Знаком и ветхий домик, и незваные гости, только, если у Дрю Ларсона это лосиха, то в моем – наркоманы, ворующие мак у соседей. Несмотря на печальную перспективу лишиться не только головки мака, но и своей собственной, этот эпизод всегда вызывает у меня приступ смеха. Точно Лариса с Митяем из «Сватов» воплотились в жизни; она неотразимо льет ругательства, а он отчаянно, со стойкостью солдата продолжает волочить растения, вырванные с корнем. Стоит сказать спасибо ее несменному рассказчику и тому, что я не была тому свидетелем. Ночевки в лесу специально приберегу для «Девочки, которая любила Тома Гордона», а вот июльский случай с крысой ни за что не упущу, пускай придется ухватить ее за лысый хвостик. Как-то мы устроили семейную посиделку с ребрышками на гриле и музыкой – все по летней классике, - и тут на пороге появляется ОНА. Эпизод из повести чуть ли не досконально копирует наш за одним упущением: незваная гостья Дрю разжалобила, а нас, наоборот, превратила в инквизиторов, готовых устроить погоню с вилами. Удивительно, как американцы в ужасах не скупятся на глупость и нерешительность. То их убивают развязанные шнурки или не сгибающиеся ноги, то уверенность в том, что муж со дня свадьбы пахнет могилой и пускает слюни. Чего сразу паниковать? Начнет что-то отваливаться– тогда пораскинем мозгами. Неужели тихая жизнь им не по вкусу, и они не прочь подпустить свои страхи вплотную, дабы те дышали прямо в затылок? Поболтать с крысой, пропустить с ней стаканчик горячего питья с парацетамолом. Глаза-то какие добрые, благодарные. Смех смехом, а повесть, мнение о которой формируется из хрупких воспоминаний, которой бы не было без национальной привычки американцев лезть в каждую петлю, - сомнительное прочитанное.