If It Bleeds

Черт бы побрал эту студенческую жизнь, с каждым годом не скрывая своего злорадства, съедающая все больше времени, по моему мнению, специально отведенное мирозданием на единение с собой (не зря же я с первого класса школы возношу молитвы летней Троице). Прошлый «писательский» сезон начался шестого июня, и то, пришлось поднапрячься, дабы мозг смог без серьезных сбоев в системе переключился с режима «Выучить, зажать все дырки и донести до пункта назначения» на «Фантазию, художественную чуйку и красноречие, хлестающие изо всех дыр». И сейчас, ночью двадцать первого июля, я вновь открыла документ, будучи неуверенной в своем умении складывать слова в предложения, подбирать по смыслу прилагательные... С таким успехом, 2026 будет годом блэкаута, по типу того, что дедушка Кинг продемонстрировал в своей повести «Жизнь Чака». Придется принять правила игры и стать вечным пленником взрослости. Думаю, жизнь постоянно вынуждает нас перерождаться; каждый раз словно вспышка сверхновой. Приближаясь к концу - новому началу, наша внутренняя Калифорния распадается на части и тонет в Тихом океане, звезды подмигивают на прощанье, слезно умоляя отпустить, а в окнах появляется твоя и так несимпатичная мина, вдобавок награжденная усталостью, морщинами, и другими атрибутами «зрелости», «старости», а может и «смерти». К чему это я? Дело в том, что этот временной и личностный излом напрямую касается Стивена Кинга, которому в этом году задувать свечи с цифрами «78», и, как сказала одна дама, бежавшая во Флориду, спасая свой саксофон: «Три четверти века! Тут призадумаешься...». На мой взгляд, творчество любого писателя, добравшегося почти до вершины своего личного Эвереста, становится в разы интересней. Аналогия с выдержкой вина никогда не устареет: во-первых, три столпа органолептики (вкус, цвет и запах), несомненно, протерпят изменения, как и темы, поднимаемые писателем в разные периоды своей карьеры. И, самое очевидное, - наслаждаясь напитком, многолетним узником темного погреба, дегустатор не поместит его ниже нектара богов в своей шкале ценностей. Выдержанные года и здесь заслуживают почтения. Но, послушав мнения читателей, сложилось впечатление, будто Стивен Кинг – передержанное вино из Шпайера. Право называться «вином» оно не потеряло, красуется в музее, но на вкус лучше не пробовать. Кризис в отношениях с «королем ужасов», особенно на фоне его поздних произведений, не пользующихся особым успехом, пугает меня не меньше, чем высококонтагиозная болезнь. Достаточно ли двенадцати прочитанных книг, чтобы устать от автора? Станет ли тринадцатая, да еще и опубликованная в 2020 году, – тем самым осиновым колом в заднице вурдалака? Есть ли спасение от этой эпидемии, и так ли невыносим нынешний Стивен Кинг, по сравнению с ранним творчеством? Ну что ж, попрошу бокалы в студию. Будем попивать винишко... извините, дегустировать.

Без зазрения совести скажу, что начала я сборник "Будет кровь" с козырей, ибо ради «Жизни Чака» я и бросилась сюда, сломя голову. В текущем году писатель собирает богатый урожай по экранизациям, но именно трейлер фильма с Томом Хиддлстоном в главной роли зацепил меня своей нетривиальностью. Обычно в какую книгу Кинга ни ткни – все сведется к борьбе со злом в лице злобного клоуна, пьяницы-психопата, Стэна-читателя и т. д., где первый завлекает шариками и убивает, второй хлещет алкоголь, бредит и пробует убить, третья фанатеет и... не знаю подробностей, не читала (но суть, надеюсь, ясна). Не нужно раскладывать карты Таро, чтобы раскусить автора уже на стадии трейлера. И тут моя внутренняя собака Павлова впадает в ступор при просмотре эпизодов из «Жизни Чака». Сразу стало понятно, что произведение может и не великое в привычном нам понимании, но уверенно смотрит в этом направлении. К тому же, в нем предстает другая личность писателя, трогательная, приземленная, оплакивающая несправедливость времени, которому свернуть шею мы не в состоянии. Оно обрубает жизни, предписывает конец счастью и любви, но предательски продлевает страдания, нашептывает обществу законы, часто убийственные, как в «Зеленой миле». Помимо разума высказалось и сердце, куда навсегда попала сцена с танцем главного героя. Данный эпизод стал контрольным выстрелом и при просмотре трейлера, и при чтении повести. Так я и осознала свою нужду в очередной порции Стивен Кинга.

Первые секунды чтения произведения не обошлись без тихого «Я скучала» и прилива теплых чувств с нотками ностальгии. Все-таки, старина Кинг по сей день остается для меня спокойной бухтой, где можно пришвартоваться, устав от перемалывания закостенелых высокоинтеллектуальных романов. Единственным автором, чьи остроты понятны здесь и сейчас, чьи мысли не нужно разгадывать вечность, как улыбку Мона Лизы. Родителем, чьи двери всегда открыты. Теперь перейдем к отличительным чертам «Жизни Чака», ее специфике. Начнем с того, что завязка повести меня впечатлила, даже для тринадцатого раза. Читая первые двадцать страниц, я вдруг пережила жуткий кошмар матери троих детей, возвращающейся с работы домой, которая наивно полагает, что разрисованные обои – это потолок для ее чада, выше которого им не прыгнуть, а по итогу натыкается на чумазых детей в центре мини Апокалипсиса. И, судя по синяками и ссадинам на их головах, ими они пробивали не только потолок. Девять баллов по личному дерьмометру, сказал бы агент Джей. Писатель смело перечеркивает все свои шаблоны, ловко удерживает интригу и продолжает заводить читателя в центр лабиринта, где одновременно все начинается и заканчивается. Вторую фишку структуры повести оставлю про запас, сначала замечу, как же здорово Стивен Кинг прокачался по теме Интернета, стриминговых платформ, смайликов и прочих напастей современности. И как же мега-здорово он играет на слабостях человека XXI века. Например, освещая проблему истощения нашего эмоционального интеллекта через случаи, когда мы ограничиваемся короткой фразой и грустным смайликом для прекращения отношений, или делая из разрыва всемирной паутины катастрофу вселенского масштаба. Надеюсь, в будущих романах автор возьмется написать полный сценарий возможных мучений, в случае если стрела пронзит нашу Ахиллесову пяту. Паучихи точно от горя будут преждевременно съедать своих партнеров, остальное – на усмотрение Кинга и его фантазии (а в ней давно теплится идея о пауках, так что момент настал). Встреча с такими знакомыми до боли словами, как Netflix или YouTube, не только наполняет меня радостью внука, чей дедушка, оказывается, «свой в доску», но и напоминает о любимом художественном приеме писателя – превращать произведение в музей своей эпохи. История пишется на наших глазах. Также продолжаются и эксперименты в области любовных отношений. Ранее я видела гармонию и понимание в паре на страницах «Зеленой мили», абьюз в «Розе Марене», «тикающие часики» продолжающие тикать, несмотря на радикулит, в «Бессоннице». Теперь коллекция пополнилась историей Марти и Фелиции, существование которой не кажется таким уж безумным после просмотра «Сцен из супружеской жизни». Казалось бы, что вдохнет жизнь в отношения, трещащие по швам? Развод, конечно, вещь страшная для демографии, зато былые чувства эффективно реанимирует, буквально вытаскивает из могилы монстра Франкенштейна. Такая вот тайна "возрождающей молнии".

"У жен хорошо развита интуиция; у бывших жен интуиция работает, как высокочувствительный радар"

Та самая структурная деталь, оставленная на закуску, идеально вписывается в рамки представленной идеи. И чем больше я задумываюсь о концепции «от смерти к рождению, или от последней главы к завязке», тем меньше сомнений остается в моих прежних словах о величии этой повести. Стивен Кинг переворачивает с ног на голову наше понимание об анатомии сюжета, подобно Джону Фаулзу в «Любовнице французского лейтенанта», где автор не скрывает наличие кресла режиссера и продюсера под задом и полномочий Бога. В данном случае Стивену Кингу не обязательно делать произведение дико сложным в понимании, созывать симфонический оркестр, чтобы сказать свое слово, - ему хватает одного инструмента и тишины на сто страниц. Все романы, повести строятся согласно неписаным законам от начала к концу. Таким образом, мы наблюдаем развитие героя, порой от рождения до смерти, от первого необдуманного поступка до формирования четкой системы жизненных ценностей. Стивен Кинг правильно замечает: «Ждать – хуже всего». И в реальной жизни, и в книгах мы находимся в нервном ожидании заключительных аккордов, гнем спины на работе с целью обеспечить себе безбедную старость и достойную смерть, хотя бы в материальном плане, работаем киркой в мрачной шахте нашей души, чтобы однажды воссиять яркой звездой на небосклоне, найти смысл жизни и внутренний стержень, и через десять секунд (если бурлящий временной поток не смоет тебя раньше) погаснуть навеки. Поэтому Кинг в «Жизни Чака» призывает нас не совать свой длинный бессовестный нос в конец произведения, не считать главы до конца нашей истории, а пытаться наполнить до краев каждую прочитанную строчку, пройденный шаг или прожитый день яркими эмоциями. Главный герой повести, Чарльз Кранц, - один из миллиона муравьев в бетонном муравейнике, игрок из запасного состава, который всю свою карьеру просидел на скамейке и ни разу не внес значимую лепту в судьбу своей команды, умирающий в тридцать девять лет от рака, с классической подачи мог бы вызвать сожаление на автомате, абсолютно бесплодное переживание-паразит. Однако, в течение ста страниц на моем лице отражалось что угодно, только не боль и отчаяние. Я искренне смеялась, когда Чак стал звездой уличного танцпола, отплясывая под ритм барабанов. Редко доводится быть счастливым за КОГО-ТО, особенно в книгах.Тогда головные боли казались ему сущим пустяком, возраст и статус «важного клерка» –не помехой для наслаждения мгновением. Ирония скрыта в злосчастных девяти месяцах: неприкрытый намек на зарождение новой жизни спорит с пульсирующей опухолью в головном мозгу, высшей степенью произвола в, казалось бы, совершенном организме. И никакого чуда, божьего дара. Странным образом это перекликается с сестрой Чака, которая по стечению обстоятельств так и не появилась на свет, и потерей матери. Да и банеры с благодарностями Чаку больше похожи на поздравительные открытки ко дню рождения, чем на предвестники смерти. Эта «беременность» также заставит бросить работу, прислушиваться, как плод пытается вырваться из замкнутого темного пространства, пока он до дна не выпьет все соки из своего хозяина. Статус «сироты» главного героя, потом уход любимой бабушки тоже волшебным образом не омрачается слезами, так как на почве любой трагедии вырастает что-то новое. Без бабушкиной любви к музыке не было бы коронного покачивания руки в такт, не менее коронной лунной походки. Без танца и других сиюминутных безумств нет наслаждения от прожитой жизни, а значит и ранний уход из нее достоин только сожаления. Любовь во всех ее проявлениях побеждает смерть, поэтому после прочтения повести не хочется грустить, разве только из-за ее малого объема (я бы многое отдала за "графоманскую" версию второй главы). Только это и помогает смириться с тем, что ты увидишь во время визита в башню, "откуда видно больше, чем тебе хотелось бы". От раскрытия ящика Пандоры и вовсе лучше отказаться, но мало ли, найдутся такие смельчаки.

Второй день думаю только о «Жизни Чака» и не перестаю черпать из нее мудрость, латающей в моем мировоззрении кое-какие пробелы. Повесть мотивирует послать экономические и возрастные предрассудки в пах созвездия Большой Медведицы (координаты звездочки пусть отыщут сами). Способность зажигать себя и окружающих, как фейерверк, дышать полной грудью, не зависит от успехов в работе, будь ты хоть рядовым бухгалтером, как Чак Кранц, или успешным киноактером, и от того, сколько хронических заболеваний ты успел накопить к пятидесяти годам. Все сводится к свободному порыву. Помимо частных вопросов проступает тема важности судьбы одного человека в огромном мире. Здесь мне на ум сразу пришла песня одной из моих любимых групп –Linkin Park «One More Light», где есть такие слова: «Кого волнует, если погаснет еще одно пламя? На небе из миллиона звезд. Кого волнует, если чье-то время закончится?». Каким бы Стивен Кинг не был фанатичным тружеником и автором, чье имя точно войдет Зал славы литературного рок-н-рола, он остается живым человеком с привычными нам страхами. Как отразится его уход на писательском мире и его фанатах? Что он и его книги значат для каждого из нас, хватит ли нам сил сохранить по частичке его духовного наследия? Какие люди вылепили из бесформенного куска глины талантливого Стивен Кинга, чьим ободряющим словам и напутствиям он и мы должны быть благодарны? Разобьем эти вопросы на две смысловые линии (да-да, за два дня успела перемудрить). Третья глава представляет из себя проекцию погибающего сознания Чака Кранца с дорогими людьми, незнакомцами, мимолетное знакомство с которыми он ценит на вес золота, словами, поменявшими ход его истории. Сразу бросается в глаза масштабность катастрофы, ведь наш внутренний мир чрезвычайно сложен и уникален, и каждый человек значим и прекрасен по-своему. Отчасти эта параллель «смерть-бедствие» применимо и к родственникам умирающего. И в фильмах, и в частных случаях можно иногда подметить сравнение потери дорогого человека с землей, ушедшей из-под ног, или нехваткой кислорода, давлением пространства, словно кто-то посадил тебя в невидимый изолятор и откачивает воздух. Мир вокруг перестает быть прежним, какие-то оттенки он теряет навсегда. Удушливую безнадежность, ощущение близости конца и тревогу за это, испытывают и герои, что населяют сознание Чака. Бесчисленные самоубийства, люди, слоняющиеся словно призраки с глазами - бездонными колодцами, - тому доказательство. И последнее наблюдение связано опять со второй главой и тем, как писатель показал нашу неразрывную связь друг с другом. Кроме Чака в ней фигурируют еще два персонажа: уличный музыкант Джаред Франн и студентка Дженис Халлидей, для которых денек одинаково не задался. У одного барабаны, видимо, заиграли не с той руки, поэтому с деньгами и публикой как-то не везет, у другой – парень встал не с той ноги, и Дженис повезло вовремя развидеть в нем дегенерата. Через час они уже забудут о своих проблемах и с детской непринужденностью будут мечтать о создании творческой группы и гастролях по всей Америке. «Драйв превратился в чью-то историю», заставил Чака остановиться посреди улицы, благодаря мастерству Джареда Франна, а тот, в свою очередь, обогатил истории десятка прохожих. И тут посмею сразу и согласиться, и не согласиться со словами, адресованными маленькому Чарльзу «Не мни себя главным героем – ты являешься им только в собственной голове». Вторая глава показывает, насколько мы важны друг для друга в создании нечто удивительного, где все в равной степени главные герои. Соприкасаемся орбитами, совместными усилиями плетем мимолетные мгновения счастья. И расходимся, чтобы когда-нибудь поблагодарить этих людей в своих снах. Я и сама хочу поблагодарить Чака Кранца за двухчасовое знакомство. Этого времени хватило, чтобы тебя полюбить и не желать отпускать. Но, не будем о грустном! Тридцать девять шикарных лет! Спасибо тебе, дружище.

"Человеческий мозг ограничен – это всего-навсего сгусток губчатой ткани внутри костяной коробки, – но разум не ограничен ничем. Его емкость колоссальна, его фантазия поистине беспредельна. Я думаю, что, когда человек умирает, рушится целый мир. Мир, который он знал и в который верил. Ты только представь: миллиарды людей на Земле, и каждый носит в себе целый мир. Миллиарды миров, созданных человечески разумом"                                                                     

P.S. Глазам своим не верю - уже двадцать первое августа. Или с возрастом теория относительности начинает работать и на Земле, или меня проглотил сборник Стивен Кинга, как Алана Пэрриша – игра «Джуманджи». Где-то моя сестра – многословность – оплакивает ограничение рецензий по количеству слов и разрушенную мечту об отзыве на целый сборник.

Когда из составляющих успеха повести "Жизнь Чака" я бы выделила простые, но важные истины лично для меня (70% в благодарность за снятие груза с души), бурный эмоциональный отклик (20%) и качество исполнения вместе с удовольствием «слышать» любимого автора (10%), то «Телефон мистера Харригана» такими рейтингами похвастаться не может. В этот раз львиный кусок «оценочного» пирога составило точное попадание в место, сплошь усеянное рецепторами тоски по прошлому, – мою память. Как говорится, взяли на слабо. Проделать этот фокус было раз плюнуть: время описано подходящее (2004 – год моего рождения и начала работы Крейга и мистера Харригана), порог сентиментальности у подопытной низкий, поэтому шансы на спасение были минимальными. У меня получалось ассоциировать себя с главным героем. До сих пор не потеряли четкости кадры из детства: в первом классе я стала счастливым обладателем телефона-раскладушки. Тогда казалось, что лучший способ его защитить – это упаковать в ярко-розовый чехол и держать его на шнурке поближе к сердцу. Я хотела сказать: лучший способ подать сигнал потенциальному вору. Памяти на нем, помимо примитивных игрушек, хватало только на две песни. День за днем скудный плейлист менялся, чтобы удивить девчонок во дворе. А вот наш первый серый компьютер с мегацефалией запустил мою первую волну помешательства на играх. Это был Марио, похожий на Гитлера в синем комбинезоне, строящего национал-социализм в Грибном Королевстве. Во время сражения со злобными шампиньонами я сама будто поедала галлюциногены, голова шла кругом, точно не Марио, а я выбивала ею монетки из плиток; сколько же истерик тогда было, мама родная... И будущее, где взрослая версия меня заканчивает школу, ездит в другой город и получает стипендию, казалось таким же далеким... да какой там – невозможным, чересчур безумным, чтобы осуществиться. Анемойя – так ученые окрестили грусть по временам, которых ты не застала, и ранние произведения Кинга не раз заставляли испытывать такого рода душевную боль. Нынешние сборники позволяют молодому поколению вспомнить уже свои былые деньки, разок побыть в роли очевидца событий. Тем не менее, ностальгия – вещь отличная, если только на ней одной не балансирует успех произведения в глазах читателя. Ею легко запудрить мозг, и тогда вся непредвзятость насмарку. Подумав на свежую голову, я решила особо не чествовать повесть, однако недельные размышления сделали свое дело.

Далее речь пойдет о более насущных темах повести. В моменте, при чтении, они не впечатлили новизной. «Жизнь Чака» может и стала гвоздем программы, но по сравнению с ней теперь все кажется вторичным. Впрочем, пару любопытных зацепок наскрести получилось. Пришлось пошариться у дедушки в огороде с огромной лупой.

Сюжет представляет на обозрение модель наставнических отношений между мальчиком по имени Крейг и его соседом, престарелым мистером Харриганом, количеством нулей на банковском счете смахивающим на героя из фильма «1+1», только без жажды хоть какой-то публичной жизни, и уж тем более романтики. Скорее призрак дома на холме воплоти, отчужденный и угрюмый, не желающий своим статусом «Жив, здоров» расстраивать «бедных родственничков» и заботиться о денежных вопросах. Впрочем, отдадим ему должно: каким-бы затворником не был мистер Харриган, духовный учитель вышел из него отличный. Мне любопытно поизучать тему наставничества, из-за повести Кинга «Способный ученик», чье прочтение не за горами. В ней выстраивается что-то подобное. Лишь одна возможна разница - в последствиях для неокрепшего ума и окружающих людей. Престарелый бизнесмен не сделал из Крейга террориста, наоборот, привил литературный вкус, воспитал стойкость характера, - опору, без которой он мигом бы стал грушей для битья у желающих потешить свое самолюбие. Его прижизненные советы стали для него одновременно и спасительным маяком, и когтистой рукой, что тянется из прошлого, из могильной тьмы, и не дает спокойно спать. Стоит заметить: взросление и воспитание проходило в обоюдной форме. И здесь вступает секретный ингредиент повести – сатанинское устройство, сотовый телефон и связанные с ним услуги в виде Интернета, звонков и прочих примочек. Эпоха телефонных устройств в какой-то миг просочилась и в их «большую деревню», и Крейг с мистером Харриганом, по сути, отражают всеобщее сомнительное отношение к чужеродным гаджетам. Одни ими восхищаются, другие – видят во всем подвох, и, как оказалось, не зря. Не на пустом месте, из последнего Стивен Кинг сделал успешного предпринимателя, ведь тот знает цену деньгам и важным сведениям, по типу курса доллара или стоимость акций на бирже. Тридцать лет назад ради них скупали журналы, либо включали «сарафанное радио», сейчас же информационный потоп из прорванных труб наводит на подозрения. Слова о настораживающей доступности информации мистера Харригана стали пророческими. Так, они предсказали зарождение платных сайтов, нашествие рекламных роликов. Это как предчувствовать беду при виде подтекающей плотины; капля за каплей в тебе переполняется чаша страха. Через отшельнический, по меркам богатеев, образ жизни Харригана и его речи с нами говорит Стивен Кинг. Ключевая его мысль – «Не мы владеем вещами, а вещи владеют нами», чем-то похожая на призыв не тратить свое время на глупые книги и глупых людей. И тут личный опыт не даст соврать: Интернет, каким-бы полезным в учебе он ни был, — это игла, с которой видимо, нам не суждено слезть. Слишком заманчиво для мозга – насытиться легко усвояемым контентом. Зачем лечиться книгами, если можно лежать пузиком кверху? Я уже не говорю об усилиях Золушки, что мы тратим на отличие фальсификации от правды, тонны словесного мусора... Телефонная связь с покойником напомнила частое явление, когда личность, особенно известная, становится жертвой новостей и социальных сетей. Кто сейчас не перемывает косточки умерших или не выкладывает фото частной жизни живущих и поныне? Опустим умерших, будем надеяться, на них это не отражается головными болями. Но, когда общество готово отдать четырнадцать миллионов за, размещенные в сети и журналах, снимки детей знаменитостей (Джоли и Питта), следует заподозрить помешательство. Мы вконец запутались во всемирной паутине вместе с мусором, что застрял в ней на века. Мистер Харриган, оценив все прелести телефона, поступает мудро. Не знаю точно, пользуется ли Стивен Кинг ноутбуком в своей работе, но вот его персонаж решил не подсаживаться на более сильнодействующий наркотик. Важно в нужный момент сказать «нет». Оставаться прагматичным, белой вороной, которая посылает мальчику по праздникам открытки с лотерейными билетами, чтобы научить его выжидать победу, а не довольствоваться легкими деньгами, читает выписанные журналы и классическую прозу. Такой человек не станет бросаться за всеми в туманную пропасть, чтобы потом разбиться за компанию. Постоит у края пропасти, поднимет бровь в недоумении и пойдет дослушивать книгу, в отличие от гаджетов, призванную спасать человеческий разум, а не убивать.

– Возможно, перед нами огромная ошибка, Крейг. Ошибка, совершаемая людьми, которые разбираются в практических аспектах вот этих вот... хитросплетений... не лучше меня самого. Возможно, грядет экономическая катастрофа. Возможно, она уже грянула. И теперь изменится то, как мы берем информацию, где и когда мы берем информацию, а значит, изменится и само наше мировоззрение. Как мы смотрим на мир. – Он секунду помедлил. – И как мы с ним взаимодействуем, разумеется

Следующий замысел повести на удивление связан с давней любовью Стивен Кинга к сериалу «Черное зеркало», чьим фанатом являюсь и я. Конкретно, меня волнует серия «Я скоро вернусь» о том, как женщина попадает в капкан информационных технологий, способных «воскресить» ее умершего мужа. Только вот безжизненная кукла с искусственным интеллектом не способствует примирению со смертью, она питается людской скорбью и не в ее интересах ее заглушать. Так все сводится в замкнутый круг, полнейшее безумие. Крейг из повести тоже скучает по мистеру Харригану, и его горевание выходит за допустимые пределы. Он звонит и посылает сообщения на тот свет. Главный герой сам ужасается мысленной картине: могильную тишину разрывает песня «Stand By Your Man». Это противоестественно до жути. Раз уж мы затронули мистическую часть повести, скажу так: она была до боли предсказуема. Через несколько минут после этих слов я, конечно, ощущала ватный комок страха где-то в области желудка, нервно оглядывалась в темноте по сторонам... впрочем, у меня как всегда – понтовые речи этакого «бывалого читателя Кинга» разбиваются вдребезги о мою слабую психику. Как я хотела взять свои слова назад, когда боялась перелистывать страницы, Вы бы знали... Парню удается не дойти до точки невозврата и вовремя остановиться в своем безрассудстве (сразу видно, кто воспитывал). Крейг осознал, каким страданиям подвергает душу Харригана, не желая отпускать значимого человека из своей головы и контактов своего еле дышащего телефона, делов-то - отправить горстку металлолома в последний путь. Попрощаться с ним у озера было ошибочным решением - Грета Тунберг вместе с подрастающим поколением лягушек вряд ли обрадуются порции свинца и ртути, но хоть что-то сделано. Пленник чужих мыслей и чужого мобильника, благо, только одного, взывал о помощи. Возвращаясь к автору, мне кажется, что данный смысл он сделал центральным в повести, и коронные мысли Крейга «Хочу, чтобы меня похоронили с пустыми карманами» он пишет от своего имени. Будучи личностью публичной и семейной, его могут задергать до смертной смерти.

                                                              Постер серии "Черного зеркала" - "Я скоро вернусь"