Блокадная книга

Из рассказа Ивана Андреевича Андреенко:
«В семье осталось только два мальчика – один постарше, другой помладше. Карточки у них есть. Отец на фронте. Мать погибла от голода. И они пришли на рынок продавать бушлат. Они пришли туда. У них мужчина купил бушлат за триста граммов хлеба. Ну, вот пришли домой и хлеб съели. А на другой день проснулись – бушлат-то, значит, они проели, а карточки где? А карточки остались в бушлате. Парень, который продавал, запомнил покупателя по бородке. И этот мужчина с бородкой пришел к ним. По карточкам – там адрес был написан – нашел, принес и отдал».

Из воспоминаний Лоры Михайловны (мама – Вероника Александровна Опахова):
«” - А какой была младшая сестренка, вы помните?

• Ну как же! Я помню, у неё такое состояние было, что она сидела и стригла бумагу. У неё мозоли на руках были от этого. Это, конечно, такое психическое состояние было у ребенка. Маленькая, четыре годика. Ей есть все время хотелось, понимаете? Когда ребенок есть хочет, он просит. А она не просила, потому что понимала, что взять неоткуда. Она сидела и стригла и рвала бумажки, то есть даже могла сойти с ума.
• Стригла до мозолей?
• Да, у неё пальцы были в мозолях. Когда мама отнимала у неё ножницы, она находила новую бумажку и молча начинала её рвать”.

а не потому ли сегодня человечество наслаждается красотами и богатствами архитектурными, историческими ценностями Парижа и Праги, Афин и Будапешта да и многими иными сокровищами культуры, и не потому ли существует наша европейская цивилизация с ее университетами, библиотеками, галереями, и не наступило бездонное безвременье «тысячелетнего рейха», что кто-то себя жалел меньше, чем другие, кто-то свои города, свои столицы и не столицы защищал до последнего в смертном бою, спасая завтрашний день всех людей?..

Казалось, хлеб, прежде всего хлеб, ну еще вода и тепло! И все говорили и думали, что все желания сосредоточились только на этом, на самом насущном. Ничего другого. Так ведь нет. В искушенном организме душа, страдающая и униженная голодом, тоже искала себе пищи. Жизнь духа продолжалась. Человек порой сам себе удивлялся, своей восприимчивости к слову, музыке, театру. Стихи стали нужны. Стихи, песни, которые помогали верить, что не бесполезны и не тщетны его муки беспредельные. И еще многое нужно, просто необходимо было ленинградцу. Живой голос брата по судьбе - осажденного Севастополя. И уверенность, что Москва устоит и отбросит танки Гудериана. И обязательно - больше, чем даже хлеб, вода, тепло! - необходима была надежда, свет победы в конце ледяного тоннеля...
По этому тоннелю люди и двигались, зажав в себе все, что могло казаться лишним, не главным.

Те, кто спасал, те, за кого кто-то беспокоился, кто из последних сил выполнял свой долг - работал - те, как ни странно, выживали чаще. Но выживали и всякие жулики. Анну Александровну Кондратьеву выдвинули в начале 1942 года заведовать райздравом и попросили прежде всего обратить внимание на детские ясли. И вот выяснилось, что кто-то разрешил "на базе яслей питаться ряду сотрудников". Получалось так, что дети умирали, а родственники сотрудников "питались"...
Среди людей происходила как бы поляризация. Либо поступать по чести, по совести, несмотря ни на что, либо выжить во что бы то ни стало, любыми способами, за счет ближнего, родного, кого угодно. Подвергались тяжелейшему испытанию все человеческие чувства и качества - любовь, супружество, родственные связи, отцовство и материнство.