Neapolitan Novels: My Brilliant Friend, The Story of a New Name, Those Who Leave and Those Who Stay & The Story of the Lost Child

Мужик засовывает в тебя свое хозяйство, и ты становишься мясным ящиком с живой куклой внутри.

Я впервые в жизни выезжала за пределы не только Неаполя, но и Кампаньи. Выяснилось, что я боюсь всего: боюсь опоздать на поезд, боюсь, что в дороге мне захочется в туалет и я его не найду, боюсь, что приеду, когда на улице стемнеет, и потеряюсь в незнакомом городе, боюсь, что меня ограбят.

Каждый день я повторяла себе: я такая, какая есть, и должна с этим смириться; я родилась в этом городе, в этом квартале, в этой нищей семье; я даю, что могу, и беру, что дают; я вынесу все, что мне суждено вынести.

Я попыталась объяснить ему, что подобные вещи невозможно измерить; нельзя сказать, что кто-то более красив, а кто-то менее, более привлекателен или чуть меньше. Просто одни люди мне нравятся, а другие нет, и это не имеет никакого отношения к тому, каковы они на самом деле.

Я чувствовала себя отчаянной и безрассудной, и мне это нравилось. Какая-то часть меня уже устала от вечного благоразумия.

Образ богатства теперь был иной, нежели в детстве: никакие сейфов, блеска монет и драгоценных камней. Теперь Лила смотрела на деньги как на что-то вроде цемента, с помощью которого можно скрепить все на свете, восстановив нарушенные связи.

– И что дальше?
– Все равно надо пробовать.
– Фернандо разозлится.
– Если не пробовать, ничего не изменится.

— Разве это плохо – разговаривать с другими? – пробормотала я.
— Хорошо. Но только когда есть с кем.

Наша жизнь была такой, какой была и всё тут; мы росли, считая своим долгом осложнить ее другим раньше, чем они осложнят ее нам.

от гибкого тела Лилы исходило нечто почти неосязаемое, что мужчины чувствовали кожей, некая неведомая сила, похожая на гул приближающейся бури. Это была зарождающаяся красота