Öine vahetus

Кресснер утверждал, что он никогда не жульничает.
Про меня этого не скажешь.
("Карниз")

Его мать ничего не говорит, только смотрит капсулы, внешне ничем не отличающиеся от любых других, разве что цветом (если бы так оно и было). Но, с другой стороны, она никогда не любила пышных церемоний. Не стала бы разбивать бутылку шампанского о собственный корабль.
("Женщина в палате")

Я вижу нескончаемые колонны самосвалов, заваливающие песком кефенокские болота, бульдозеры, превращающие национальные парки и девственные земли в плоскую укатанную равнину. Чтобы грузовики ехали себе и ехали.
("Грузовики")

На поля спустилась ночь. Вокруг Гатлина о чем-то шепталась кукуруза. Ублаготворенная.
("Дети кукурузы")

Втайне она давно ненавидела кукурузу и даже грезила, как однажды в сентябре, после знойного лета, когда стебли станут сухими как порох, она войдет в эти заросли с факелом в руках.
("Дети кукурузы")

В ту же ночь, все, кто достиг Возраста Искупления, молча вошли в заросли и отправились на большую поляну, чтобы получить высшую милость из рук Того, Кто Обходит Ряды.
("Дети кукурузы")

Мы спасаем наш брак, подумал он про себя, как спасали свиньи вьетконговские деревни.
("Дети кукурузы")

Искусство - это индивидуальное заболевание, страшно заразное, но далеко не всегда смертельное.

"Если семьсот обезьян будут семьсот лет стучать на машинке...то одна из них напечатает строчку Шекспира"

Когда романтик пытается сделать доброе дело, и у него эо не получается - его награджают медалью, когда же практичный человек достигает успеха - ему желают смерти. /Корпорация "Бросайте курить"/