Молчание. Рассказы и повести

Честно, сейчас чувство, что меня закидают камнями, но книга совершенно не понравилась. Может, верующим людям (хотя не люблю совершенно лезть в эти дебри) эта книга говорит о незыблемости веры, даже если ее со всех сторон пытаются пошатнуть. Но для меня это религиозная чернуха. Книга, в которой вообще нет ничего светлого и приносящего радость.
Я знаю, что не везде должны быть единороги, какающие радугой, но даже читая книги о маньяках, которые издеваются над жертвой, я не испытывала такое отвращение. Не спорю, что если книга вызывает какие-то чувства, то значит она стоящая, как минимум. Но я оцениваю не ее культурное наследие, а свое впечатление.
Отец Василий - сошедший с ума человек. По-другому и не назовешь. Да и в его ситуации остаться в крепком уме и здравой памяти вообще сложно. Сын утонул, жена спилась, дочка вообще злобная ведьма, жаждущая смерти всех. Еще и идиот родился, от которого меня просто жуть брала. Да и все остальные беды, которые на него сыпались не лучше.
Что я вынесла из этой книги? Нужно добавить в свой список запрещенных тем для игр религию.

Я думаю, что очень тяжело описать состояние человека в те дни, что он ожидает смерти. Это что-то меняет внутри и все видится иначе. И на каждого действует по-разному.
Я не представляю как автор смог войти в это состояние, прочувствовать за каждого героя и описать... Я сравнивала этот рассказ с Гюго, но тут не хватает деталей, не хватает осознанности за каждого героя. Их слишком много и о каждом описано вскользь. Мне не хватило этого повествования. Хотя сама тема очень впечатляющая и заставляет задуматься!

Счастье мне, что прочел эту книгу, будучи уже студентом первого курса. Хотя ещё со школьных лет она лежала у меня на полочке и ждала своей очереди. Прочел бы школьником- может и спать бы перестал по ночам. И неизвестно ещё, как надолго. Людям слабонервным и впечатлительным читать не стоит. Беременным женщинам и детям так же не советовал бы. А вот если вы литературный гурман, если вам по душе эстетика ужасного, если нравится пощекотать свои нервы- то возьмите не Стивена Кинга, Ни Эдгара По, ни Лавкрафта. Возьмите "Красный смех". Что такое все придуманные ужасы, чудовища да призраки, в сравнении с главным ужасом, рожденным землею- Войной. Едва ли о войне писали страшнее, едва ли писали сильнее, образнее. Мне не случалось читать ни у кого. Преувеличил ли автор ужасы войны? Ни мне судить- я не был на войне. Не был и автор- как я узнал впоследствии. Я был удивлен- когда читаешь, просто не подлежит сомнению, что писал человек, воевавший. Но оно вот как оказалось. Так может быть, он сгустил краски, если опирался лишь на чужие впечатления? Можно ли вообще преувеличить ужас, если льется кровь, если люди тысячами, да и миллионами убивают друг друга, таких же людей? Пусть для кого-то война и стала делом привычным, и самым обыденным. А ведь когда писалось это произведение, самые страшные войны в истории были ещё впереди. Не самое ли это большое безумие- убивать? Правители борются за свои интересы- кто для них- простые люди, простые солдаты? Только пешки. А они идут. И гибнут за чужие интересы, и убивают себе подобных. Потому, что их заставили, их натравили друг на друга. Им внушили ненависть к врагам, им не оставили выбора. Это ли не безумие? Как хотелось бы, чтобы книга эта перестала быть актуальною. Но она актуальна. Человечество по сей день не излечилось от безумия. И похоже не собирается.
Не только замысел, но и стиль делают книгу шедевром. Каждая деталь, каждый образ-метафора- все к месту, нет ничего лишнего и недостающего. Вместе с героями чувствуешь нестерпимый зной и тоску по дому, и невыносимую усталость, и слышишь жуткие стоны раненых, видишь кровь, обезображенные тела, оторванные головы.
Но самое жуткое начинается, когда действие переносится в мирный город, и повествование переходит в руки младшего брата. И не имеет значение, что война будто-бы далеко теперь. Она рядом. Она в душах каждого. Вот тут- действие все больше и больше уходит от реальности. Жуткие образы- символы, сначала только в мыслях и снах, затем сон уже не отличить от галлюцинаций. Грани размыты. Больное сознание пораженного жестокостью войны человека выписано великолепно, как если бы автор сам писал в припадке безумия. И читатель тоже как будто сходит с ума вместе с ним. Дальше- хуже, хуже, и в конце- уже придельная концентрация безумия и ужаса. Весь мир, покрытый трупами. Бред больного? Ах, если бы...Коли люди не одумаются, так и вправду может быть. Пиши-не пиши, убеждай не убеждай отдельный человек- и время идет и люди все воюют, изобретая все более страшные средства для убийства друг друга.
Красный смех...Кто? Что это? Этот образ стоит над всем на протяжении всего рассказа. Он не описан, он не имеет определенного облика. Но я его увидел. И он страшен. Книга не для всех. Большинству- не советую, но людям с крепкой психикой я советую читать. И окунуться в идеально выписанную атмосферу безумия и ужаса. Книга не оставит равнодушной и вы её не забудете. Ничего сильнее против убийства, ничего сильнее во славу мира и гуманности не писалось. Это и вправду так.

В моем представлении "война" овеяна романтизмом, даже после прочитанного Ремарка. Но Андреев окончательно свел на нет такое впечатление. Здесь нет нормальных героев: только сумасшедшие и мертвые.
А "красный смех" - он везде. Солнце красное, кровь красная, земля красная, люди с бессонными глазами - красные. В конце красный смех перестает быть аллегорией: он становится реально существующим героем, при всей своей сверхъестественности. Кажется у него нет тела, рук, ног. Хотя, нет... руки все же есть: щупальцы, забирающие рассудок в свою бездонную беззубую пасть.
Не ново и то, что война забирает и тех, кто никогда не держал в руках оружия. Их же постигает и сумасшествие. Им хочется убивать: "Нож - острый. Так почему бы не убить им?" И никак это не остановить. Людей по сути и нет вовсе: одни мертвецы и призраки. Даже без войны. Хотя, что там - война идет всегда. И сумасшедших всегда много. И Красный смех бессмертен.

Это книга о войне. О войне, не украшенной славными рассказами о доблестных подвигах. Войне, в которой не важно, кто сражается и за что, потому что ничто не стоит такой цены. О силе, которая убивает, калечит, ранит и сводит с ума.
И еще - о людях, беззащитных перед этой силой.
О солдатах и офицерах, которых волна ужаса перед кровью и смертью накрывает с головой, которых отупляет усталость, у которых нет сил уже видеть кровь и чувствовать боль, - которые сходят с ума. Это почти незаметно: они идут все в том же направлении стройными колоннами, сквозь невыносимую жару, и, как прежде, отдают приказы, дерутся и убивают, но глаза их, с расширенными, остановившимися зрачками, пылают безумным отчаянием. Но они не могут уже различать своих и чужих. Они проваливаются в галлюцинации. Они видят дом, закрывая глаза, и думают, глядя, как падают, крича, один за другим, их товарищи: "Почему же не спит сын?", потому что воспаленный разум не может больше думать о тысячах погибших.
Перед жестокостью войны не остается ничего человеческого: те, в ком не пробуждаются звериные инстинкты, становятся безумны.
И не вылечиваются никогда: приезжая домой искалеченными и надорванными, они все равно не могут думать ни о чем, кроме непрекращающегося стона боли над полями сражений, кроме смеха смерти - красного смеха обезумевшей земли, изрыгающей мертвые тела.

Это очень страшная книга.
Потому что это очень страшно - когда матери приходят запоздавшие письма от убитого сына. Очень страшно - когда мужчина-инвалид забывает имя жены; когда он пишет бесконечные строки сухим пером, не осознавая, что листы бумаги остаются пустыми. Потому что невозможно - видеть сотни искалеченных тел.
Это очень страшно - война. Хуже ничего быть не может.

Короткая повесть Леонида Андреева "Иуда Искариот" преподносит читателю иной взгляд на Иуду из Кариота, который предал Иисуса за 30 сребреников.

В этом произведении на первый план выходят метания героя, анализ мотивов Иуды, его искренняя любовь к Иисусу, он показан здесь умнее и проницательнее других апостолов, учеников Иисуса.

Принято считать, что Иуда - сугубо отрицательный персонаж, который предал Иисуса только ради денег, но Андреев показывает другого Иуду. Одна из мыслей, которая приводится в книге, заключается в том, что Иуда не мог не предать Иисуса, что это было предначертано для него свыше, через такую жертву он еще больше возвеличивает своего учителя.

В повести можно усмотреть различные вопросы, которыми задавался автор через своего героя. Например, можно ли предать ради любви, пожертвовать одним ради более высоких целей? Что есть предательство и всегда ли то, что кажется плохим - на самом деле таковым является?

В книге довольно тяжелая, гнетущая атмосфера, словно готовящая читателя к буре, которая должна развернуться. Монологи героев кажутся порой слишком пафосными, но передают отношение к Иуде других апостолов.

«Иуда Искариот» - это провокационная повесть, которая вряд ли понравится верующим людям и, возможно, заденет их чувства, но читать её было увлекательно. Небольшая, но насыщенная философской глубиной повесть заставит задуматься о многих вопросах, на которые искал в свое время ответ и сам автор.

Интересен факт, что именно под впечатлением этой повести Егор Летов написал песню «Иуда будет в раю»:

— Почему Иуда будет в раю? Скажи, пожалуйста, потому что он раскаялся, совершив суицид, или потому что он снял таким образом вину с остальных апостолов)?

— Читайте рассказ Леонида Андреева «Иуда Искариот».

"Ко всему-то подлец-человек привыкает" - писал Достоевский. И был прав. Адаптация есть способ организма или психики приспосабливаться к экстремальным условиям с целью выживания. Если человек остался жив, то он успешно адаптировался, пускай и результат может быть деструктивным для личности. В условиях войны человеческая психика сталкивается с постоянным чувством угрозы. Хронический стресс начинает пожирать человека изнутри, пока привычная структура жизни начинает разрушаться, заменяясь чем-то новым, истинно ужасным. Смерть дышит человеку в спину, психика ощущает это давление напрямую через постоянные прокручивающиеся пейзажи бессмысленной бойни, стремящейся поглотить тебя полностью и выплюнуть без остатка. Почему-то в голову лезет Босх. Триптих "Страшный суд", а вернее его центральная, одноименная часть, изображает грешников, подвергаемых самым разным пыткам. От этого еще более выделяется верхняя часть картины, на которой уютно расположился Господь, а по бокам Богоматерь на пару с Иоанном Крестителем. Возможно, даже у самой страшной бойни есть какой-то высший смысл, на который с высока смотрит кто-то или что-то, осознавая цель всего, то самое пресловутое "Зачем?". Может быть все и так, но и в этом нет никакого смысла для человека, ведь тот и не сможет в виду своей ограниченности понять что-либо, даже если эта истина, требующая подобной жертвы, откроется ему. Единственное, что остается - продолжать плыть по течению, по течению какой-то кровавой реки в какое-то неясное место, пока берега усеяны трупами тех, кто не смог, не адаптировался. Война всегда оставляет след в душе того, кто через нее прошел. Психике нужно привыкать, как-то приспосабливать механизм к текущим невыносимым условиям, ведь в противном случае конец окажется близок. И безумие, как ни странно, является закономерным результатом адаптации психики к невыносимой тяжести бытия в экстремальных условиях войны. Хронический стресс разрушает нейронные связи в гиппокампе и префронтальной коре, амигдала и симпатическая нервная система становятся гиперактивными - чувство угрозы становится вездесущим. Происходит нарушение баланса нейромедиаторов, что ведет то к психозу, то к перманентной тревоге, то к бесперебойной агрессии. Мозг подвергается значительным, неизбежным изменениям. Рамки дозволеного стремительно расширяются, а моральные ориентиры более не понятны зверю.

Рассказ Андреева как раз об этом. Основанный на восприятии современниками Русско-японской войны 1905 г., автор стремится выразить все то, что переживает человек, непосредственно являющийся участником этого ада. Солдаты, испытывающие на себе всю тягость текущих событий, мирно собираются на чаепитии. В центре - самовар. Но никто не смеется, никому не весело. Только один смеется парадоксальным смехом. А остальные не понимают, чего тот смеется. Каждый о своем думает, высказываются фразы временами, но и те со скрежетом скользят по тонкому льду, под которым одна бесноватость. И хороводы движутся под палящим солнцем, и шествие сие ведет к сумасшествию. И сотни раненых лежат у неизвестных дорог в оковах ночи, в унисон поют стон всеобщий, пока медики, прибывшие на помощь, тихо застреливаются от безысходности происходящего. И солдаты в штурме образовывают танец, завершающийся на нежно обвивающих колючих проволках, ехидно пытающихся захватить как можно больше неудачливых танцоров, которые затем цепляются за своих, дабы те разделили с ними веселую участь смерти. Все произведение буквально насыщенно такими образами. Можно назвать их мерзкими, ужасными, безумными, жуткими, но едва ли эти слова и им подобные смогут в точной степени описать все это, равно как и едва ли автор сможет во всей полноте описать войну, хотя, справедливости ради, у него очень даже хорошо это вышло - произведение ощущалось дико и мучительно. И вся эта полнота самых различных образов человеческого умопомешательства, заставляющегося всех обнажить клыки и дать волю своему внутреннему бешенству, сводится к единому образу, являющемуся квинтэссенцией всего подобного - к Красному смеху.

Русско-японская война стала настоящим ужасом в свои годы. Такая жестокость была вовсе невиданной доселе. Модернизация раскрыла свои карты уже тут, технологический прогресс получил в свои владения настоящую зону для тестирования своих открытий. Пулеметы, тяжелая артиллерия, броненосцы, мины активно вступили в оборот человекоубийства, хотя более успешными оставались старые добрые болезни. Бой мог длится несколько дней без какого-либо отдыха, лишенные сна солдаты соприкасались штыками под артиллерийский огонь, а как только тот заканчивался толпища раненых оставались лежать на своих местах. Войны и до этого были кровожадными, но начало 20 века определило дальнейшие тенденции, которые будут только нарастать, приближаясь к самому настоящему пику человеческой жестокости. Леонид Андреев испытывал страх перед гнетущим настоящим, поразительным в свой неумолимой жажде разрушения. Желая задокументировать свое отношение к настоящему в одном рассказе, он вряд-ли догадывался, что символическая абстракция одной определенной войны окажется очень подходящей для дальнейших исторических событий. Это было только началом. Красный смех продолжал свою экспансию.