Александрийский квартет: Жюстин. Бальтазар

He is a rare figure among the diplomats in that he appears to possess a vertebral column. For him the tiresome treadmill of protocol and entertainment — so like a surrealist nightmare — is full of exotic charm. He sees diplomacy through the eyes of a Douanier Rousseau.
He indulges himself with it but never allows it to engulf what remains of his intellect. I suppose the secret of his success is his tremendous idleness, which almost approaches the supernatural.

«Но как еще ты сможешь оценить человеческий поступок?»
«Его нет смысла оценивать, покуда нет критерия оценки мысли; ведь сами наши мысли суть деяния. А ошибки происходят именно тогда, когда мы пытаемся оценивать то либо другое по отдельности».

… там мы сидели и говорили, не виноватые ни в чем, но беседы наши были уже чреваты проблесками близости — они казались нам просто счастливыми знаками дружбы.

Изнуряющее чувство, будто лежишь рядом с прекрасной мраморной статуей, неспособной ответить на ласку обнимающей ее человеческой плоти. Есть что-то утомительное и извращенное в любви, способной любить столь искусно и в то же время — так мелко.

Посредственность его была его спасеньем.

А мораль — ничто, покуда она остается лишь формулой хорошего поведения.

...Я не встретил пока ни одного достойного учения, где жертва Богу не была бы отравлена чувством вины...все церкви и секты казались мне центрами самоподготовки по борьбе со страхом.

Все мы рохли и недоумки, когда речь идет о том, как строить собственные жизни, но если нужно встать в позу и произнести что-нибудь этакое о бытии и вечности, тут каждый из нас гигант.

Реальностей на свете всего лишь столько, сколько ты дашь себе труд представить.

Нас, художников, здесь ожидает счастливая возможность примириться посредством искусства со всем, что ранило нас и унижало в обычной жизни, и не бежать от судьбы, а заставить её пролиться истинным живым дождём – воображением.