Валькирия

Ой, щур, спаси меня, щур!

И затеплится вдали живой огонёк, протрубит серебряный рог, откликнется человеческий голос....Не может того быть, чтобы не отозвался...И раздвинет унизанные росою кусты, выплывет из тумана долгогривый уверенный конь, и выедет на поляну Тот, кого я всегда жду.

Все мы когда-нибудь превращаемся в старых собак, которым уже неохота лаять в лесу, задорно летя по жаркому следу, неохота встречать незнакомца, явившегося у ворот... даже нюхаться с красавцем псом, приведённым в гости... Остынут, подёрнутся пеплом ярость и любопытство, широкий мир потускнеет и сузится: был бы клочок сена в углу...

Из-за такой спины можно язык показать хоть целой деревне. Я этого делать, конечно, не собиралась, но всё-таки…

О грозе хорошо рассуждать тихим вечером, а лучше всего зимой у печи. Но не в бурю, когда разражается над головой то ли свадебный пир, то ли смертная битва, а ты только ждёшь, чтобы пала на виноватую голову десница гневного Бога.

Мне не найти Того, кого я всегда жду, потому что ни одна баснь ещё не сбылась

Род будет всегда. Всегда будут сыновья и отцы, хотя бы звали их кметями и воеводой. Или как-то ещё.

Злая совесть грызёт без зубов, её не уговоришь.

Всяк домостройничай, покуда живёшь у себя, а в чужой избе хозяина не учи.

– Зачем воину мужество, новогородец? – спросил вождь... – Чтобы женщина тебя, бестолкового, полюбила.