Лорд Теней

— Джулиан Блэкторн, - растягивая слова, сказал Фэл, едва взглянув на него. - Знаменитые парабатаи. Я слышал, вы двое устроили самое впечатляющее представление при Неблагом дворе.
— Уверен, Король просто не переставая восхвалял нас, - сказал Джулиан. - С чего вы вообще взяли, что мы знаем, где Аннабель или Черную книгу?
— В каждом Дворе есть шпионы, - сказала Этна. - Мы знаем, Королева послала вас найти Книгу.
Король должен получить ее прежде, чем ею завладеет Королева.
— Но мы пообещали Королеве, - сказал Джулиан, - И данное обещание нельзя нарушить.
Дилан заворчал, его рука сжала эфес меча. Он двинулся так быстро, что на мгновение контуры его тела стали одним размытым пятном. - Вы – люди, и вы – лжецы, - он сказал. - Вы можете нарушить любое обещание, которое дали, и нарушите, ради ваших жалких жизней.

- Вы ищете Аннабель?
— Ради книги, - ответил четвертый Всадник, его голос был суровым и глубоким. - Скажи нам, где она, и— У меня ее нет, - сказала Эмма. - И у Джулиана тоже.
— Она лгунья, Дилан, - сказала женщина, Этна.
Его губы искривились в презрительной усмешке. - Они все лгуны, нефилимы. Не держи нас за
дураков, Сумеречная охотница, или мы развесим твои внутренности на ближайшем дереве.
— Рискните, - сказала Эмма. - Я срублю дерево и вобью ветки вам в глотки, так глубоко, что их будет видно из...
— Ушей? - спросил Джулиан.

— Я Эйрмед, сын Маннана, - сказал он. - Мы дети бога, видишь ли. Мы намного старше, чем Дикая охота, и намного могущественнее.
Эмма тотчас осознала, что она услышала в их акценте. В нем отражалось не расстояние или
чужеземье, это был возраст, который тянулся назад, к началу мира.
— Мы ищем, - сказал Фэл. - И мы находим. Мы - искатели. Мы опускались под волнами, будучи в поисках, и поднимались над ними. Мы побывали у фейри, и во владениях, которые прокляты, и на полях битв, во тьме ночной и в свете дня. В наших жизнях была лишь одна вещь, которую мы искали и так и не нашли.
— Чувство юмора? - предположила Эмма.
— Ей следует закрыть рот, - сказала женщина-Всадница.

— Эмма? - Джулиан прислонился к кухонному островку. Капли воды стекали по его лицу, его волосы стали более кудрявыми от влаги. У него было выражение лица того, кто готовился к чему-то ужасающему, к каким-то кошмарным новостям.
— Ты не проронила ни слова с тех пор, как мы покинули церковь.
— Ты в меня влюблен, - сказала Эмма. - Все еще.
К чему бы он ни готовился, но только не к этому. Он потянул вниз молнию, но его руки замерли на
середине. Она видела, как он нервно сглотнул, как судорожно двинулся его кадык. Но он только сказал:
— О чем ты говоришь?
— Я думала, ты больше меня не любишь, - сказала она. Она сняла плащ, потянулась, чтобы повесить его на колышек у двери, но ее руки дрожали, и оно упало на пол.
— Но это неправда, не так ли?
Она слышала его дыхание, медленное и тяжелое.
— О чём ты говоришь? Почему именно сейчас?
— Из-за церкви. Из-за того, что произошло. Мы сожгли церковь, Джулиан, мы растопили камень.
Он дернул молнию на куртке одни резким рывком и бросил ее. Она отскочила от кухонного шкафа и упала на пол. Рубашка Джулиана была мокрой от пота и дождя.
— Какое это имеет отношение к чему-нибудь?
— Это имеет отношение ко всему ... - Она замолчала, ее голос дрожал. - дрожал. - Ты не понимаешь. Ты не можешь…
— Ты права. - Он отступил от нее назад, повернулся посреди комнаты и внезапно резким движением схватил одну из чашек, лежащих на полу, и бросил ее. Она пролетела через комнату и разлетелась на осколки, ударившись о стену.
— Я не понимаю. Я ничего не понимаю, Эмма, я не понимаю, почему ты вдруг решила, что не хочешь меня, что ты хочешь Марка, а потом ты решила, что не хочешь и его тоже, и ты бросила его, как будто он был ничем, перед всеми. О чём ты, черт возьми, думала…
— Тебе не все равно? - потребовала она. – Почему тебе не все равно, как я отношусь к Марку?
— Потому что мне нужно было, чтобы ты его любила, - сказал Джулиан. Его лицо было цвета пепла в камине. — Потому что, если ты отказалась от меня и всего, что между нами было, лучше было бы, если то, что ты испытывала к Марку, значило для тебя больше, было бы чем-то настоящим. Но, возможно, ничто из этого никогда не будет для тебя настоящим».
— Не настоящим для меня? - Голос Эммы вырвался из ее горла с такой силой, что ей было больно. По её телу, внутри ее вен, казалось, пробегают электрические искры, покалывают ее, подталкивают ее ярость все выше и выше, и она даже не сердилась на Джулса, она злилась на себя, она злилась на мир, который сделал это с ними. За то, что она сделала себя единственной, кто знал, кто хранил отравляющие тайны.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, Джулиан Блэкторн! Ты не знаешь, что я сделала, каковы мои причины на что-либо, ты не знаешь, что я пытаюсь сделать ...
— Что ты пытаешься сделать? Как насчет того, что ты уже сделала? Как насчет того, что ты разбила мое сердце, разбила сердце Кэмерона, Марка? - Его лицо исказилось. – Что, я пропустил кого-то другого, другого человека, чью жизнь ты хочешь разрушить навсегда?
— Твоя жизнь не разрушена. Ты все еще жив. У тебя может быть хорошая жизнь! Ты поцеловал эту девушку-фейри…
— Это была иллюзия! Смена формы! Я думал, что это ты!
— О… - Эмма замерла на мгновенье на полуслове. – Ох.
— Да, ох. Ты действительно думаешь, что я полюблю кого-то другого? - спросил Джулиан. - Думаешь, я смог бы это сделать? Я не ты, я не хочу влюбляться каждую неделю. Мне жаль, что это ты, Эмма, но это всегда будешь ты, поэтому не говори мне, что моя жизнь не разрушена, когда ты не знаешь об этом ничего!
Эмма ударила рукой стену. На штукатурке змеились трещинки, вырвавшиеся из точки удара. Она
чувствовала боль только отдаленно. Беспокойная черная волна отчаяния поднялась, угрожая сокрушить ее.
— Чего ты хочешь от меня, Джулиан? - потребовала она. - Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Джулиан сделал шаг вперед, его лицо было будто бы высечено из мрамора.
— Чего я хочу? - сказал он. - Я хочу, чтобы ты знала, что это такое. Что значит подвергаться пыткам все время, день и ночь, отчаянно желая того, кого ты никогда не должен хотеть, кто даже не хочет тебя вернуть. Что значит понимать, что решение, принятое тобой, когда тебе было двенадцать лет, означает, что у тебя никогда не может быть единственного, что делает тебя по-настоящему счастливым. Я хочу, чтобы ты мечтала только об одном, и хотела только одного и была одержима только одной вещью, как я…
— Джулиан... - выдохнула она, отчаявшись остановить все это, пока не стало слишком поздно.
— … как я одержим тобой! - закончил он, почти бесцеремонно выплюнув эти слова. - Как я одержим тобой, Эмма. - Ярость, казалось, оставила его; теперь его била дрожь, словно он был в шоке. - Я думал, ты любишь меня, - сказал он почти шепотом. - Я не знаю, как я мог так ошибаться.
Ее сердце разбилось. Она отвернулась, чтобы скрыться подальше от его глаз, подальше от его голоса, подальше от разрушения всех ее тщательно продуманных планов. Она открыла дверь, услышав, как Джулиан позвал ее по имени, но она уже вышла из коттеджа в бурю.

— Приветствую тебя, Гвин ап Надд, сопровождающий могилы, отец убитых. - Он слегка поклонился.
— Магнус Бейн, - сказал Гвин. – Давнее знакомство.
Алек пнул Магнуса в лодыжку, вероятно, подозревал Марк, потому что Магнус не сказал что-то о
том, насколько это было давно.
— Ты мне нужен, Гвин, - сказал Марк. - Мы нуждаемся в тебе.
Гвин выглядел недовольным.
— Если бы я хотел, чтобы ты мог позвать меня по твоей воле, я бы сам дал тебе желудь.
— Ты позвал меня, - сказал Марк. - Ты пришел ко мне, чтобы попросить меня помочь Кирану, и
поэтому я спас его от Короля Неблагого двора, и теперь Всадники Маннана охотятся на моих братьев и сестер, а они всего лишь дети.
— Я вывел бесчисленных погибших детей с поля битвы, - сказал Гвин.
Марк знал, что он не хотел быть жестоким. Просто у Гвина была своя реальность – средоточие крови, смерти и войны. Никогда не находилось времени на мир для Гвина или Дикой охоты: где-то в мире всегда была война, и это был их долг - служить ей.
— Если ты не поможешь, - сказал Марк, - тогда ты невольно станешь слугой Короля Неблагого двора, защищая его интересы и его планы.
— Это твоя уловка? - мягко спросил Гвин.
— Это не уловка, - сказал Киран. - Король, мой отец, желает развязать войну. Если вы не выступите против него, он решит, что вы с ним.
— Охота не встанет на чью-либо сторону, - сказал Гвин.
— Стоит задуматься, кто поверит тому, что это правда, если сейчас вы бездействуете, - сказал Марк. - Никто.
— Охота может найти Ливви, Тая и Кита, - сказала Кристина. - Вы - величайшие искатели, которых
когда-либо знал мир, намного лучше, чем Семь Всадников.
Гвин слегка недоверчиво посмотрел на нее, словно не мог поверить в то, что она вообще говорила. Он выглядел наполовину польщенным, наполовину раздраженным ее словами. Киран, с другой стороны, выглядел впечатленным.
— Хорошо, - сказал Гвин. - Я попытаюсь. Я ничего не обещаю, - мрачно добавил он и исчез.

Он достал свое стило и принялся рисовать на каменной стене. Под его рукой проступала руна,
обрамленная крошечными языками пламени. Огонь. Но пламя быстро исчезло, поглощенное камнем.
— Коснись меня руками, - сказал Джулиан.
— Что? - Эмма не была уверена, что услышала его правильно.
— Это помогло бы, если бы мы касались друг друга, - сказал он вновь. - Положи свои руки мне на
спину или, может быть, на мои плечи.
Эмма поднялась позади него. Он был выше нее, и, подняв руки к его плечам, она почувствовала себя неловко. Она была настолько близко к нему, что чувствовала, как вздымалась его грудь, когда он дышал, могла видеть крошечные веснушки на его затылке, где ветер взъерошил его волосы. Его широкие плечи плавно переходили в грудную клетку, а затем в более тонкую талию и бедра, длинные ноги.
Она положила руки на его талию так, как будто она ехала позади него на мотоцикле, ее ладони
скользнули под куртку, но поверх майки. Его кожа была теплой под хлопковой тканью.
— Хорошо, - сказала она. От ее дыхания дрожь пробежала по его коже. Почувствовав это, она
сглотнула. - Приступай.
Она закрыла глаза, когда стило прикоснулось к стене. Его футболка пахла свежескошенной травой, что было неудивительно, учитывая, что он боролся в ней с пикси.
— Почему никто не захочет услышать? - спросила она.
— Услышать что? - выдохнул Джулиан. Его футболка приподнялась, и Эмма нашла свои руки
лежащими на косых мышцах его спины. У нее перехватило дыхание.
— Все заявления, о которых ты хотел бы рассказать, - сказала Эмма, когда смогла вновь ощутить землю под своими ногами. Теперь ее руки были запутаны в ткани его футболки. Она подняла глаза на вторую руну огня: эта была глубже, темнее, и обрамлявшее ее по краям пламя ярко светило. Камень вокруг нее начал трескаться.
И огонь погас.
— Возможно, это не сработает, - сказала Эмма. Ее сердце колотилось. Она хотела, чтобы все
получилось, и в то же время не хотела. Их руны были более мощными при создании вместе, так было у всех парабатаев. Но был предел этой силы. До тех пор, пока парабатаи не полюбили бы друг в друга. Слова Джема звучали так, будто бы их сила могла бы стать почти бесконечной – она могла расти, пока не уничтожила бы их.
Джулиан больше не любил ее, она поняла это по тому, как он целовал эту девушку-фейри. Смотреть на это было невыносимо. Но, возможно, это было лучшим для нее вариантом. Чем раньше столкнешься с реальностью, тем лучше.
Она обняла Джулиана, прижимаясь к нему, сомкнув свои руки на его животе. Ее грудь касалась его
спины. Она почувствовала, что он напрягся.
— Попробуй еще раз, - попросила она. - Медленно.
Она слышала, как его дыхание ускорилось. Его рука поднялась, и он начал рисовать другую руну
поверх камня.
Инстинктивно ее руки поднялись на его грудь. Она слышала, как стило царапает камень. Ее ладонь над его сердцем. Оно с силой билось о грудную клетку.
Сердцебиение Джулиана. Сто тысяч раз она слышала или чувствовала его, оно врезалось в нее, как скоростной поезд. В шесть лет она упала со стены, на которую карабкалась, и Джулиан поймал ее; они упали вместе, и она услышала его сердцебиение. Она помнила биение пульса на его шее, когда он держал Меч смерти в Зале Совета. Она бегала наперегонки с ним по пляжу, положив после пальцы на запястье и считая число ударов его сердца в минуту. Их сердца бились в едином ритме во время церемонии парабатаев.
Звук его бурлящей крови, когда он спас ее из океана. Размеренные удары его сердца, когда она положила голову ему на грудь той ночью.
Ее тело вздрогнуло, пораженное силой памяти, и она почувствовала, что ее энергия, пульсируя через нее, вливается в Джулиана, охватывая его руку, как хлыст, передаваясь через его стило в руну огня.
Джулиан резко вздохнул, опуская стило, наконечник которого светился красным. Он отшатнулся,
руки Эммы соскользнули с его талии; она чуть не потеряла равновесие, но он поймал ее, отталкивая от здания в сторону кладбища. Задыхаясь, они оба видели, как руна, нарисованная на стене церкви, проникает вглубь камня. Плиты над окнами треснули, а оранжевые языки пламени вырвались наружу.
Джулиан посмотрел на Эмму. Огонь искрился и потрескивал в его глазах, больше чем просто
отражение.
— Мы сделали это, - он прервал молчание. - Мы сделали это.
Эмма вновь посмотрела на него. Она сжимала его плечи чуть выше локтей, его мышцы были
напряжены под пальцами. Джулиан, казалось, изнутри пылал от возбуждения. Его кожа была горячей на ощупь.
Их глаза встретились. Джулиан, ее Джулиан, без единой тени на его лице, ничего скрытого, только
ясный блеск в его глазах и тепло во взгляде. Эмме показалось, будто ее сердце разорвало ее грудь. Она слышала тяжелый треск пламени совсем рядом. Джулиан шагнул к ней, и его близость расколола ее сознание от необходимости держаться вдалеке от него.
Раздался звук сирен, вой пожарной машины, мчащейся к церкви. Джулиан отошел от нее достаточно далеко, только чтобы схватить ее за руку. Они убежали от церкви, едва прибыла первая из пожарных машин.