Преступление и наказание. Идиот

Князь Лев Николаевич Мышкин едет на родину из Швейцарии, где несколько лет лечился от нервической болезни (эпилепсии). По дороге он знакомится с неким Парфёном Рогожиным, который рассказывает о даме своего сердца Настасье Филипповне. Этим же утром князь слышит это имя вновь уже у своего дальнего родственника и видит её портрет - красота дамы поражает Льва Николаевича. Чуть позже ему доведётся и лично свести с ней знакомство. Личность её оказывается столь же неординарна, как и внешность.

Досадно, что в школах изучают вовсе не те книги Достоевского, которые действительно могли бы быть понятны и интересны детям. Роман замечательно интересный, со множеством занимательных персонажей. Несколько затянутый, пожалуй, многие монологи можно было бы сократить в разы, а некоторых персонажей - вырезать. К примеру, мне кажется, что устранение Ипполита из романа пошло бы ему только на пользу, на сюжет он не влияет, а только ноет и портит всем кровь. Что касается других персонажей, то они все как бы не в своём уме, кто-то больше, кто-то меньше. Все основные действующие лица явно ненормальные - Настасья, Рогожин, Аглая, Лизавета Прокофьевна, генерал Иволгин. Пожалуй, самый нормальный из них князь, но он и правда идиот. Не в интеллектуальном смысле, и не в психическом, а в человеческом. Дурак он, и решения постоянно принимал дурацкие. А вернее всего для него было бы как можно скорее от всех этих психов уехать. Вернуться там в свою Швейцарию или ещё куда, да хоть бы в деревню жить перебрался, лишь бы подальше.

Отдельно хочется отметить богатейший и красивейший язык. Как же хочется разговаривать так, как говорили тогда люди - изысканно, правильно, безо всяких этих уродских англицизмов через каждое слово, как сейчас. Каждому косноязычному дебилу хочется подарить книгу Достоевского и заставить учить наизусть.

Сейчас досматриваю экранизацию Бортко - как же удивительно точно удалось ему передать ту атмосферу и характеры героев, как бережно он отнёсся к тексту оригинала. Всем советую после прочтения посмотреть.

Итого:
язык - 10/10,
увлекательность - 9/10,
герои - 10/10,
атмосферность - 10/10,
финал - 4/10,
аудиокнига (Владимир Ерёмин) - 10/10.

Первый раз после школы решил перечитать этот великий роман и, да, это кайф. Погружение в 19-ый век, все плоть от плоти того времени: характеры, мысли, витиеватая речь. Я читаю художественную литературу, чтобы переместиться ненадолго во времени и пространстве, чтобы заглянуть украдкой в чью-то чужую жизнь, почувствовать себя в чьей-то чужой шкуре. И Достоевский меня в этом не подводит. Ну а это, заслуженно, один из лучших его романов, несмотря на откровенно смятую, слитую концовку. Как обычно у Федора Михайловича, почти все персонажи пребывают в бреду и находятся на грани помешательства от голода, болезней или прочих стесненных условий. Но все эти персонажи настолько яркие и запоминающиеся, что до сих пор в театре ставят отдельные спектакли по жизни Катерины Ивановны или, например, Свидригайлова. Преступление и наказание - это сам по себе мощнейший пласт русской культуры, который трудно переоценить. А уж когда прочтение этого памятника отечественной литературы может принести ещё и удовольствие, то чего ещё остается желать?

Жаль, что нельзя давать сразу несколько оценок книге. Если бы такая возможность здесь была, я бы на вопрос "Оцените литературную силу произведения" написала бы, что этот роман - одно из самых гениальных произведений, которые я когда либо держала в руках. А вот на второй вопрос "Получили ли вы удовольствие от чтения?" я бы ответила "Нет".
Я не дочитала где-то 100 страниц. Ну не смогла я больше терпеть Аглаю Епанчину, которую мне всё время хотелось отхлестать по щекам. Не могла больше читать "последние мудрствования" Ипполита, которого хотелось схватить за шкирку и трясти до тех пор, пока вместе с остатками воздуха душа из него не выскочит. Не было сил выносить Ганечку Иволгина, который в начале романа даже уважение моё вызвал тем, что в огонь за пачкой денег не полез, а теперь взялся поносить всех и вся, включая терпеливого Птицына, на чьи средства жил. Не могла я больше смотреть, как князь Мышкин, в начале романа казавшийся мне таким прозрачным, светло-голубым камешком, красоту которого ты один и видишь (да, вот такая ассоциация...), постепенно теряет эту свою прозрачность, становясь всё более "заляпанным", захватанным (словно какими-то липкими грязными пальцами) чужими грубыми словами, обидными шутками, ехидным смехом.
Начав читать этот роман, я ушла в него "с головой", я читала его вслух (особенно монологи Мышкина), но потом, ближе к концу, я поняла, что что-то произошло, что-то изменилось, и не могу я больше получать от книги то удовольствие, которое она дарила мне в начале. Роман стал меня душить.
Великий Достоевский не открыл мне своего произведения до конца, дал, так сказать, домашнее задание. Может, через какое-то время я и смогу его выполнить, прочитав этот роман полностью и поставив ему высшие баллы уже по всем возможным критериям.

Когда я учился в школе, я никогда не читал те произведения, которые изучались на уроках. «Мастера и Маргариту», «Войну и мир», «Героя нашего времени» и т.д., я намеренно прочитывал летом, чтобы, придя в школу, мое мнение и ощущение уже было сформировано, сюжетные повороты были известны, а персонажи стали родными и близкими. Но иногда это не получалось просто из-за отсутствия времени или желания. Так получилось и с «Преступлением и наказанием», которое мы изучали в десятом классе: когда учительница рассказывала про Мармеладова, я, не вслушиваясь в ее слова, смотрел в окна и думал о том, когда закончится урок. Также мне мешало проникнуться мое раннее впечатление от Достоевского: прочитанные в десять лет «Белые ночи» отзывались в моем сердце плохими ощущениями.
Сейчас же я отношусь к Достоевскому не то, что лучше или по-другому: я будто бы открыл его для себя в первый раз. После прочтения «Бедных людей», «Униженных и оскорбленных» для меня Федор Михайлович стал уже близким и любимым писателям, хотя у меня были к нему претензии, были вещи, которые меня смущали в его языке или структурировании произведения. И вот передо мной оказался тот самый непрочитанный в школе роман – «Преступление и наказание». И с первых же страниц меня понес искренний читательский интерес: я не мог остановиться, и мне так хотелось все быстрее, быстрее помчаться по этим улицам и проспектам Петербурга. Я будто был невидимый свидетель метаний главных героев, их поступков и слов.
Именно этим захватом внимания Достоевский поразил меня в «Преступлении и наказании»: каждая новая сцена и глава скрывала в себе не просто продолжение истории Раскольникова, а раскрытие характера и личности героев произведения. Да и вообще, хочется отметить, что история преступления и наказания не является, на мой взгляд, в данном романе единственной главной и лидирующей: здесь стоит отметить и историю матери и сестры Родиона Романовича, ее взаимоотношений, как с Лужиным, так и со Свивдригайловым; беспечная обеспокоенность окружающими Разумихина и т.д. Это по-настоящему цельный клубок эмоций и персонажей, каждому из которых Достоевский уделяет особое внимание: он описывает не просто их внешность или чувства, так как в каждом движении, слове или поступке проявляется их внутреннее желание и устройство.
Хотя именно Раскольников становится центром, главным связывающим элементов всех персонажей: он привлекает их к себе, оставляет неудовлетворенными, погруженный в самое себя и в свои мысли. Именно эта черта личности Родиона Романовича и стала причиной как предшествующих, так и последующих событий преступления. На мой взгляд, он принадлежит к тому самому разряду людей, которые проводят большую часть времени в своем сознании, в своих мыслях и мечтаниях. Они сконцентрированы на оценивании окружающих людей и самих себя, построении новых теорий, гипотез и объяснений: почему они находятся там, где находятся; что их ожидает; что они должны для этого сделать. И Раскольникова беспокоит большей частью желание быть значимым в этом мире: для этого он должен быть отличным от других, должен быть не таким, должен быть другим. Он строит гипотезу о простых и необычных людях, принимая ее за истину, и основывает это разделение на кажущемся ему легким критерии: право устанавливать свои собственные законы, а равно и нарушать чужие, а следовательно и возможность убийства одного для блага тысячи человек. Ему хочется, чтобы он имел это самое право, право действия, право возможности, право смелости, которое после воспоют люди, которым он будет пользоваться без оглядки, не задумываясь. И именно этого противоречия, изначального в своих рассуждениях, бедный Родион Романович и не заметил: он задумывается о том, что имеет он право или не имеет, вошь он или не вошь, Наполеон или не Наполеон, сам же отвечая себе, что Бонапарте об этом даже не задумывался бы.
Раскольниковым оплакивается и обдумывается не убийство старухи-процентщицы и ее сестры, а совершенно другое: потеря мысли о себе, как об особенном, как о праве имеющем. Он повержен собственной слабостью, собственными ошибками и невозможностью принять это как должное, как не обдуманное. Его это будоражит и разочаровывает на протяжении всего времени. В своем измученном размышлениями состоянии, он доходит до мысли, что может быть чистосердечное признание покажет его инаковость, его отличие от других, но даже это оставляет все на своем месте, ничего не меняется, его право никто не признает, а его использование ни к чему не приводит: ни к улучшению собственного положения, ни к улучшению жизни других людей.
Его мать, Пульхерия Александровна и сестра, Авдотья Романовна, обожают своего брата и любят его безмерно. Они знают его таким, каким он им представляется в сознании: они желают ему только лучшего; готово отдать все свое последнее только, чтобы ему было удобно и хорошо; его мнение они спрашивают и воспринимают, как важное, необходимое для определения дальнейшего поведения. И пусть они не догадываются, что скрывается внутри их сына и брата, даже не зная этого, они замечают в нем изменения, его усталость, его растерянность в мыслях и поведении.
Но есть и еще одна женщина, которая любит Родиона Романовича, которая принимает его несмотря даже на страшное признание в убийстве не только старухи-процентщицы, но и ее сестры – это Софья Семеновна Мармеладова, которую в книге мягко называют Соня. Это чистое и прекрасное создание, которое даже не ассоциируется, не представляется, не соотносится со словом «проститутка». Она отдала все свое, свою невинность, свою жизнь для своего семейства (отца, его новой женщины и их детей). Она всегда с ними, всегда для них. Она не перестала быть мягкой, нежной и искренней. Ее вера никуда не пропала, и даже не собиралась пропадать. Соня Мармеладова стала моей любимой героиней, которой нельзя высказать свое внутреннее «фи», попытаться скрыть глаза и скрыться, как от грязи и черни (как это сделали достопочтенные дамы из дома, где проживала мачеха Сони, Катерина Ивановна).
Весь роман Достоевского отличается величавой театральностью: эти прекрасные декорации, описанные автором; диалоги героев; их поступки и слова. Но в романе присутствует и еще прекрасно очерченный уровень – уровень глубины, психологизма и эмоций. У меня никогда не было такого соотнесения с персонажами – я будто бы чувствовал ту же самую тяжесть мышления, бред и усталость Раскольникова; я будто был Порфирием Петровичем и пытался вывести Родиона Романовича на чистую воду; я ощущал эту нервозность и истеричность доведенной до полу сумасшествия смертью мужа и чахоткой Катерины Ивановны. Это поразительное умение Федора Михайловича проявилось в этом произведении в полной мере.

Когда я учился в лицее, кто-то из моих знакомых прочитав этот роман, пришел ко мне и сказал, что я ОБЯЗАН прочесть его, так как "главный герой очень похож на тебя". В ту пору это, пожалуй, не было лишено оснований.
Я очень удивился и пообещал, что прочту. С тех пор я еще не раз слышал подобные сравнения меня и кн. Мышкина, основным аргументом был наш с ним "идеализм", а потому я представлял себе Мышкина как в высшей степени человека одухотворенного, к его вышине хотелось стремиться. Последним толчком к прочтению послужило прочтение серии эссе германского писателя Германа Гессе о Достоевском и, в частности, о романе "Идиот" (отсылаю читателя к сборнику статей и отзывов Гессе "Магия Книги"). Прочитав, их я впал в неописуемый восторг. Можно сказать, что кн. Мышкин был выставлен там как некий "сверхчеловек", совмещающий и гармонизирующий материальное и духовное в себе, и, таким образом, ставший подобным богочеловеку (впрочем, о параллелях с Иисусом Христом и без этого отзыва написано много). Естественно я с огромным воодушевлением принялся за чтение.
С первых страниц Князь производил странное, двоякое впечатление. Слабый и больной на первый взгляд он в дальнейшем на протяжении почти всего романа виделся мне как человек чистый душой и благородный до невозможного, настолько отрешенный от "мира сего", что казалось, будто он присутствует во всем, вовлечен во все. Его любовь и терпение ко всем, даже к отпетым негодяям не только не казалось мне жалким, но скорее даже производило впечатление огромной внутренней силы. Особенно разительно он выделялся на фоне льстеца и порядочной сволочи- Лебедева, нигилистки настроенной молодежи и, даже на фоне дочерей Епанчиных, кои производили впечатление излишне детское. Впрочем, князь тоже был ребенком, но ребенком восторженным красотой, восторженным всем вокруг и плачущим, когда что-то рушилось. Таков же и в какой-то мере и Генерал Иволгин, и Коля, сын его.
И все же... при всем этом выставлении на показ духовной силы Мышкина я чувствовал в глубине меня какое-то странное предчувствие краха, катастрофы. Катастрофы даже не то чтобы в действии романа, а в моем восприятии. Первые тучи я увидел в сцене не столь значительной. Она изображает приход молодых нигилистов и авантюристов в дом к Лебедеву. Когда Князь начинает извиняться за мелкие оскорбления, хотя его публично унижают, за написанную этими негодяями лживую статью (хотя не понятно в чем он виноват здесь?), ко мне пришло столь мощное отвращение к нему, что я чуть было, не остановил чтение, но удержался, и не без усилий продолжил. В конце сцены мое отвращение все же было сглажено мыслью о том, что Мышкин ощущал превосходство над этой "босней", понимал, свою духовную силу, а потому вел себя деликатно и сдержанно, как следует себя вести людям великодушным. Но неприятный осадок остался. Дальнейшее чтение не приносило более никаких особых потрясений для меня до самого конца романа. Сцена, когда князь стоит на распутье, выбирает из двух женщин - одну. Она-то меня и поразила, она-то и вызвала во мне ни с чем не сравнимую ярость, настолько сильную, что на полях книги я писал гневные записки в адрес подлеца князя, который предал, несправедливо обошелся с любившей его женщиной. Да, пусть еще очень юной, а от того не разумной, да, порой насмехающейся над ним, да, поступившей глупо придя из ревности в дом к "той", но все же любившей его без памяти, доверявшей ему и от него одного не ждавшей предательства. Мало того, князь выбрал женщину злую, мучавшую и пугавшую его, женщину, которая из одного только тщеславия разрушившую его жизнь окончательно, и из тщеславия же заставившую его бросить свою невесту. Такой вопиюще не-благородный поступок, такая откровенная дурость. Такое предательство я не мог стерпеть. Я понял потом, что злиться на князя нет смысла. Слабые люди во всем слабы - и в дружбе, и в любви. Слабые люди всегда предатели. Князь же... не личность вовсе. Точнее он начинает ею становится, но после предательства он окончательно теряет разум и свое "я". Я не могу это рассматривать иначе как кару Всемогущего Бога. А потому я не злюсь на князя. Он просто слаб, но злюсь на себя, что позволил себе обмануться и предположить в нем человека благородного и чистого, молчавшего и терпящего боль с улыбкой от силы, а не оттого, что не может ничем ответить. Оттого мне и не понятно совершенно как им мог так восхищаться Гессе. Да, Мышкин не от мира сего, он вне его, он отрешен, но он слаб, как червяк, ему не достает силы и последовательности чтобы стать полноценным человеком, злым или хорошим - не важно, ведь врага и сволочь тоже уважать можно за силу их духа, за уникальность их личности. А Мышкин под конец вызывает у меня лишь презрение и брезгливую жалость.

***

Читатель, прошу, не суди строго мой стиль и резкость. Это старая рецензия. Когда я писал ее, я бы еще совсем юн.