Ваша оценкаТри повести Германа Гессе — "Душа ребенка", "Клейн и Вагнер", "Последнее лето Клингзора" — впервые были изданы, по настоянию автора, единым сборником еще при его жизни, и с тех пор неизменно публикуются вместе.
Но почему сам писатель считал взаимосвязанными столь разные, на первый взгляд, произведения? Что общего у историй о маленьком мальчике, терзаемом муками совести из-за горстки украденных сладостей, мелком служащем, бежавшем за границу с похищенными у фирмы деньгами, и умирающем великом ху...
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,1
572 оценки
- 541%
- 441%
- 315%
- 23%
- 11%
Ваша оценкаПрочитали 674Хотят прочитать 814
Рецензии
Аноним30 июля 2022 г.Катарсис Гессе
Читать далееВ небольшой сборник Гессе от издательства АСТ вошли сразу три повести: "Душа ребёнка", "Клейн и Вагнер" и "Последнее лето Клингзора". И все они объединены одной темой: перерождение души. Но каждая подана по своему, каждая притягательная и прекрасна.
Душа ребёнка рассказывает нам о взрослении, об ошибках, на которых мы учимся, и детской глупости. Герой - это маленький мальчик, блуждающий по большому дому в одиночестве. Как и в повести "Росхальде", мальчику хочется внимания, любви и заботы. Тогда он приходит в кабинет отца, но не застаёт его. Детская наивность делает неправильные выводы и герой ворует у отца ягоды, подсознательно думая, что так он получит внимания. В последствии, мы видим метания души, раскаяние, жажду наказания и искупление. Герой мечется от неопределённости, ему больно и страшно, он боится последствий, но хочет в то же время их стерпеть. Таким предстаёт переродившийся мальчик с новым виденьем мира.
А вот Клейн - герой второй повести - получился запутанным и загнанным в угол мужчиной. Для меня произведения показалось очень уж затянутым. Это такая история о бегстве от реальности, курортном романе и попыткой слиться с абсолютом. На самом деле, единственное, ради чего стоит прочитать эту повесть - финал. Гессе невероятный мастер слова и спасибо С. Апта за такой красочный перевод. В эти последние 10 страниц можно влюбиться. Но это уже будет большим спойлером, так что терпите и крепитесь.
И десертом сборника являет Клингзор. Известный художник, отдыхающий где-то в теплой стране. В немецкой мифологии Клингзор, на самом деле, означает волшебника, мага. Но только герой повести - маг красок. Гессе снова и снова проделывает огромную работу с языком и слогом, подбирая не только красочные описания, но даже цвета картины. Мы привыкли к банальным базовым краском, но автор использует неожиданные обороты и необычные наименования. Людям, занимающимся живописью, особенно понравится. А перерождение героя происходит в самом конце. После летних скитаний и зарисовок, Клингзор уходит в себя, начиная рисовать автопортрет. Как и прошлый герой, Клингзору хочется слиться с абсолютом, но лишь отдав часть себя. В целом, любой автопортрет это часть души художника, которую он отрывает от себя. Никто не знает тебя лучше, чем ты сам.
Вот и получается, что наша земная отчуждённость от Бога действует на всех героев. Мальчик размышляет о надобности Бога, Клейн стремится уйти к нему или уйти в вечность, которую он видит в водной глади озера, а Клингзор отдаёт часть души вечному космосу и бесконечности, запечатлевая себя на века.
962,5K
Аноним2 апреля 2019 г.«Как ни далеко от меня детство, как ни кажется оно мне в целом непонятным и сказочным, я и поныне прекрасно помню всё страданье и весь разлад, которые жили во мне уже тогда, среди счастья» (Гессе)
Читать далееВ автобиографическом рассказе «Душа ребёнка» автор вспоминает свои детские впечатления, переживания, чувства. Детство принято считать самой счастливой и светлой порой в жизни человека. Но всегда ли это так? И откуда тогда появляется столько несчастных взрослых? Ведь все мы – родом из детства…
Практически любой неблаговидный поступок ребёнка – это показатель плохого контакта с ним родителей, его неосознанный и завуалированный крик о помощи, который вечно занятые мама и папа не хотят слышать. На мой взгляд, присвоение (даже язык не поворачивается назвать это кражей) взятых в кабинете отца винных ягод является знаком нехватки любви, утешения и внимания мальчику со стороны отца, а также внутренним протестом против родительского авторитаризма. Но, даже не пытаясь разгадать невинную и трогательную мотивацию поступка ребёнка, склонного к обострённому переживанию вины и одиночества, родители поспешили его наказать одиночным заключением в комнате на чердаке.
«Страх, страх и неуверенность – вот что испытывал я во все эти часы отравленного детского счастья: страх перед наказанием, страх перед собственной совестью, страх перед движениями моей души, на мой тогдашний взгляд, запретными и преступными».Авторитет родителей и способы реагирования на него детей порой становятся главной причиной психологических проблем и неврозов. Герой рассказа испытывал чувство вины и тревоги, возникающее из-за недовольства им отца и страха его разочаровать. Он даже вполне допускал, что за кражу инжира его передадут полиции и отправят в исправительную колонию. Отцовское утешение означало для сына мир с судящей совестью. По мнению мальчика, в кабинете-царстве отца обитали власть и ум, суд и храм, там пахло строгостью, законом, ответственностью. Временами же он испытывал ненависть к отцу и желание мести, называл про себя мучителем, предпочитал быть убитым им, считая свою жизнь отравленной взрослыми под мерзкой маской доброжелательности. Мысли о самоубийстве тоже посещали ребёнка. Видя неискренность, лживость и притворство взрослых, он иногда мечтал, чтобы все дети, которых на свете больше, чем родителей, соединились и помогали друг другу.
Лишение внутренней свободы и психологическое порабощение человека, возникающие при господстве авторитарной этики, происходит в результате постоянного внушения ему чувства вины, греха. Поэтому самый эффективный способ ослабить волю зависимого ребёнка – вызвать у него это чувство. У детей давящих родителей выход из образа хорошего и послушного ребёнка вызывает крайне высокую тревожность и виновность. Но бездумное исполнение чужой воли вредит личности, так как постепенное привыкание к такой роли лишает человека свободы и превращает его в бессловесного исполнителя, то есть раба.
«Проклятой и противной была эта жизнь, она была лжива и тошнотворна. Взрослые делали вид, будто мир совершенен и они сами – полубоги, а мы, мальчики, просто отребье».
К сожалению, даже в неавторитарной культуре достаточно властных и жёстких родителей. Но самые грустные жертвы психологического (а порой и физического) насилия – это те, кто уже в очень взрослом возрасте продолжают это насилие оправдывать. Если человек даже не смог пока признать, что ему была нанесена травма, то и работать над ее преодолением он тоже не сможет. Однако многие люди вообще не способны вводить своих родителей в зону критики. Когда же выросший ребенок начинает понимать, что суть в том, что не он нарушитель, а родитель преступил черту, у него освобождается огромное количество психической энергии.
«Как ужасно могут не понимать, мучить, терзать друг друга два родных, полных взаимной доброжелательности человека и как тогда любые речи, любое умничанье, любые разумные доводы лишь подливают яду, приводят лишь к новым мукам, новым уколам, новым промахам».
793,7K
Аноним4 апреля 2016 г.О разум, горящий дом...
Читать далееПонимаете, преступник − это так говорится, а имеется в виду, что человек делает что-то такое, что другие запретили ему делать. Но ведь сам-то он, преступник, делает только то, что в нем есть...
«Клейн и Вагнер»Читая эту книгу, можно очень живо представить себе, как нелегко жилось временами моему любимому писателю Герману Гессе. «Степной волк» по сравнению с ранним «Клейном и Вагнером» − собственно, та же повесть, но структурированная и изрядно обогащенная погружением в психоанализ. «Клейн и Вагнер» по сравнению со «Степным волком»... чистое погружение в душевную смуту. Не в вотчину грациозной поданной Тени с «Герминой в аду», оргиями/танцами в рамках познания своей подчиненной функции/чувственной природы, комнатками в магическом театре и звонким хохотом Моцарта в небесах, а именно натуральный неприукрашенный ад навязчивого мышления. Убивать, быть убитым или славить Бога? Все сразу, можно в один вечер. Конечно, анима, танцы и секс тут тоже есть, ненависть/вожделение к женщине, проклятущее мещанство и внутренний злодей, которому все моральные заповеди как веревка на шею, куда без этого, но... здесь изначально нет ни рацио, ни структуры; у набросков есть это преимущество полного погружения без оглядки на публику. И стремительности развития темы, конечно
Что-то случилось, потому что случилось. Добропорядочный служащий Клейн похитил служебные деньги, бросил жену и детей и уехал в Италию познавать настоящего себя. Назад дороги нет, впереди его тоже, собственно, никто не ждет. Теперь, выскользнув из доброго и привычного мира, сковавшего его душу железной цепью, он либо научится летать, либо разобьется.
«И я тоже не знал этого, я говорил, думал, делал только чужое, только заученное, только хорошее и правильное, я жил такой заученной жизнью, пока в один прекрасный день это не кончилось. Я больше не мог, я должен был уйти прочь, хорошее перестало быть хорошим, правильное − правильным, жизнь сделалась нестерпимой».Смелость чередуется с трусостью, экстазы полноты жизни − с желанием избавиться от тела как можно быстрее, оценки происходящего расшатаны, в зеркале каждый раз новое лицо, вдохновенно живописуются южные пейзажи и одушевленный женский ботинок, напряжение нарастает, чувственные удовольствия после снятия внутреннего запрета теряют свой искусительный характер... в конечном итоге, наступает полная недвойственность, и это прекрасно, но я всем искренне желаю, чтоб это случалось не на таких условиях. Хотя, наверное, во мне говорит мещанин; как известно, за столь глобальными истинами человек, у которого «все хорошо», не потянется никогда. Совершить квантовый скачок с одного берега на другой куда как проще, когда все мосты сожжены и любая мысль причиняет боль. По Клейну это очень понятно.
Что я могу сказать по поводу скорости развития событий... если вы чувствуете, что ваша жизнь встала на якорь, путешествуйте, господа! :)Что особо интересно в «Клейне...» (равно как и в «Степном волке») − главный враг предельно ясен: твой разум играет против тебя. А почему разум изначально сходит с рельсов − потому что твою машину ведет кто-то другой. Это единственное, что я запомнила из «Клейна...», когда читала его на заре юности (кроме особо красочных фантазий главгероя): если твою машину ведет кто-то другой, лучше пнуть его в живот, сбить пару прохожих и встретить дерево, чем комфортно ехать всю жизнь по чужой указке. То есть «лучше», наверное, не совсем то слово; в «Клейне...» замечательно описаны все эти вихляния на дороге и незабываемые ощущения от встречи с препятствиями; но иначе ты не вырастешь. Разве можно подняться до ферзя, если ходить только по белым полям? Но законы души, законы природы, страх перед грехом... ах, все эти прелести интеграции Тени в душу добропорядочного существа.
«Душа ребенка» − рассказ про маленького «Клейна», страдающего от комплекса вины и страха перед отцом. «Врожденная порочность», тяга к свободе путем разрушения себя и мира, пусть даже еще символическом (вспомним более позднее, из «Демиана»: «Яйцо − это мир, и кто хочет родиться, должен разрушить мир»), − судя по рецензиям, знакомая многим читателям тема. Откуда в психике берется вот этот концепт наказания − неужели это неотъемлемое наследие западной культуры? Но если взять и Восток, в каких исторических обществах этого не было? В общем, вот такие первые раны, требующие исцеления появляются в душе ребенка, которого любящие родители как первые представители общества воспитывают через «хорошо» и «плохо». У Гессе явно хорошая память, и практически уверена, что это реальный эпизод из его жизни.«Последнее лето Клингзора» − всё, забыли про внутренние конфликты старых и юных, ЗАБЫЛИ, говорю; воцаряется неистовый гедонизм, плавно переходящий в пир во время чумы! Гессе ведь очень любит жизнь: она доставляет столько удовольствия, если отключить мозг. Последнее лето Клингзора − cгорание художника в пламени безустанного творчества и любвеобилия. Герой, что интересно, не очень даже и похож на обычного лирического героя Гессе (первый случай на моей памяти после «Сиддхартхи», но там понятно почему), хотя наследует некоторые его черты вроде особой душевной подвижности. Насколько помню, повесть тоже частично основана на реальных событиях; в частности, Гессе снимал часть итальянского замка для занятий художественным творчеством.
Клингзор живет по принципу «лучше сгореть за день, чем тлеть тысячу лет», он живет и дышит за всех, но в конечном итоге наступает перегрузка, повозка срывается со скалы и летит в пропасть и... появляется замечательный персонаж, маг, который дискутирует с Клингзором относительно его мировосприятия, относительно главного человеческого страха − страха смерти, который отчасти (полярности) лежит в основе столь неистового желания брать от жизни все, что она может дать, срывать все ее плоды. На этом месте я с удивлением поняла, что их диалог, точнее, последние слова мага помнила все эти годы.По мне так, это самая важная частичка книги. Фрагмент, который действительно может выдернуть из темных глубин и заставить сильно поменять жизнь (если вы вообще склонны доверять книжкам в таких тонких вопросах, конечно). Так что в довершение рецензии процитирую всю страничку, пусть в моей рецензии хоть что-то будет прекрасно.
Но сначала - про образ «горящего дома». Это классическая восточная метафора для мира сансары, но − что такое, в сущности, мир сансары? Реальность неукрощенного ума. И − микрокосм сопрягается с макрокосмом − что такое «горящий дом» для человека? Опять-таки, его собственный разум с концепцией «я (таков)». Определенный договор с миром и самим собой, программа, дарующая блага и беды, порождающая причины и следствия, в конечном итоге, приводящая к... да, ведь Клингзор все-таки не послушался мага. Потому что творчество, истовое воплощение жизни, стояло для него рядом со смертью; страстная воля жить подпитывалась из страха перед ней. Маг доволен жизнью совсем по-другому: он понял, что она имеет природу сна. Творчество, действительно, несколько теряет в значимости при такой позиции. Очень интересный диалог.
— Ты великий художник, — шептал звездочет Клингзору, наполняя его чашку. — Ты один из величайших художников этой эпохи. Ты вправе называться Ли Тай Пе. Но ты, Ли Тай, ты затравленный, жалкий, замученный и запуганный человек. Ты затянул песнь гибели, ты поешь ее, сидя в своем горящем доме, который ты сам и поджег, и тебе при этом нехорошо, Ли Тай Пе, хотя ты каждый день осушаешь три сотни чаш и чокаешься с луной. Тебе при этом нехорошо, тебе очень больно при этом, певец гибели, — не хочется ли тебе перестать? Не хочется ли тебе жить? Не хочется ли тебе пребывать на свете?
Клингзор выпил и зашептал в ответ своим хрипловатым голосом:
— Разве можно повернуть судьбу? Разве существует свобода воли? Разве ты, звездочет, можешь направить мои звезды иначе?
— Направить — нет, я могу их только толковать. Направить себя можешь только ты сам. Свобода воли существует. Она называется магией.
— Почему я должен заниматься магией, если я могу заниматься искусством? Разве искусство не так же хорошо?
— Все хорошо. Ничто не хорошо. Магия уничтожает иллюзии. Магия уничтожает ту худшую иллюзию, которую мы называем «время».
— А разве искусство — нет?
— Оно пытается. Тебе достаточно твоего нарисованного июля, который ты носишь в своих папках? Ты уничтожил время? Тебе не страшна осень, не страшна зима?
Клингзор вздохнул и промолчал, он молча выпил, молча наполнил маг его чашку. Бесновалась, сорвавшись с цепи, фортепьянная машина, среди танцующих ангельски парило лицо Ту Фу. Июль кончился.
Клингзор поиграл пустыми бутылками на столе, выстроил их в круг.
— Это наши пушки, — воскликнул он, — этими пушками мы расстреляем время, расстреляем смерть, расстреляем беду. Красками тоже я стрелял в смерть, огненной зеленой, взрывчатой киноварью, очаровательным гераневым лаком. Я не раз попадал ей в голову. Белую и синюю я всаживал ей в глаз. Не раз я обращал ее в бегство. Еще не раз я в нее попаду, одержу над ней верх, перехитрю ее. Смотрите на этого армянина, он опять открывает старую бутылку, и закупоренное солнце минувших лет бросается нам в кровь. Этот армянин тоже помогает нам стрелять в смерть, армянин тоже не знает другого оружия против смерти.
Маг отломил кусок хлеба и стал есть.
— Против смерти мне не нужно оружия, потому что смерти нет. А есть одно — страх смерти. Его можно побороть, против него есть оружие. Это дело одного часа — преодолеть страх. Но Ли Тай Пе не хочет. Ведь Ли Тай Пе любит смерть, ведь он любит свой страх смерти, свою печаль, свою беду, ведь только страх научил его всему, что он умеет и за что мы его любим.С удовольствием перечитала эту небольшую книжку, многие темы которой развиваются в дальнейших произведениях Гессе. Игра света с тенью продолжится в «Степном волке» и «Демиане»; «горящий дом» внезапно появится в письме магистра Кнехта руководству Касталии, да и конец «Игры в бисер», как основного повествования, так и третьей легенды кажется расщепленным (на фактический и метафизический) концом «Клейна и Вагнера», сыгранным, конечно, уже не мрачноватым ноктюрном, а симфонией окончательного, абсолютного торжества человеческого духа над временем и пространством.
В общем, когда Гессе говорит, что жизнь прекрасна и ужасна, я верю ему, как никому иному.
P. S. А вот несколько акварелей Гессе; может быть, кто-то не знает, что он был еще и замечательным художником. Как он говорил, очень радует, когда твои руки перепачканы красками, а не только чернилами...
Viva la vita! :)
471,2K
Цитаты
Аноним2 марта 2017 г.Что я люблю вас, это вам может быть безразлично. Быть любимым не есть счастье. Каждый человек любит себя самого, и все-таки тысячи мучаются всю жизнь. Нет, быть любимым не есть счастье. Но любить — это счастье!
203K
Аноним26 июля 2011 г.Читать далееАх, как мало, до отчаяния мало знаешь о людях! Выучишь в школе сотню-другую дат каких-то дурацких битв, сотню-другую имен каких-то дурацких старых королей, ежедневно читаешь статьи о налогах или о Балканах, а о человеке не знаешь ничего! Если не звонит звонок, если дымит печь, если застопорится какое-нибудь колесо в машине, сразу знаешь, где искать, и вовсю ищешь, и находишь поломку, и знаешь, как исправить ее. А та штука в нас, та тайная пружинка, которая одна только и дает смысл жизни, та штука в нас, которая одна только и живет, одна только и способна ощущать радость и боль, желать счастья, испытывать счастье, - она неизвестна, о ней ничего не знаешь, совсем ничего, и если она занеможет, то уж ее не поправишь. Разве это не дикость?
181,3K
Аноним22 декабря 2009 г.Читать далееПорой мы совершаем какие то действия, уходим, приходим,
поступаем то так, то этак, и все легко, ничем не отягощено и как
бы необязательно, все могло бы, кажется, выйти и по другому. А
порой, в другие часы, по другому ничего выйти не может, ничего
необязательного и легкого нет, и каждый наш вздох определен
свыше и отягощен судьбой.
Те дела нашей жизни, которые мы называем добрыми и
рассказывать о которых нам бывает легко, почти сплошь
принадлежат к этому первому, «легкому» роду, и мы легко о них
забываем. Другие дела, говорить о которых нам тяжко, мы
никогда не можем забыть, они в какой то степени больше наши,
чем те, и длинные тени их ложатся на все дни нашей жизни.132,3K
Подборки с этой книгой
Эксклюзивная классика
- 1 386 книг
Азбука-классика (pocket-book)
- 2 451 книга
Зарубежная классика (АСТ. Астрель)
- 642 книги
Книга на все времена
- 1 167 книг
Картины на обложках книг
- 723 книги
Другие издания
