Тайная жизнь деревьев. Что они чувствуют, как они общаются – открытие сокровенного мира

Любимицей немецких лесоводов XVIII–XIX веков стала ель – она растет быстрее других деревьев, дает качественную древесину, которую легко транспортировать по воде, и неплохо растет на неплодородных почвах[4]. Нельзя сказать, что возлагаемые на ель ожидания во всем оправдались – еловые посадки оказались уязвимы к вредителям и ветровалу, их хвоя закисляет почву, да и прибыль они принесли не такую высокую, потому что на рынке появились конкуренты из северных стран.
Тем не менее владельцы коммерческих лесов по-прежнему предпочитают ель, в то время как природоохранники ориентируются на лиственные деревья, в первую очередь любимый романтиками дуб и характерный для коренных лесов Германии бук. Выбор между хвойными и лиственными породами – давний спор, конфликт мировоззрений и ценностей. Практичные немцы не привыкли к мысли, что лес растет сам по себе и сам определяет собственное лицо. Лес будет таким, каким его захотят видеть владельцы и посетители, лесоводы, политики и просто обыватели. «Деревья растут для того, чтобы их рубили, – говорит потомственный лесовладелец Флориан фон Шильхер. – Бук? С первой и до последней своей минуты он приносит одни неприятности. Растет слишком медленно. Отнимает у других деревьев свет. Образует низко от земли широкую крону, которую нельзя толком использовать…»[5]
Петер Вольлебен – яркий представитель противоположного лагеря, именно старые буковые леса он предлагает брать под особую охрану и полностью предоставлять их своей судьбе, используя столь знакомый нашим заповедникам принцип полного невмешательства. В этом он далеко не одинок, старовозрастные буковые леса сегодня поддерживаются по всей Германии, а часть из них охраняется под эгидой ЮНЕСКО как всемирное природное наследие.

(Наталия Штильмарк, вступительное слово)

Когда вы идете по высокому темному лесу, вы заходите в гигантский магазин. Он полон всяческих деликатесов, по крайней мере именно так видят его животные, грибы и бактерии. Каждое дерево содержит миллионы калорий в форме сахара, целлюлозы, лигнина и других углеводов. К этому добавляются вода и редкие микроэлементы. Я сказал – магазин? Лучше подойдет слово «сейф», потому что здесь принято отнюдь не самообслуживание. Дверь закрыта на задвижку, кора толстая, и нужно проявить изобретательность, чтобы добраться до питательных сокровищ, – если только ты не дятел.

Но у хлорофилла есть один изъян. Он демонстрирует так называемую "зеленую дыру", то есть не использует зеленую часть цветового спектра, а отражает её непереработанной. Этот недостаток приводит к тому, что мы видим эти отбросы фотосинтеза, и потому почти все растения представляются нам как сочно-зеленые. Этот цвет - "огрызок" солнечного спектра, световые отходы, которые деревья не могут использовать. Нам он кажется прекрасным, а для леса бесполезен. Природа нравится нам, потому что она отражает отбросы?

"Ведь дерево сильно ровно настолько, насколько силен лес вокруг него. А там теперь много проигравших. Слабые члены сообщества, которые прежде получали поддержку от более сильных, теперь разом оказались в хвосте. Может быть, почва под ними скудная или напало временное нездоровье, или с генетикой не все в порядке, в любом случае они становятся легкой добычей для насекомых и грибов. Но разве это не соответствует законам эволюции, по которым выживают только сильнейшие? Деревья на это только покачали бы головой, то есть кроной. Их благо зависит от всего сообщества, и если из него исчезают те, кто кажется слабым, остальные тоже проигрывают."

Уже 40 лет прошло с тех пор, как в африканских саваннах было сделано одно наблюдение. Там растут зонтичные акации, листвой которых питаются жирафы. Акации не нравится, когда ее объедают, и чтобы отогнать огромных травоядных, дерево за считанные минуты увеличивает содержание ядовитых веществ в листьях. Жирафы знают это и переходят к следующему дереву. Ближайшему? А вот и нет, они пропускают несколько экземпляров и продолжают трапезу только метров через 100. Причина этого поразительна – объедаемая жирафом акация выделяет сигнальный газ (в данном случае – этилен), который предупреждает растущих неподалеку родственников о приближении опасности. В ответ на это все предупрежденные акации тоже начинают запасать ядовитые вещества, чтобы подготовиться к угрозе.

Может быть, вы знаете старое немецкое присловье о грозе в лесу: «от дуба подальше, к буку поближе» («Eichen sollst du weichen, Buchen sollst du suchen»)? Оно основано на том, что на некоторых узловатых дубах виднеются желобки от молний в несколько сантиметров шириной, где кора лопнула до самой древесины и даже глубже. На стволах буков я такого еще никогда не видел. Однако вывод, что молнии никогда не ударяют в бук, столь же неверен, сколь и опасен. Никакой защиты буки не создают, молнии попадают в них так же часто. То, что на них не остается следов от ударов, объясняется в первую очередь их гладкой корой. При грозе обычно идет дождь, и стекающая по гладкому стволу вода образует сплошную пленку. По этой пленке электрический разряд стекает в землю, потому что вода намного лучше проводит ток, чем древесина. У дуба кора, напротив, грубая и шершавая. Стекающая вода образует мелкие каскады и падает на землю сотнями крошечных водопадов. Поэтому грозовой разряд постоянно прерывается, а самое низкое сопротивление во влажной древесине имеют при этом внешние годичные кольца, отвечающие за транспорт воды по стволу. Именно они из-за большой энергии лопаются, как от выстрела, оставляя в коре след на долгую память о пережитом.