Колымские рассказы

"Здесь, в этой нерешительной толкотне у приоткрытых дверей, откуда ползет ледяной пар, сказывается человеческий характер. Один, пересилив дрожь, шагал прямо в темноту, другой торопливо досасывал неизвестно откуда взявшийся окурок махорочной цигарки, где и махорки-то не было ни запаха, ни следа; третий заслонял лицо от холодного ветра; четвертый стоял над печкой, держа рукавицы и набирая в них тепло.
Последних выталкивал из барака дневальный. Так поступали везде, в каждой бригаде, с самыми слабыми".

В этой книге с неподдельной простотой и ясностью описываются ужасные события. Реальные события, которые были пол века назад.
Это реальный исторический документ человеческой боли, выносливости, смерти. Документ человеческого подвига.
Если честно, страшно представить, что это всё было. Читать тоже страшно.
Иногда я в ужасе закрывала книгу.

Но это определенно нужно читать. Чтобы знать, чтобы помнить, чтобы почтить.

По поводу отечественной лагерной литературы и о Шаламове в частности хотелось бы отметить только одно:

Неодарённый школярный стиль "Колымских рассказов", конечно, не повод отворачиваться от них и, конечно, вся суть лагерной прозы - открыть людям глаза и поместить их в те условия, которые замалчивались десятилетиями "двойной" жизни советского государства. Это право исторической памяти, и оно священно. Обязанность каждого нового поколения русских - побывать мысленно в ГУЛАГе, также как европейцы поколение за поколением путешествуют посредством книг очевидцев в Освенцим. Если мы не представим этой живой картины - мы предадим историческую память и потеряем драгоценный урок ошибки, и снова станем забываться, что приблизит нас уже к новой, возможно ещё более страшной.
Но по прочтении блока лагерной прозы единой картины не складывается, что очень беспокоит. Солженицын и Шаламов описывают ТУ жизнь совершенно по-разному. Один мостит кладки и копит силы в борьбе за право быть человеком, другой рубит пальцы, лишь бы не выйти на лагерный подряд и ворует бельё с покойников (речь идёт о персонажах, конечно). Один выживает, другой обречён на гибель с кафкианской неизбежностью. Это разные миры, каждый из которых пытается отстаивать свою непреложность и единственность. И значит, либо кто-то врёт (а это страшное предательство!), либо вера в Бога солженицынского типа настолько сильнее безверья Шаламова, что призмы их взглядов невольно видят две разных реальности.
И решения этой задачки не доищешься. Можно - опять же - просто поверить в одно из них.

Я человек впечатлительный, даже очень. Но рука потянулась читать «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, как только книга появилась на моей полке. Я был не готов. Даже очень.
Чтобы всерьёз взяться за этот цикл произведений нужно к этому или серьёзно настроиться, или просто нырнуть с головой, не задумываясь особо, а что там ждёт на страницах… А ждать вас там будет голод, холод, боль и унижение.
Варлам Тихонович рассказывает даже не о жизни изнутри лагеря, он рассказывает о жизни изнутри человека, живущего в лагере. Не особо вдаваясь в порядки, иерархию, законы и т.п. Автор делает акцент на переживаниях людей отбывающих срок на Колыме. Нет, о порядках и законах будет, но лишь для того, чтобы нам было понятно, почему и зачем так чувствует заключённый. Да и переживаниями, если честно, это назвать трудно. Какие там переживания, если души выгорели, или вернее сказать выморозились до еле заметной нити, которая удерживала людей от суицида.
Рассказы нельзя читать залпом – такой поток отрицательных эмоций выбьет вас из колеи резко и больно. Рассказы нельзя читать дозировано – малые порции в длительное время вгонят вас в уныние и депрессию. Вопрос: как же читать эти истории? Ответ: этих историй не должно быть вообще! Не в одной из вселенных, не в одной из правд или вымыслов.
Шаламов никого не обвиняет, и даже находит место лирике и черному юмору. Но, наверное, именно это подчёркивает, насколько это страшно.
Я всегда верили в торжество справедливости. На земле или выше – без разницы. Именно эта вера нам часто помогает справиться с жизненными трудностями. Но в «Колымских рассказах» этой вере нет места. И спорить с аргументами рассказчика бесполезно. Он там был, а его правду проверить нам не по силам.
Трудно было читать про людей в погонах. Ещё труднее про блатных. Руки дрожали от злобы и омерзения. Если у кого-то ещё остались романтические представления созданных нтвшными детективами о «ворах» — то, надеюсь, вам эта книга попадёт в руки, и у вас хвати смелости прочитать её.
Нужен какой-то заключительный абзац или хотя бы предложение. Этакое подведение итога отзыва. Но я ничего не в силах сказать… Ничего.

Господи, не дай такой судьбы никому.

Автор сам прошёл Колыму, 10 лет провёл в этом аду. Возможно, в книге присутствует художественный домысел, но мне кажется, что это только в рамках того, чтобы истории выглядели связно. А вот детали быта и сама суть этих историй…думаю, вполне реальны.

Рассказы короткие и, на первый взгляд…суховатые. Кажется, что автор слишком отстраненно описывает совершенно ужасные вещи…но по мере прочтения понимаешь, что когда все эти ужасы видишь ежедневно…к ним и начинаешь относиться отстранённо. Они становятся слишком привычными.

Цинга, голод, истощение (взрослый высокий мужчина мог весить 48 кг…), расстрелы, скотское отношение надзирателей, откровенная нажива на заключенных, если у них есть какой-то талант (например, писать картины или шить, потом это продавалось или раздаривалось нужным людям)…

В тексте нет обличения или обид на советскую власть, каких-то обвинений. Всё просто, сухо, упор на факты, какие-то события.

Я когда-то читала воспоминания побывавших в немецких концлагерях. И тут в процессе чтения было постоянное дежавю, я иногда забывала, что это всё – про советские лагеря. Различия есть, но и сходств очень много (я имею в виду немецкие трудовые лагеря, а не лагеря смерти).

Это до такой степени жутко…само осознание, что это не вымысел, так когда-то и было. И ведь Колыму прошло множество самых обычных людей, по 58 статье (антисоветщина), под которую можно приписать было почти всё, что угодно…

И обычные люди там страдали куда больше уголовников. В разы. Уголовники, у которых само понятие морали функционирует как-то однобоко, выживать умеют. Отобрать еду, если надо, запугать, выбить угрозами у врача койку в больнице, типа больной…Обычные люди там тоже преображались, конечно.

Самое грустное, пожалуй, после прочтения – это просто осознание того, что несмотря на все факты, свидетельства, часть людей продолжает оправдывать сталинизм и даже трудовые лагеря.

Здесь радуются чужой боли, потому что больно не мне, и это не жестокость.
Здесь не делятся с ближним куском хлеба, и это тоже не жестокость.
Здесь не загадывают жизнь вперед потому, что сегодняшний день может стать последним.
Здесь научились спать стоя, как лошади, потому что сон это способ не только отдохнуть, но и на мгновение забыться.
Здесь вши, цинга, постоянный голод и усталость.
Здесь самое желанное сломать ногу или руку, потому что после этого ты не сможешь работать на прииске, и у тебя будет возможность отоспаться.
Здесь Колыма, пятидесяти градусный мороз, и они, политические заключенные, обманутые страной, обманутые родными, обманутые жизнью.
Это тяжелая и ледяная книга, полна жестокости и бесчеловечности.

На таких книгах я всегда затрудняюсь с оценкой. В этот раз - особенно, очень уж она похожа на летопись. Да, обрывочную, эпизодическую, без дат и последовательности, но тем не менее цельную. Летопись безысходности - срока без начала и без конца, без надежды. Выживания, на чем? На злости, не упрямстве? "Хоть что пусть будет, а я не сдохну"? Или на безысходности, на бессмысленном переползании из одного дня в другой. Из одного дня, где кто угодно может унизить, избить, обокрасть, убить. В другой день, где можно собрать комбо из всех вышеназванных вариантов.

Мечты... Не о свободе, нет. О сахаре в посылке. О банке сгущенке. И ночной кошмар, где эта банка, чудеснейшего небесно-голубого цвета испещерена дырками, сквозь которые вытекает сгущеное молоко.
Шаг за пределы разрешенной зоны потому что там, всего в метре от границы, кочки усеяны ягодами, а стакан ягода - это лишняя пайка хлеба.
Обыденное убийство за свитер - последнюю передачу его владельцу от жены. Самоповешение в развилке дерева. Смерть от голода, холода и истощения. Нескончаемые вши. Цинга.
Паек, составленный в строгом соответствии с загадочными таблицами замены, по которым ведро воды равняется килограмму масла.

Это один из тех случаев, когда о книге нечего сказать. Нечего добавить к тому, что видел, чем переболел, и о чём смог рассказать Шаламов.