Ваша оценкаПовесть «Двадцать дней без войны» – вторая часть романа «Так называемая личная жизнь». Произведение продолжает повествование, начатое К. М. Симоновым в повести «Четыре шага». Главный герой Василий Николаевич Лопатин, корреспондент «Красной звезды», проводит несколько дней вне военных действий и словно проживает новую жизнь.
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,5
5 оценок
- 580%
- 40%
- 320%
- 20%
- 10%
Ваша оценкаПрочитали 7Хотят прочитать 9
Рецензии
Аноним20 августа 2018 г.Читать далееХоть шторы на память наденьте!
А все же поделишь порой
Друзей - на залегших в Ташкенте
И в снежных полях под Москвой.К. Симонов, «Зима сорок первого года…», 1956
Вторая повесть из лопатинского цикла гораздо концентрирование первой. Там главный герой мотался по фронту в течение нескольких месяцев, часто меняя локации, здесь же автор сразу задал временной промежуток (хотя от скитаний все же не удержался).
Фильм Германа другой, хотя автором сценария сам Симонов и был. Есть в этом какой-то постмодернизм, пожалуй, когда по книге, в которой описывается, как снимали фильм, снимают фильм. В книге режиссер говорит Лопатину, что все эти его красивости из очерков о быте осажденного Сталинграда не перенести на пленку, ни Волги, ни другого антуража на киностудии в Ташкенте нет. А потом Герман с Симоновым отсекают и вступление, и финал, выкидывают больше половины героев, и концентрируются на главном – военном тыле и короткой любви.
Симонов постоянно намекает, и, вероятно, кто-то до сих пор понимает его намеки. Но я не смог понять кто есть кто в его повести. Ни знаменитый поэт, который не смог поехать на войну, несмотря на то, что так много писал о ней в 30-е, ни знаменитая актриса, немолодая уже, но все еще поражающая своей вовлеченностью и горением, опознаны мною не были. А вот генерала Петрова признать было совсем не трудно, Симонов лишь слегка замаскировал его под Ефимова.
Итак, главное отличие повести от фильма – большая связанность с миром героев Симонова. Это не просто эпизод жизни Лопатина, разошедшегося с женой и встретившего кого-то близкого в Ташкенте. В повести есть и неудачное наступление подо Ржевом, и флешбэки из Сталинграда, где наши уже начали дожевывать армию Паулюса, есть Ташкент и есть Тбилиси и Северный Кавказ.
Для меня именно грузинский и, шире, кавказский финал стал неожиданностью (возможно потому, что его полностью нет в фильме). Лопатин из Ташкента отправляется поездом через Ашхабад в Красноводск, а оттуда самолетом в Тбилиси. Симонов всегда любил подчеркивать вот эту географическую транспортную связанность Советского Союза, у него герои не перемещаются в пространстве произвольно, а почти всегда конкретно, жизненно. В Тбилиси он чуть задерживается перед отправкой на фронт, уже вышедший к Минеральным Водам, встречается со знакомыми грузинами (он бывал раньше в Грузии, последний раз в 1936) и видит их военную жизнь.
Посмотрите на войну с перспективы Грузии. Война почти докатилась и до нее, фронт был совсем рядом, а за спиной не совсем дружественная Турция. Герои книги вспоминают то, как массово приходили в грузинские села похоронки после керченской катастрофы 1942. И все боятся, жутко, невыносимо боятся за своих живых еще детей, призванных в армию. Это, пожалуй, самый прозрачный, ясный момент в романе, осязаемая горечь и страх родителей, которые ничего не могут сделать, чтобы отвести угрозу.
А потом Лопатин садится в эмку и опять едет на войну, смотреть как наши начали отбирать свои пяди и крохи. Двадцать дней пролетели, впереди 1943 год.
Любопытно, невероятно любопытно – какой будет третья часть.
472,9K
Аноним7 января 2012 г.Читать далее"Рукописи не горят" Михаил Булгаков
Константин Симонов относится к тем гениальным, редким авторам, которые одинаково хорошо пишут как прозу, так и поэзию. Пишет по-мужски - четко, ясно, емко. При этом удивительно точно передает характеры людей, населяющих этот роман. Открываешь его и не можешь оторваться, потому что ТАЛАНТЛИВО, черт возьми! И хочется крикнуть всем здесь присутствующим, читающим этот отзыв - не пройдите мимо, потратьте несколько часов вашей жизни на судьбу главного героя, военного корреспондента Лопатина. Вы не найдете в этих строках того, что современный человек называет "экшн", вы не встретите здесь тайн и загадок, но столкнетесь с жизнью такой, какая она есть на самом деле, вы встретитесь с настоящими людьми, для которых понятия "честь", "порядочность", "нравственный долг" не утратили своего исконного значения, Вы станете чуточку лучше прочтя эту повесть, быть может добрее, быть может умнее, но в любом случае не останетесь равнодушными.
Сюжет, если можно так сказать, прозаичен, как впрочем вся наша жизнь. Последние военные годы. Живет в Москве 48-летний человек, мотается по фронтам, пишет о том, что видит. Есть у человека бывшая жена, которая от него ушла, но из жизни его никуда не делась, есть их общая, почти взрослая дочь, которая всеми силами своими рвется на фронт, есть верный и преданный друг, есть новая женщина, которую человек хочет полюбить, чтобы начать все сызнова.
Кажется, Хемингуэй говорил, что писатель обязан писать честно. Необъяснимым образом не до конца честные писатели распознаются с первых страниц. Это не обязательно "страшная ложь", иногда автор просто хочет понравиться своему читателю, хочет подкупить его, заставить с первых строк полюбить себя. Но любишь обычно других, тех, кто пишет, просто потому что не писать не может. Таков Симонов. Читаешь его и думаешь, что плевать он хотел на своего читателя, особенно в этом, крайне личном для него тектсе. Пишет, потому что нужно куда-то деть всю ту боль и усталость, что накопились за долгую жизнь в сердце. Пишет потому, что не может не писать, бьет предельной откровенностью, кристальным пониманием происходящего не читателя - себя самого! Свою жизнь описывает, свою боль оставляет на бумаге, пытаясь, быть может, охватить умом все, что обрушила на него жизнь - такую страшную, дикую войну, рвущую в клочья душу любовь к женщине, не способной ответить взаимностью, тягость от бессилия изменить что-то в судьбе своих близких.
"Так называемая личная жизнь" - из тех рукописей, что не горят. Пройдет еще много десятилетий, а она никуда не денется, не утратит силы своего слога, будет находить все новых читателей, кому будет не все равно. Существует мнение, что в этой повести Симонов описал свою жизнь с Валентиной Серовой. Автор в предисловии подчернуто отрицает эту версию. На самом деле это не имеет никакого значения. Главное, что в этом произведении нет ни единого надуманного слова, оно живое, не стареющее, честное.14271
Аноним16 мая 2025 г.Читать далееНебольшая книга про мир во время войны. Читается легче, чем Лев Толстой. Я уже десятки советских книг о войне прочитала, в них во всех упоминается одно и то же, значит, этому можно верить.
Во-первых, ко всем мужчинам в тылу главный вопрос - почему не служат. И я не могу не вспомнить великолепную единственную книгу первой жены Симонова - Натальи Соколовой. В одной из повестей меня до глубины души возмутило, что инженер с бронью, дающей право остаться в тылу, ушёл на фронт и быстро, глупо погиб. Потому что совсем не военный человек, физически - пушечное мясо. А вот мозги у него были хорошие, крайне нужные стране, и он их погубил, подвёл страну, подвёл народ. Уходил на фронт от глубоко беременной жены с младенцем на руках, бросив на жену свою лежачую мать. А я считаю, что жить изо дня в день сложнее, чем один раз умереть. Мб он испугался взглядов и вопросов, почему в тылу отсиживается. И у Симонова два мужа одной женщины: один очкарик на фронте, второй здоровяк в тылу.
Во-вторых, я сама совсем не переношу холод, для меня это морально очень тяжело. И я как-то не думала, что в Ташкенте, который в часовом поясе Оренбурга, но сильно ближе к экватору, тоже мб так зверски холодно. Я знаю, что когда человек замерзает, он хуже мыслит, у него слабеет воля, он становится менее добрым. А всё же ташкентская зима без отопления - это не военная Москва опять-таки без отопления. Как вообще люди выжили?
В-третьих, книга такая реалистично-безвременная, в ней хорошо переданы человеческие характеры, и она вполне может быть и про сейчас. Лопатин думает: мне ни за кого на фронте не надо переживать. Лопатин думает о разных смертях людей, неизвестных ему, но близких знакомым ему людям. У меня ещё никто не погиб и никто не на фронте. И я не волонтёр, меня не тянет к этому, нет моральных сил. И я стараюсь не читать новости в целях сохранения психического здоровья. То есть 20 дней из жизни Лопатина так похожи на мои 3 года. И так хочется подольше быть подальше, а чувство вины за отстранённость всё время где-то рядом.
В-четвёртых, книга-то больше про отношения, чем про катастрофу в стране. Когда я читала о книге, там больше было про отношения Нины-Ники из Ташкента и Василия Николаевича. Когда же я начала читать саму книгу, для меня она была больше про 15-летнюю Нину Васильевну и её отца. Две Нины. Возмутительная мать-кукушка. Лопатин вдруг замечает, что со вторым мужем недостатки бывшей жены стали исчезать, он не понимает, как тот смог повлиять на эту незрелую дамочку, которая всё время в состоянии "хочу быть примадонной". Сам Лопатин почти год не видел дочь, хотя во время войны дети в принципе мало видели родителей и особенно отцов.
Я очень много читала про войну в школьные годы от российских авторов и в студенчестве от европейцев. Сейчас страшно, сейчас очень редко читаю и с большой осторожностью. Но поняла, что хотелось бы прочесть от наших авторов про людей разных профессий в годы войны, не только про тех, кто на фронте и для фронта, а о тех, кто культурой занимался, например.
11583
Цитаты
- Аноним15 августа 2018 г.
Он-то не обманывал себя! Он, топающий сейчас мимо подъезда, в котором она скрылась, он, в своем полушубке, ушанке, в очках, в сапогах, надетых на два шерстяных носка, он – такой, какой он есть, ходивший здесь взад и вперед, – был влюблен в эту женщину.
85,6K 
Аноним10 ноября 2017 г.Читать далееА потом взрослые подтолкнули вперед девочку. На ней была шинель с обрезанными полами и солдатская ушанка, наверно доставшиеся с какого-то мертвого, потому что живые солдаты не носят при себе по две шинели и ушанки, чтобы давать их девочкам. Из-под ушанки у нее торчали в стороны две косички. Лицо было спокойное, а руки она, как только вышла, заложила назад за спину, как будто собиралась читать стихи на школьном вечере.
Она говорила, держа руки за спиной, и лицо у нее было спокойное, и голос тоже. Ровный, тонкий, хорошо слышный, мертвенно-спокойный голос, которым она рассказывала оттуда, с грузовика, как немцы повесили ее отца и мать и как все это было, потому что все это было у нее на глазах. И говорила о них: не отец и мать – а каждый раз называла их: папа и мама. И в том, как она их называла – папа и мама, – этим своим тонким, хорошо слышным голосом, было что-то невыносимое.
Толпа начала шевелиться и всхлипывать. А она все повторяла оттуда, с грузовика, своим тонким, ровным голосом: папа, мама, папа, мама.52,1K- Аноним10 ноября 2017 г.Читать далее
– А как же вы писали про женщину, которая погибла там, в Сталинграде, про связистку, – я прочла весь очерк, и у вас там ни в одном месте нет, что ей было страшно, что она чего-нибудь боялась. Почему?
– Очень просто почему. Потому что нельзя швыряться словом «страх», когда пишешь о войне. Поставь его немножко не там и не так – и оно уже обидное и даже позорное. У меня есть принцип, и я его соблюдаю: если человек, совершивший что-то, о чем я пишу, сам говорит мне о страхе, который он испытывал при этом, я вправе написать с его слов, что он чувствовал. Но если он сам ни слова не говорит о том, как ему было страшно, я никогда не допытываюсь и не додумываю за него, боялся он или не боялся. Сам человек может сказать о том страхе, который он испытал, а другой за него не имеет права. Это слишком деликатная материя. И я вот говорю вам сейчас о чувстве страха в затылке или под ложечкой, но это я сам говорю о себе, и за мной остается право сказать это или не сказать – уж как я захочу! Но я бы, например, не хотел, чтобы кто-нибудь написал про меня, что я там, в Сталинграде, писал свои очерки, трясясь от страха. Вы понимаете разницу между словами «мне было боязно» и словами «он испугался»? Между самооценкой и осуждением со стороны.41,4K
Подборки с этой книгой
История России в романах
- 131 книга
Старик Хоттабыч или Книги которые нужно осилить до конца жизни
- 4 945 книг
