Ваша оценкаВ книгу вошли повести "Четыре шага", "Двадцать дней без войны" и "Мы не увидимся с тобой..." о жизни военного корреспондента Лопатина во время Великой Отечественной войны. Симонов вновь рассказывает правду о войне как ее участник и очевидец, уделяя больше внимания не внешним событиям, а внутренней жизни человека на войне. Человека, не утратившего способности верить, любить, размышлять...
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,5
61 оценка
- 567%
- 428%
- 35%
- 20%
- 10%
Ваша оценкаПрочитали 93Хотят прочитать 103
Рецензии
Аноним3 сентября 2018 г.Читать далееМы не увидимся с тобой,
А женщина еще не знала;
Бродя по городу со мной,
Тебя живого вспоминала.Константин Симонов, 1941
Возможно мне просто везде мерещится Хемингуэй, но всю эту повесть мне отчетливо казалось, что Симонов писал под непосредственным воздействием Эрнеста. Эти рваные любовные отношения, это постоянное копание во внутреннем мире и попытки понять, понимает ли тебя другой человек, близость смерти и ощущение людьми этой близости, да сами диалоги в конце концов. Так что я до самой последней строчки гадал – насколько проникся Симонов Хемингуэем, достаточно ли для того, чтобы убить главного героя?
Хорошая повесть, дельная. Ее, вероятно, трудно было писать, ведь после Двадцати дней без войны невероятно трудно и удержать планку, и продолжить любовную линию, предельно герметичную из-за краткости и географической отдаленности. И надо сказать, что Симонов довольно успешно все вопросы по композиции решил, сумев выстроить свою параллельную трилогию как песочные часы – первая повесть обширна, вторая сжата, третья опять обширна.
Любопытно, что я ничего не читал у Симонова про 1943 год. Обе трилогии, и «Живые и мертвые», и записки о Лопатине сосредотачиваются на 1941, 1942 и 1944, проскакивая 1943. Почему? Или есть еще что-то, что я еще не читал, где и Курская дуга будет рассмотрена?
Но вот перед нами опять 1944, опять Беларусь и край Литвы, и даже выход к государственной границе. Смерть Серпилина упоминается, будет и Гурский, и проскользнувший рядом Синцов. Жизнь начинает оттаивать, в Москву стали возвращаться эвакуированные учреждения, в том числе и театры, газеты занимают свои прежние редакции. Люди учатся, женятся, разводятся и думают о продаже и обмене квартир. Наконец-то высадились во Франции союзники, но теперь этому уже и не так сильно рады.
Нетрудно заметить, что в этой повести Симонову куда интереснее самих военных событий был именно человек на войне, эта близость смерти, часто полудобровольная. И сама случайность этой смерти, когда она – лишь отражение математической вероятности.
551,9K- Аноним14 августа 2018 г.Читать далее
Я пил за тебя под Одессой в землянке,
В Констанце под черной румынской водой,
Под Вязьмой на синем ночном полустанке,
В Мурманске под белой Полярной звездой.Едва ль ты узнаешь, моя недотрога,
Живые и мертвые их имена,
Всех добрых ребят, с кем меня на дорогах
Короткою дружбой сводила война.Константин Симонов, 1941
Первая повесть из цикла произведений, параллельных «Живым и мертвым». По второй повести о Лопатине Герман снял свой знаменитый филигранный фильм, первая же повесть такой славы не удостоилась. Однако и она интересна.
Интересна хотя бы тем, что она рассказывает о войне глазами корреспондента, который мотается по всему фронту, от осажденной Одессы и Крыма, в который вот-вот ворвутся фашисты, до Мурманска. Естественно, через Москву, к которой все ближе подбирается основной вражеский кулак.
Собственно, Симонов пишет про себя, хоть и намеренно делает своего героя старше. Но про все это есть у него стихи, и про Одессу, и про Москву, и про Мурманск.
Здесь, в этой повести, Симонов опять заставляет нас встретиться с некоторыми второстепенными героями «Живых и мертвых» - тут будет и Бастрюков, и заикающийся Гурский. Автор здесь как будто оставляет то, что не вошло в основную трилогию, те эпизоды, которые он отсек от главной книги, пристроил во второстепенную. Конечно, «Четыре шага» вряд ли задумывались как нечто большее, но тем и интересны, без замаха, но о себе.
Тут и осуждение нерадивых партработников (и противопоставление с настоящими), и эхо репрессий в армии (боязнь ответственности, глухие воспоминания людей, ордера на внезапно освободившиеся квартиры и др.), и попытка понять – как мы должны относиться к тем, кто продолжал поддерживать жизненные системы оккупированных городов, осуждать ли их за электричество и выпеченный хлеб?
Ну и просто еще раз увидеть войну глазами Симонова, ведь его стиль мне всегда импонировал. Несколько сдержанный, не боящийся колких вопросов и сложных решений, Симонов, повторюсь, смог пройти в своей военной прозе по лезвию бритвы, сумев создать противоречивую, негладкую картину.
P.S. Я ведь правильно понимаю, что название - отсылка именно к "Землянке"? Или есть еще варианты?
551,6K - Аноним20 августа 2018 г.Читать далее
Хоть шторы на память наденьте!
А все же поделишь порой
Друзей - на залегших в Ташкенте
И в снежных полях под Москвой.К. Симонов, «Зима сорок первого года…», 1956
Вторая повесть из лопатинского цикла гораздо концентрирование первой. Там главный герой мотался по фронту в течение нескольких месяцев, часто меняя локации, здесь же автор сразу задал временной промежуток (хотя от скитаний все же не удержался).
Фильм Германа другой, хотя автором сценария сам Симонов и был. Есть в этом какой-то постмодернизм, пожалуй, когда по книге, в которой описывается, как снимали фильм, снимают фильм. В книге режиссер говорит Лопатину, что все эти его красивости из очерков о быте осажденного Сталинграда не перенести на пленку, ни Волги, ни другого антуража на киностудии в Ташкенте нет. А потом Герман с Симоновым отсекают и вступление, и финал, выкидывают больше половины героев, и концентрируются на главном – военном тыле и короткой любви.
Симонов постоянно намекает, и, вероятно, кто-то до сих пор понимает его намеки. Но я не смог понять кто есть кто в его повести. Ни знаменитый поэт, который не смог поехать на войну, несмотря на то, что так много писал о ней в 30-е, ни знаменитая актриса, немолодая уже, но все еще поражающая своей вовлеченностью и горением, опознаны мною не были. А вот генерала Петрова признать было совсем не трудно, Симонов лишь слегка замаскировал его под Ефимова.
Итак, главное отличие повести от фильма – большая связанность с миром героев Симонова. Это не просто эпизод жизни Лопатина, разошедшегося с женой и встретившего кого-то близкого в Ташкенте. В повести есть и неудачное наступление подо Ржевом, и флешбэки из Сталинграда, где наши уже начали дожевывать армию Паулюса, есть Ташкент и есть Тбилиси и Северный Кавказ.
Для меня именно грузинский и, шире, кавказский финал стал неожиданностью (возможно потому, что его полностью нет в фильме). Лопатин из Ташкента отправляется поездом через Ашхабад в Красноводск, а оттуда самолетом в Тбилиси. Симонов всегда любил подчеркивать вот эту географическую транспортную связанность Советского Союза, у него герои не перемещаются в пространстве произвольно, а почти всегда конкретно, жизненно. В Тбилиси он чуть задерживается перед отправкой на фронт, уже вышедший к Минеральным Водам, встречается со знакомыми грузинами (он бывал раньше в Грузии, последний раз в 1936) и видит их военную жизнь.
Посмотрите на войну с перспективы Грузии. Война почти докатилась и до нее, фронт был совсем рядом, а за спиной не совсем дружественная Турция. Герои книги вспоминают то, как массово приходили в грузинские села похоронки после керченской катастрофы 1942. И все боятся, жутко, невыносимо боятся за своих живых еще детей, призванных в армию. Это, пожалуй, самый прозрачный, ясный момент в романе, осязаемая горечь и страх родителей, которые ничего не могут сделать, чтобы отвести угрозу.
А потом Лопатин садится в эмку и опять едет на войну, смотреть как наши начали отбирать свои пяди и крохи. Двадцать дней пролетели, впереди 1943 год.
Любопытно, невероятно любопытно – какой будет третья часть.
472,9K
Цитаты
- Аноним15 августа 2018 г.
Он-то не обманывал себя! Он, топающий сейчас мимо подъезда, в котором она скрылась, он, в своем полушубке, ушанке, в очках, в сапогах, надетых на два шерстяных носка, он – такой, какой он есть, ходивший здесь взад и вперед, – был влюблен в эту женщину.
85,6K - Аноним13 августа 2018 г.
У него был смешной вид – в пижаме, валенках и полушубке, но жена прекрасно знала, что, несмотря на этот смешной вид, решение его бесповоротно, и сочла за благо сделать то, что всегда делала в таких случаях, – заплакала. Ей вовсе не так уж безмерно хотелось, чтобы он остался, но она просила, а он не остался; от этого страдало ее самолюбие, и слезы были отчасти искренними. Впрочем, она всегда плакала без затруднений, легко и красиво.
84,4K - Аноним13 августа 2018 г.Читать далее
В их жизни так уж повелось, что, от времени до времени устраиваясь куда-нибудь на работу, она всякий раз почему-то считала, что делает это в пику мужу.
– Я знаю, что ты в душе недоволен, – говорила она, – но я не вправе принадлежать только тебе и забывать, что я тоже человек.
Он же как раз, наоборот, бывал доволен, когда она работала: тогда у нее оставалось меньше свободного времени и в доме говорилось меньше глупостей, чем обычно. Потом, через полгода, ей надоедало работать, и она начинала рассказывать длинные взбалмошные истории о том, как ее не ценят и не понимают, и Лопатин с тоской предвидел, что пройдет еще месяц, она уволится, и человеком, не понимающим и не ценящим ее, опять окажется он сам.73K
Подборки с этой книгой
Русская классика (АСТ)
- 349 книг
75 книг к 75-летию Великой победы
- 46 книг
Вторая древнейшая профессия на страницах книг
- 70 книг
Войны, революции и мятежи в классической литературе
- 376 книг
Моя домашняя библиотека (в процессе пополнения)
- 1 422 книги
Другие издания
