The Body Keeps the Score. Brain, Mind, and Body in the Healing of Trauma

Нехватка литературы на эту тему была серьезным препятствием, однако мой великолепный учитель, Элвин Семрад, научил нас не доверять учебникам. Он говорил, что у нас есть только один учебник: наши пациенты. Это звучит невероятно просто, однако, подталкивая нас к тому, чтобы полагаться на полученные на собственном опыте знания, Семрад также предупреждал, насколько на самом деле сложным является процесс их приобретения, так как люди – непревзойденные эксперты принимать желаемое за действительное и скрывать правду. Помню, как он говорил: «Наибольшим источником наших страданий является ложь, которую мы твердим самим себе». Работая в клинике для ветеранов, я вскоре осознал, насколько порой мучительно бывает принять реальность. Причем это в равной мере касалось как меня, так и моих пациентов.

Дыхание, употребление пищи, сон, испражнение и мочеиспускание являются настолько фундаментальными функциями, что их запросто можно упустить из виду, рассматривая хитросплетения разума и поведения. Тем не менее, когда нарушается сон или работа кишечника, либо постоянно мучает голод, или же от прикосновения хочется кричать (как это часто бывает с травмированными детьми и взрослыми), внутренний баланс организма нарушается.

Удивительно, насколько много психологических проблем включают проблемы со сном, аппетитом, осязанием, пищеварением и сексуальным возбуждением. Эти основные функции содержания нашего организма непременно должны затрагиваться в рамках любого эффективного лечения психологической травмы.

Спустя какое-то время большинство людей с ПТСР перестают подолгу копаться в прошлом. Им хватает проблем в настоящем, ведь каждый прожитый день дается с большим трудом. Даже травмированные пациенты, которые вносят реальный вклад в образование, бизнес, медицину или искусство и которые успешно воспитывают своих детей, тратят гораздо больше энергии на повседневные задачи, чем обычные смертные.

Еще один подвох языка заключается в нашей иллюзии, будто можно запросто скорректировать мышление, если оно недостаточно «рационально». «Когнитивная» составляющая когнитивно-поведенческой терапии сосредоточена на изменении подобного «неисправного мышления». Это подход к изменению сверху-вниз, в рамках которого психотерапевт ставит под сомнение или «переосмысляет» негативные установки, например: «Давайте сравним ваше чувство вины в собственном изнасиловании с реальными обстоятельствами произошедшего» или «Давайте сопоставим ваш страх садиться за руль с текущей статистикой дорожной безопасности».

Я вспоминаю смятенную женщину, которая как-то пришла к нам в клинику, попросив помочь с ее двухмесячным младенцем, потому что он был «слишком эгоистичным». Помогла бы ей лекция по детскому развитию или объяснение понятия альтруизм? От подобной информации вряд ли была бы польза, пока у нее не было связи с напуганной, брошенной частью своего «Я» – частью, которая выражалась в виде ее страха зависимости.

Нет никакого сомнения в том, что у травмированных людей возникают иррациональные мысли: «Я сама виновата, что была такой сексуальной». «Другие парни не боялись – они настоящие мужчины». «Мне не стоило идти по этой улице». Лучше всего относиться к этим мыслям, как к когнитивным воспоминаниям – не стоит с ними спорить, как вы не стали бы спорить с человеком, которого преследуют яркие болезненные воспоминания о пережитой аварии. Они являются остаточными следами травмирующего события: они думали об этом в момент получения травмы или вскоре после этого, и эти мысли были снова активированы под воздействием стресса.

Замешательство и мутизм[ В психиатрии и неврологии состояние, когда больной не отвечает на вопросы и даже не дает понять знаками, что он согласен вступить с окружающими в контакт, при этом в принципе способность разговаривать и понимать речь окружающих у него сохранена] – обычное дело в кабинетах психотерапевтов: мы прекрасно понимаем, что наши пациенты не выдержат, если мы продолжим вытягивать из них подробности случившегося с ними. По этой причине мы научились «раскачиваться», обращаясь к травме, как это назвал мой друг Питер Левин. Мы не избегаем связанных с ней подробностей, а учим наших пациентов постепенно погружаться в воспоминания о случившемся каждый раз все глубже и глубже.

Первым делом мы определяем внутренние «островки безопасности» в теле пациента (22). То есть мы помогаем пациенту понять, какие части его тела, позы или движения могут помочь ему «заземлиться», если он почувствует, что застрял, напуган или выходит из себя. Эти части, как правило, находятся вне пределов досягаемости блуждающего нерва, передающего сигналы о панике в грудь, живот и горло, и они могут стать верными союзниками для человека, пытающегося интегрировать травматические воспоминания. Я могу спросить у своего пациента про его ощущения в руках, и если он скажет, что все нормально, то попрошу ими подвигать, ощутить их легкость, тепло и гибкость. Позже, если я замечу, что у него напряглась грудь, а дыхание стало практически незаметным, я могу остановить его, снова сосредоточиться на руках, подвигать ими, чтобы он ощутил себя отдельно от травмы. Либо же я могу попросить его сосредоточиться на своем дыхании, почувствовать, как он может его менять, или же попросить с каждым вздохом поднимать и опускать руки – упражнение из цигун.

Некоторым пациентам заземлиться помогает воздействие на акупрессурные точки (23). Других я прошу почувствовать, как давит их тело на стул либо ступни на пол. Пациенту, который внезапно замолк, я могу предложить сесть прямо. Некоторые пациенты обнаруживают свои собственные островки безопасности – они учатся возвращать чувство контроля с помощью определенных телесных ощущений. Это подготавливает почву для разрешения травмы: раскачивания между познанием и безопасностью, между языком и телом, между воспоминаниями о прошлом и восприятием себя живым в настоящем.

С тех пор неврологические исследования показали, что у нас имеются две отдельные формы самовосприятия: одна отслеживает наше «Я» сквозь время, а другая воспринимает наше «Я» в настоящем.

Первая – наше автобиографическое «Я» – связывает между собой наши переживания, объединяя их в последовательную историю. В основе этой системы лежит язык. Наши истории меняются по мере того, как мы их рассказываем, так как меняется наше восприятие их, и мы учитываем новую поступающую информацию.

Другая система – самовосприятие в текущий момент – основана главным образом на физических ощущениях, однако если мы чувствуем себя в безопасности и нас не торопят, мы можем подобрать слова, чтобы выразить и эти ощущения. Эти две формы осознания расположены в разных частях мозга, которые практически не связаны между собой. Только система, отвечающая за самосознание, которая расположена в медиальной префронтальной коре, способна оказывать влияние на эмоциональный мозг.

Знание разницы между регулированием сверху-вниз и снизу-вверх является ключевым для понимания и лечения травматического стресса. Регулирование сверху-вниз состоит в укреплении способности сторожевой башни отслеживать ощущения вашего тела. С этим могут помочь осознанная медитация и йога. Регулирование снизу-вверх включает перенастройку вегетативной нервной системы (которая, как мы уже видели, берет начало в стволе мозга). Мы можем достучаться до вегетативной нервной системы с помощью дыхания, движений или прикосновений.