The Story of the Lost Child

- Нет, слова очень редко оказываются к месту, да и то ненадолго. В основном мы лепим их как попало, вот как сейчас. Или пользуемся ими, чтобы притворяться, будто все под контролем.

Я быстро привыкла быть одновременно счастливой и несчастной, как будто это было непременное свойство моей новой жизни.

Я ехала в совершенно пустом, холодном поезде: даже контролёр не проходил. Я чувствовала себя так, будто потеряла все и сама превращаюсь в ничто, в заложницу собственной опустошенности, что ещё больше усиливает чувство вины.

— Знал бы я, что для высшего образования всего-то и надо, что иметь свободное время и не думать, как заработать на жизнь, давно бы был с дипломом, — пошутил он как-то. — А что, сиди себе и зубри страницу за страницей!

Не каждому выпадает такой шанс. В благополучных странах торжествует обыденность, за которой не видны ужасы, творящиеся в остальном мире.

«Ах, какой это город, Имма! — говорила моей дочери Лила. — Блистательный, великолепный город! Здесь говорят на всех языках, здесь столько построено и столько разрушено! Люди здесь не верят болтунам, но сами невероятно болтливы. Здесь есть Везувий, и он каждый день напоминает нам о том, что величайшие свершения властителей и шедевры искусства могут в считаные секунды исчезнуть с лица земли, сметенные огнем и разверзшейся землей, засыпанные пеплом и поглощенные морем».
О Неаполе

Но если боишься радикальных перемен, поневоле становишься частью системы и вынужден врать, как все, иначе тебя выгонят.

«Я с детства знала, что люди умирают, но никогда не думала, что и со мной это случится. Да мне и сейчас не верится». В другой раз она рассмеялась какой-то своей мысли, а вслух сказала: «Правильно ты отказалась крестить малышку: глупости все это. Я вот теперь знаю, что скоро умру, распадусь на мелкие кусочки – и этим все кончится».

Я давно поняла, что человеческая память избирательна, и каждый помнит то, что хочет помнить.