The Story of the Lost Child

Мы все чаще говорили о мертвых, которые, впрочем, давали нам повод обсудить живых.

Она бормотала, что всегда это видела, видела, как лопаются и меняют суть вещи и люди вокруг, перетекая одно в другое, что все окружающее - смесь разнородных материй.

Такие разные и такие близкие, мы держались поодаль от других беременных, наблюдали за ними, смеялись.

– Почему тетя Лина так обращается с собственным сыном?
– Потому что он сделал то, чего делать нельзя.
– Но он уже взрослый, может делать что хочет.
– Только не то, что может его убить.
– Почему? Жизнь-то его, пусть делает с ней, что ему нравится, – имеет право. Вы ничего не понимаете в свободе, даже тетя Лина.

- Ты прямо как твоя мать.
– Ничего подобного.
– Да, пожалуй, ты права. Уточню: ты как мать, если бы она получила образование и писала романы.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что ты хуже.

В тот миг я ощутила всю искренность ее разочарования, всю искренность материнской любви, готовой превратиться в лютую ненависть за то, что я не желала ей подчиняться и делать то, что она считала для меня благом, за то, что я отказывалась от того, чего у нее никогда не было и благодаря чему она считалась самой удачливой матерью в нашем квартале.

Я говорила о своем детстве, об унизительном положении женщины в семье, о материнстве, о добровольной покорности женщин перед лицом мужчин. Говорила о том, на какие подлости может пуститься женщина из любви к мужчине.

Мне было трудно принять смерть матери. Я не проронила ни слезинки, но боль долго не отпускала меня; наверно, она и сейчас со мной. Я считала ее черствой и вульгарной, боялась ее, избегала ее общества. Сразу после похорон у меня появилось ощущение, будто хлынул ливень, а я стою, озираюсь по сторонам и не знаю, куда спрятаться.

В благополучных странах торжествует обыденность, за которой не видны ужасы, творящиеся в остальном мире. Но порой, когда эти ужасы порождают насилие и оно врывается в наши города, в нашу повседневность, мы пугаемся и впадаем в панику.

Повседневная домашняя рутина в любой момент могла влепить мне пощёчину, да такую, что все мои великие замыслы теряли смысл и казались нелепыми.