Язык есть Бог. Заметки об Иосифе Бродском

На групповой фотографии, где собраны почти две сотни нобелевских лауреатов (в связи с девяностолетием премии в 1991 году), Иосифа нет. Он был не в состоянии ждать, пока все соберутся, и вышел покурить.

Проблемы с биографиями Бродского в том, что всегда это какой-то другой Бродский. Не тот, что был в предыдущих воспоминаниях. Но каждый из них вызывает холодок восторга. Горячий восторг - это вообще не про него. Только холодный. Только независимость и автономность. Только совершенство языка, как средство выжить.
А вы знали, что Бродский был влюблен в английский язык? При том, что стихи его на английском служили неиссякаемым источником язвительности критиков, вероятно справедливой.

Поэтому факты, голые факты:
Писать хорошо, стало его нравственным долгом.
Измена Басмановой была ему важнее, чем тюрьма и психушка, весь в переживаниях он почти не замечал происходящего.
Первым потрясением на Западе стало то, что Оден - гомосексуалист. Боготворимый Оден! Гомосексуалист! Лишь с годами, пообтесавшись в богемной американской тусовке, Бродский смог говорить, что все это "неважно".
Он поставил себе задачу писать по-английски. Но... Все критики в один голос замечали, что он лишен слуха к английским словам, не понимает их истинного звучания... в стихах. Проза, эссе на английском блистательны.
Переводчиков он изводил - должны были быть сохранены стиль, размер, форма и желательно фонетическое звучание. Хоть тресни. В борьбе с переводчиками использовал чаще кнут, чем пряник. Нет. Один кнут. Не желал слышать, что рифма в западной поэзии не используется вот уже лет шестьдесят и может придавать комическое звучание стихам.
Ненавидел многое. Пение стихов под музыку, коммунизм, французов и "хохлов". И православную церковь (ну, ладно, будем считать "весьма холодно относился"). Гордился своей нетолерантностью.
Считал себя самым еврейским евреем из всех евреев, но русским писателем.
Был груб с посторонними людьми. Своих знакомых поражал смесью нежности и грубости. Судя по некоторым намекам грубость была оскорбительной.
Не умел выступать - потел, торопился, говорил крайне неразборчиво.
В незнакомой обстановке так нервничал, что становился невыносим для окружающих.
Не мог бросить курить. Вообще избегал всяческих решений.
К своим был щедр до предела. На помощь, деньги и рекомендации. А вот роману Аксенова "Ожог", который посчитал плохо написанным, отказался дать рекомендацию. И в следующем романе Аксенов написал на него карикатуру, изобразив Бродского карьеристом, который еще живя в Союзе, готовил себе карьеру на Западе (знакомая мысль вообще-то, я думала это Пелевин придумал. Ан нет, Аксенов)
Любил разговаривать по-кошачьи - мяукал, мурчал, царапался и облизывался. Заражал этой манерой даже своих редакторов.
Считал, что английский язык дал большее количество шедевральных романов, чем русский. Потому, что английский язык выражает мысль без примеси эмоций, а русский язык создал утешительную литературу. В английском языке есть легкость, ирония, в русском чересчур много "отношения". Русской литературе нужна не правда, а сказка, утешение, сон золотой.

Вывод - Бродский куда более свободен, чем мы (до сих пор) можем понять и принять.

Читать Бродского. Учиться быть свободными

Долго думал, писать что-нибудь об этом шедевре биографического искусства, или "просто оставить это здесь".

Я был в Стокгольме как-то раз, там живут наши старые друзья, которые, из-за своей национальной принадлежности к еврейскому народу, вынуждены были покинуть СССР в 90-х. И вот, мне двадцать, до этого я бывал лишь в Тунисе - арабском быдло-курорте, что положительных эмоций не вызвал. Я получаю свой первый шенген, и, холодной суровой зимой, плыву на пароме из Хельсинки в Стокгольм. Город, который всегда был для меня чем-то непознанным и далеким.

Не передать как сильно я был удивлен. На улице практически нет мусорок, все выкидывают сигареты под ноги, но их не видно. Сразу убирают. Вокруг все улыбаются. Это сейчас я уже привык, что "хмурая морда русских" - штамп. Тогда я впервые увидел это различие. Не говорю, что это плевок в нашу сторону, мне больше нравится ходить хмурым, нечего раздавать направо-налево радость. Но в Стокгольме я был обескуражен. Улыбаются, черти. Следующим удивлением был местный "дом престарелых". То, что они называют этим страшным словосочетанием - жилой дом, внутри словно торговый центр, со своим магазином, своим спортзалом. У каждого старика - своя квартира. Если ему нужно вытереть зад, или поднять ложку со стола, на это есть няньки, сиделки. Понятное дело, что врачебные осмотры не обсуждаются. За все это платит государство. Не люди, которые хотят устроить своих бабушек и дедушек. А страна. Я вот недавно изучал проблему болезни Паркинсона. Узнал, что есть пансионы, где обслуживание в три раза хуже. Стоить это семье будет 30 тысяч в месяц, при двух-четырех-восьмиместном проживании.

Это мои впечатления. Самым сильным было то, что Стокгольм показался мне родным. До испуга. Как будто я родился здесь. Свой родной Петербург всегда сердцу дороже, но я побывал в некоторых европейских столицах, и ни серый Париж, ни древний Рим не смогли заставить меня себя полюбить. А вот столица Швеции смогла. Я ходил по улицам, как по Невскому проспекту. И, хоть они совсем не похожи, ощущение было одно.

Также вышло и с Бродским. Его выслали из страны, как человека, что ненавидел власть. При этом, диссидентом он не был, все знают. Он просто боролся своими стихами. А его быстренько подавили, и отправили восвояси. Куда только его не мотало. Он оказался баловнем судьбы, на мой взгляд. Везде ему были рады: и в США, и в Австрии, и в Швеции (даже Нобеля дали). Работу ему сразу нашли, стихи его печатали, причем на всех языках. Обожателей у него было полно. Короче, из всех эмигрантских судеб, мне известных, у него была самая впечатляющая.

В середине жизни, он пристрастился к Швеции, цитату его об этой стране приводить не буду, она даже в синопсисе торчит. Но это - не просто так. Став самым настоящим иностранцем, уничтожив все, что было когда-то для него свято у себя в голове, Бродский так и не вернулся в Петербург. Даже тогда, когда началась перестройка, и его просто позвали в гости. Он не смог заставить себя это сделать. Испугался. Но, как напоминание о родном городе, он постоянно ездил в шведский домик, и проводил там недели. Писал стихи, бродил по лесам, грустил. Так сложилась его судьба.

Иногда, когда я пишу стихи, мне тоже кажется, что я немного Бродский. Что мне нужно уехать куда-нибудь, чтобы политика никак не трогала меня и моих близких. Заняться литературой. Чем угодно. В домике, в квартире, в России, в Швеции. Просто немного пропасть. Это проходящее чувство, ведь я не могу терпеть одиночество, но порой оно возникает.

Эта книга с самых первых страниц показала себя с лучшей стороны. Сильно предвзятый Янгфельдт, восхищенный Бродским с юных лет, написал историю в четырех частях, которая не даст нам стопроцентный биографически точный взгляд на жизнь поэта. Но мы совершенно точно сумеем прочувствовать Бродского, ощутить его жизнь очень близко. Так, словно он совсем рядом.

Я могу еще много написать, но лучше испытать это на себе.

Моя любовь к Иосифу Александровичу давно уже вышла за рамки литературы как таковой и перешла в область религиозного поклонения, поэтому удивить меня чем-то новым из его биографии весьма трудно. И всё-таки книгу Янгфельдта я купила не раздумывая: приятно очутиться в любимом мире.

Да, ничего даже приблизительно нового в ней нет, и больше, точнее и корректнее, чем Лев Лосев, вряд ли кто напишет о Бродском в ближайшие пятьдесят лет.

Но читать было приятно. Янгфельдт обращается с фактами бережно, все ссылочки и отсылочки очень точны, и сама книга написана с любовью и восхищением, что меня, конечно, подкупило.

Так что прочитать в любом случае стоит, невзирая на некоторую вторичность и ощущение конспекта усердного ученика.

Книга воспоминаний шведского слависта Бенгта Янгфельдта о его добром друге, последнем поэте России Иосифе Бродском.
Нет, это не биография известного человека, это действительно сборник заметок, каких-то милых историй, расхожих фраз и привычек, которые перетекают из рассказа в рассказ, цепляются друг за друга и дарят нам такой узнаваемый, теперь уже родной образ известного поэта. Ведь за всеми этими мимолетными фразами угадывается именно он, Иосиф Бродский. Мы видим его лицо с забавных фотографий, которыми пестрит книга, всматриваемся и понимаем, что, да, так мог сказать только он.
Книга подкупает именно своей теплотой, повседневными мелочами, добрыми воспоминаниями о близком друге, которого и теперь, должно быть, не хватает. Здесь есть и биография (сжатая, но все же), и мировоззрения Бродского. Но главным в книге остаются именно короткие зарисовки его жизни, настолько близкие, как будто тебе их рассказали за чашкой чая, как будто вы вместе с автором вспоминаете общего друга. Потому что, и впрямь, на протяжении всей книги меня не покидало это чувство и пролистывая каждую страницу, хотелось воскликнуть: "Да, в этом весь Бродский!".

Условно в книге три взаимосвязанных темы: Бродский как человек, Бродский как мыслитель, и Бродский как поэт.

Начинается с краткой биографии: от поэтических опытов, далее, через гонения, причина которых банальна – отказ шагать в ногу с общественным и литературным строем, далее – высылка в 1972 году, и всемирное признание. Признание редкое для русскоязычного автора. Несколько штрихов к личности, с легкими упреками в негибкости и нетерпимости к явлениям, которые для западного человека были в порядке вещей, а у Бродского вызывали стойкое отторжение и неприятие.

Далее о мировоззрении. Здесь уже все гораздо сложнее.
Бродский человек, с оригинальным сложившимся прочно укоренным в мировой культуре мировоззрением.
Его философские взгляды оригинальны и строго-иерархически структурированы: язык, время, пространство, и поэзия как способ постижения. Осмыслению помогает опыт, опыт экзистенциальный и эстетический.
С помощью поэзии, считал Бродский можно реорганизовать и удержать время, слиться с ним.

Еще одна отличительная особенность – крайний индивидуализм: «Человек свободный отличается от человека порабощенного именно тем, что в случае катастрофы, неудачи, несчастья никогда не винит обстоятельства, другого человека – он винит самого себя». Для него существует явная антитеза: Запад – индивидуализм, культура, свобода; Восток – коллективизм, варварство, рабство. Отстаивая свою творческую свободу, он вступает в осознанный конфликт с государством.

Несмотря на тяжелые испытания поэт не отвергает гуманистические идеалы, сохраняет глубокую веру в силу искусства вообще, и литературы в частности. Искусство для него впереди жизни, впереди прогресса, именно оно создает новую реальность.
И, наконец, о поэзии. Здесь, все вообще очень запутано, без поллитры не разберешься. Размер стиха, цезуры, синтаксические паузы, безударные слоги, разные окончания и т.д. и т.п. Требуется серьезная филологическая и литературоведческая подготовка для того, чтобы делать выводы.
Остановиться можно на том, что Бродский был поэт – новатор, не искавший легких путей и избегавший проторенных дорог.
Итог: личный, проникнутый симпатией взгляд на судьбу и творчество большого поэта.

Приятно познакомиться, Янгфельдьт Бенгт, шведский литературовед-русист. Сегодня мы говорили о Бродском, знаешь, о Маяковском в другой раз.
Это моё главное расстройство. Может быть "долгие разговоры на кухне" и основание, и жанр, и клейстер, но куски чужих биографий, рецензий, склеенных "дейктикой" и глаголами а-ля "говорил", "сказал", резали без ножа первую четверть.
Впрочем, как только пересказ скитаний в СССР по чужим мемуарам перерос в филологический анализ, читать стало захватывающе. И здесь опять ошибка. Теперь уже моя. Плохая идея браться за литературу об авторе, не имея должной "начитки" самого автора. Моего представления недостаточно.
Бенгт качественно отмечает особенности поэтики, ср. понимание категорий времени и пространства (рифма как явление одновременно проспекции и ретроспеции, последствия этого), этика и эстетика, "идолизация языка" etc.
В этом ракурсе заиграли спорные и бесспорные моменты биографии и творчества.
Ср. английские поэтические перформансы без чувства ритма, языка, интонации, идиоматики.

Бродский и политика, Бродский и СССР, Бродский и Америка. Одновекторное движение монгола.

Вот он, дар видеть архипелаг в одной букве, мыслить на нескольких языках, быть собакой, а точнее котом.

И осколки, осколки, осколки...
Все-таки режет.

Конспект

Долгие годы испытывала пассивную нелюбовь к Бродскому по трём причинам:
1) армия поклонников — эти тонкозапястные томные девицы и припечатанные одухотворённостью юноши выбешивали на раз;
1,5) вытекающий в том числе из выбешивания подростковый максимализм: раз они любят и восхищаются, то я буду игнорировать и игнорировать;
2) то, как возвеличивал и боготворил Бродский Ахматову: об этом я знала по слухам и каким-то отголоскам не пойми откуда, а к Ахматовой у меня в те же годы была нелюбовь активная, граничащая с ненавистью — и перебрасывалась та нелюбовь огоньком на всех причастных, за исключением Гумилёва;
3) общее непонимание поэзии, которое, к слову, со мной и поныне.

Но косность грешна. Потому я искала книгу, где мне и жизни важные вехи дадут, и по творчеству и значению творчества для мира пройдутся, и какие-то мелкие курьёзы покажут (как Довлатов), и что-нибудь ещё.
И Бенгт умница: и дал, и прошёлся, и показал, и что-нибудь ещё.

Биография на удивления приятная. Нет кружения вокруг какой-нибудь великой любви или превеликой ненависти. Нет вытаскивания скелетов из шкафов. Нет идеализации Бродского в образе сына-друга-любовника-мужа-отца-поэта. Нет и перекоса в сторону автора: биографу легко скатиться в ненужное «ящетаю». Ясность изложения радует, ясность, человечность и трогательность.

Изрядный кусок текста отдан отношению к поэзии и отношениям с поэзией, ведь искусство поэзии требует слов. Почему язык есть Бог и как Бродский связывал Язык со Временем. Что такое вечность. Почему ставил эстетику выше этики и как это доказывал. Чьё влияние оказалось неоценимым и заметным. Как и зачем ломал стихами английский язык.
Любопытно, рельефно, без пафоса.

А кое-что ещё — это фотографии, интервью, небольшие зарисовки из жизни и один-единственный мат на всю книгу, которому я хочу вручить премию «Самый уместный в биографии мат».

1. Книга Бенгда Янгфельда - дельное, емкое обобщение всех читанных мною мемуаров о Бродском и его интервью. И написана она хорошо: просто и умно, логично построена (за исключением, как мне показалось, последней части "Беседы", которые уже, на мой взгляд, стали лишними, поскольку еще раз повторяли сказанное ранее.)

2. Эта книга еще раз подтверждает, что масштаб личности Бродского соответствует его поэтическому гению. Это очень важно: проблема совместимости гения и злодейства - моя давняя заморочка.

3. Янгфельд еще раз, для меня, очень точно определяет главную, на мой взгляд, черту личности Бродского: личная ответственность за все, что с ним (не с человеком вообще, хотя и это тоже, но Бродский всегда говорит о себе) происходит. И вина за все - тоже на нем.

4. Совершенно определенно Янгфельд говорит о еврействе Бродского. Это прекрасно и честно.
И это неизбежно. Еще потому что он поэт.

И идея предпочтения

И мне нравится, что попытки В.Полухиной сделать Бродского православным христианином оказались не очень убедительными.

Речь идет и о кальвинизме Бродского, конечно... Но как-то все очень логично и в органичной связи со всем прочим, что Янгфельдт рассказывает о своем герое. Нет в его писании ни крайностей, ни разрыва связей.

5. Хороший рассказ про Бродского и Одена.

6. Биография Бродского рассказана именно как фон для характеристики личности, а не наоборот.
Раскрыты основные факты биографии личной и поэтической в очень тесной связи и взаимообусловленности без смакования интимных подробностей.

В общем, если надо восстановить какие-то факты о жизни и творчестве Бродского, то стоит обратиться именно к этой книге. А если она - первое знакомство с Бродским, то будет хорошим путеводителем и отправной точкой.

Что у меня вызвала это книга после прочтения не смогу описать в двух словах.Она потрясающая!Наверно я в таком восторге, потому как я люблю творчество Бродского не меньше чем его самого и для меня эта книга раскрыла практически всего его как человека. Не возможно настолько сильно изучить (но скорее понять) его не будучи с ним лично знакомым, но я думаю автору удалось это знакомство с ним, как нельзя лучше. Написана книга согласно хронологии - это сделало рассказав о нём таким подробным и полным, что я невольно действительно представляла его живого, пищущего стихи и живущего где-нибудь в Америке..
Книга оказалась интереснейшая, очень подробно описывающая жизнь и характер Иосифа Бродского, а также его окружение, предпочтения и вкусы в литературе. А ещё книга немного философская. Она о языке, как русском, так и английском.Об осмыслении языка и его значении в жизни поэта. Вы спросите зачем же это в его биографии?Но на самом деле язык для Иосифа Бродского язык играл огромную роль в сочинительстве и по жизни.
Иосиф Бродский был очень трудным и резким, но вместе с тем нельзя не сказать, что также невероятно очаровательным и смешным человеком. Например он мог абсолютно незнакомому человеку нагрубить. Людей которые ему не нравились внешне (не имеется в виду красота, а скорее какие-то общие черты, просто первая реакция ) он сразу отметал, с ними мог вести себя грубо и резко..С близкими же на оборот чрезвычайно трогателен и бережен, окружая их заботой и поддержкой. На самом деле всё таилось в его робости и застенчивости..у него был страх выступать перед публикой и он не очень успешно декламировал стихи на английском( по крайней мере пока не выучил язык лучше). Для меня эта его возможно не лучшая сторона его характера была открытием. Но я считаю также, что она была в нём изюминкой.
У поэта была весьма тяжелая судьба.Его постигла любовь, которой не суждено было быть счастливой. Любил он одну Марию Басманову..далее события сложились еще более трагически и его выслали из России.Он был на грани отчаянья тогда, а последующие годы невероятно трудно переживал этот отрыв от родины.Что несомненно очень сказалось на его сочинительстве. На его Родине остались и умерли его родители..Иосиф так и не смог к ним съездить.
Несомненно печальным является, тот факт, что у него были большие проблемы с сердцем (он перенёс три инфаркта), которые давали о себе знать каждый раз. Ему было трудно, но он старался не показывать этого..старался жить дальше. В конечном итоге он умер от очередного инфаркта в 1996, ставшим для него роковым.
Вместе с этим он был и остается для меня гениальным поэтом и человеком! Я думаю ещё не раз вернусь к перечитываю некоторых глав из этой книги.
И я точно не могу не удержаться и не процитировать немного его :

Отличная книга для тех кто только начинает знакомство с Бродским - его стихами, эссе и биографией. Мне кажется, что контекст при чтении Бродского важен. Заметки Янгфельдта не претендуют на всеобъемлющий труд о Бродском и это главное достоинство, потому что выхвачено важное, но не в ущерб качеству общей картины. После прочтения становится яснее позиция Бродского по многим вопросам, его философия, жизненные позиции. А значит и его поэзия заиграет новыми нотами. Думаю, что кому не хватило глубины могут почитать книгу Лосева о Бродском. Но начинать лучше именно с Янгфельдта. Оба автора лично были знакомы с Бродским, но книга Янгфельдта легче.