Ф. М. Достоевский. Собрание сочинений в 10 томах (подарочное издание)

Достоевский всегда читался не слишком легко, но «Братья Карамазовы» просто душу вынули своей многогранностью и тяжеловесностью. Если в «Идиоте» ты тоже начинаешь медленно сходить с ума, то здесь превращаешься в одного из Каразамазовых с «карамазовщиной», страстями и постоянным напряжением.
В предисловии к роману Достоевский упоминает, что «чудак… носит в себе сердцевину целого» и каждый из этой семьи отражает итоговый взгляд Достоевского на загадку души русской, двойственность ее природы: эгоистичную и жертвенную одновременно.
Семья Карамазовых – собирательное и частное о русском народе, его социальной и нравственной деградации, но сможет ли этот народ возродиться из скверны?
В романе также поднимается вопрос веры и религии, которая многие века воспитывала и уничтожала человека, привела к тому расхлябанному и неудержимому состоянию, которое имеем сейчас, где подлость сосуществует рядом с желанием к искуплению.
Роман является итоговым и знаковым смыслом жизни и творчества Достоевского, его исповедью в художественном изложении.

Ф.М.Достоевский – абсолютно русский писатель. Он знает, что нам надо страдать всегда и всюду, поэтому все его повести и романы пронизаны горечью, скорбью, отчаянием, безысходностью и прочими подобными штуками.
Главному герою двадцать шесть лет. Молодой, красивый мужчина, вот что тебе спокойно не живётся? Но ведь перед нами текст, написанный Достоевским, поэтому всё будет в этом же дождливо-петербургском стиле.
Герой- мечтатель живёт в маленькой комнатке, работает мелким и непримечательным чиновником, считает свою жизнь скучной до изнеможения. Он любит гулять, потому что только хождение по городу отвлекает его от однообразности бытия.
Настя… Конечно же, без любовной линии ни одно произведение не производит должного впечатления. В повести не только линия, а даже любовный треугольник, но очень невинный. Настя делает свой выбор. Герои принимают всё, не упрекают друг друга в неверности. Мне кажется, что так и должно быть, любимых нужно отпускать легко и без обид, чтобы все были счастливы.

Не было особенных книжных резолюций в отношении нового года,но, стартовав год с большой книги, я снова погрузилась в состояние «впечатления настолько объёмные, что я не хочу перебивать их меньшими по силе». Так было после «Щегла», например, и после «Фауста». Так что сами собой сложились резолюции «выбирать книги вдумчиво» и «закрыть существенные пробелы в лит. образовании».

Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло всё, что могло взойти, но взращенное живёт и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе

Нет смысла говорить про роман «Братья Карамазовы» как про книгу, которую должен немедленно (нет) прочитать каждый (нет); имеет смысл лишь попытаться понять, что сделала эта книга со мной, когда пришла в мою жизнь.

Дело в том, что я как-то упустила «Братьев» в школьные годы (прочитав при том почти всё у Достоевского); я, кажется, даже начала, но быстро заскучала (на старце), и вообще, мне хотелось читать мрачное и элегичное про Петербург, а не эти провинциальные страсти.

Сейчас хочется поклониться в ноги создателям книжного клуба (oh wait) за то, что у нас есть ежемесячные встречи и бесконечный список идей «что читаем дальше». Кажется, «Братья Карамазовы» выросли из обсуждения «Хижины» (закономерно).

Сюжет, который можно свести к вопросу «кто убил Лору Палмер старика Карамазова», пересказывать бессмысленно, и не в сюжете речь. Внешнесобытийная канва у Достоевского слабенькая, пересказ ляжет в два-три абзаца, а вот поди ж ты перескажи настоящий сюжет.

Настоящий прячется во внутренней динамике, но он здесь, как мне кажется, не в размышлениях героев и не в их внутренних метаниях, а в их диалогах! Все разговаривают со всеми. Старец с посетителями, Алёша с Митей, Алёша с Иваном, отец с сыновьями, Иван с Митей, Митя с Катей, Катя с Грушенькой, Хохлакова ... (Хохлакова, впрочем, прекрасно справляется самостоятельно ) и так далее и тому подобное, и в этих беседах и есть сила, движущая сюжет. В конце-то концов суд — это тоже, слова, слова, монологи — сначала прокурора, потом — адвоката.

И в самом уже конце Алёша говорит с детьми.

Можно было бы сказать, что история выглядит как лоскутное одеяльце, да ещё и скроенное местами в ленту Мёбиуса; не вполне понятно, зачем вдруг какие-то диалоги или подробности, фокал скачет, фокус скачет, Митя скачет, но через некоторое время эта мешанина интонаций, мировоззрений, характеров ввергает тебя в транс. Помните картинки, при первом взгляде на которые видишь набор пятен и кружочков, а при должном расслаблении взгляда вдруг замечаешь объёмное изображение, «выплывающее» на тебя с листа?

Вот на меня так выплыл роман «Братья Карамазовы». Который, конечно же, весь — от начала до конца — об обретении/необретении Бога в душе. Мне кажется, настоящее повествование вырывается за рамки внешнесобытийного, и главное действие разворачивается прямо в душе читателя.

Я-читатель не отождествилась ни с кем из персонажей, но многие монологи звучали вызовом лично мне, ну, будто я присутствую в комнате с говорящими и могу приложить сказанное к собственной жизни. Сколько у меня закладок в книге! Самая жирная, конечно, на рассуждении Ивана про бунт и на его же повести «Великий инквизитор» — у меня ощущение, что пару страниц я зачитала до дыр (как это возможно в электронке) и выучила наизусть. Кажется, бунт Ивана — это вызов лично мне, нечто требующее ответа от меня — Богу. Возможно, это так и есть, это текст-манифестация для каждого читателя; Достоевский не просто душевед, он ещё и чёртов манипулятор , и никто не должен пройти его книги без трансформации в собственной душе (ок, я не говорю, что не может).

Ещё о простом. Я не знаю, ходил ли Фёдор Михайлович на писательские курсы и слушал ли он вебинары по построению сюжета, по арке персонажа и пути героя по Кэмбпеллу, по архетипам, знал ли он слово клиффхэнгер и проч и проч (вот сейчас смешно, да); мне вообще невероятно интересно теперь, КАК это сделано и сколько времени заняло у ФМ создание романа, но он, конечно, гениален со структурной точки зрения (я сейчас перечитываю «Преступление и наказание», меня и вполовину не так втащило в сюжет, как в «Братьях Карамазовых»).

При том, повторюсь, внешнесобытийная динамика-то весьма вяленькая, особенно в первой трети книги. Волшебство.

Особенно хочу заметить про линию мальчика Илюши: как она мастерски вплетена в сюжет, как она сначала дана нападением-загадкой (кто, почему, за что покусал?), как потом развёрнута до катарсиса (на собаке Жучке я зарыдала), как финалит вообще всё. Вообще. Всё.

Господи, ну как это можно написать, чем, каким чувством языка, души?

Книга огромная, а заканчивала я с одним ощущением (ну, помимо чувства ухода в ослепительный свет на фразе про блины) — «мне мало, Господи». И дело не только в количестве букв; мне мало было одного прочтения, как будто я смогла снять верхний слой смыслов, а жить-говорить с этим романом можно долгие годы. Таким образом, «Братья Карамазовы» точно будут среди книг, которые я возьму с собой на необитаемый остров.

А толком-то ничего и не сказала.

Так и живу уже несколько дней с одним Достоевским — глазами и в аудио.

Есть такие люди, которые своим внешним видом и поведением вызывают у окружающих устойчивое недоумение и неприязнь не меньшую, чем дождевые черви. Внешность тут тоже имеет значение, потому что даже при наличии определённых нам всем природой внешних данных оформление их - дело только наших рук. Вот о таком человеке эта повесть. Я поначалу испытывала жалость к нему - это неприятное унизительно чувство. Вспоминала Карандышева пьяного в 'Жестоком романсе". Да и трезвый он там не лучше, если уж на чистоту говорить... Вот и наш герой такой же. Все эти нелепые ужимки, попытки впечатлить всех своей особенностью, которая на самом деле - сплошные дебильные выходки или неуместные выступления. Всё это убого до боли в мозгу невольных зрителей. А уж когда он пустился в нравоучения перед только что использованной им по прямому назначению проституткой, так это и совсем было мерзко. И дальнейшее его раскаяние мнимое, потому как после него ещё раз в ту же реку, и страх нести ответственность за свои слова, если девушка решит воспользоваться так опрометчиво предложенной им помощью... это уж и совсем подлость. Но самое в итоге ужасное, что вот такой-то человек считает себя выше всех нас!!! потому именно, что он способен опуститься на самое дно собственной ничтожности и гнили, а мы якобы ТРУСИМ.

Поэтому если однажды в социума вы встретили такого убогого, нелепого и жалкого человека (а они реально встречаются там) и в порыве великодушия и человеколюбия вы захотите протянуть ему руку приятельства и доброго отношения, то ударьте себя по этой руке другой, свободной. Потому что в глубине души и при всей своей убогости этот человек смеется над вами и уверен, что червяк именно вы, а не он.

Во время чтения рассказа меня не оставляло ощущение, что я смотрю пьесу. Представлялась сцена, по которой прохаживается ожидающий "молодой человек в бекеше". В том, что он ожидает женщину, нет сомнения: вздохи, поглядывание на часы, ходьба по кругу... Об этом видимо догадывается и "господин в енотах", к тому же подозревая, кого именно подкарауливает молодой человек. Он даже решается спросить, но не знает, как приступить к разговору, как правильно задать вопрос, чтобы и себя не выдать, и ответ получить. "Господин в енотах" то бледнеет, то истерически смеётся, то заикается, раз за разом заводя беседу, но каждый раз сбиваясь и путаясь. Ему унизительно признаться, что он обманутый муж. В результате выскакивают такие нелепые выражения, как "одна дама, благородного поведения, то есть легкого содержания" или "одна дама-с, то есть я хочу сказать порядочная женщина, из превосходного семейства, моих знакомых… мне поручено… я, видите ли, сам не имею семейства…"
Во второй части (или втором рассказе) автор знакомит читателя с ревнивым мужем чуть ближе, называя имя "господина в енотах". Выступает же Иван Андреевич в прежней роли - продолжает искать подтверждение неверности супруги. Он теряет всякое благоразумие, отправляясь по адресу случайной записки. Казусная ситуация, в которую попадает оскорблённый муж, очень напоминает водевильную. Рассказ состоит из сплошных диалогов, что подчёркивает его театральность. Я представляла, как удобнее установить на сцене кровать, чтобы видеть и слышать перебранку чужого любовника и чужого мужа, случайно попавших в чужую квартиру.

Ранние произведения Достоевского отличаются сатирическими ситуациями и смешными диалогами, в них трудно узнать будущего Фёдора Михайловича, сложного и депрессивного.

Записки из острога (Мёртвого дома) повествуются от лица Александра Петровича Горянчикова, но читая их, чувствуешь слишком яркую эмоциональную окраску и понимаешь, что Достоевский делится личными наблюдениями и впечатлениями. 1850-1854 - годы, проведённые Фёдором Михайловичем на каторге в Омске. Быт и нравы каторжан - основная составляющая книги. Хоть идёт повествование в сравнительно хронологическом порядке, сюжета, как такового нет.
Записки представляют собой зарисовки по темам.
Тема каторжных разговоров, когда ругаются в удовольствие и для развлечения, делятся собственными или услышанными историями - основное занятие в остроге. Достоевский приводит в книге некоторые житейские случаи (особенно грустной показалась доля Акулины в рассказе "Акулькин муж", а сколько подобных угнетённых и бесправных женщин терпело и страдало на Руси!)
Другие удовольствия: напиться водкой (подвизаются контрабандисты - проносители вина), заработанные деньги сразу пропиваются; майдан - игра в азартные игры (в три листа, в горку и проч.); праздники (описывается Рождество и Пасха), когда каторжники получают особенно щедрое подаяние; рассказывается и о культурном развлечении - театре...

О доносчиках и шпионах, которых не укоряли и не обвиняли за их нелицеприятную деятельность; о хозяйственном дворе с курами-утками, а также козлом, конём и собаками; о банных днях и сложной процедуре раздевания и омовения; о работах и наказаниях - Достоевский не оставляет нераскрытых тем, подробно и даже страстно (благодарность за эмоциональное исполнение Борису Плотникову) объясняет все тонкости быта и нравов а арестантском обществе.

Писатель не раз подчёркивает, что в остроге дворян не любят – особенно политических, съесть рады. Потому-то Александр Петрович часто напрашивался в госпиталь. В этой больничной зарисовке поразила тема питания, когда порции распределенные по болезням лежавших: "Лучше была порция цинготная, – говядина с луком, с хреном и с проч., а иногда и с крышкой водки. Хлеб был, тоже смотря по болезням, черный или полубелый, порядочно выпеченный"... Неплохо кормили).
Дворяне были на особых условиях в плане работ, а ещё им разрешалось иметь прислужников из арестантов, заказывать за деньги особое кушанье или любые другие услуги. "Им везде рай!" - кричат на Горянчикова, ругая и возмущаясь. Наверное, подобное отношение было особенно обидным, так как тема неравенства между сословиями поднимается в "Записках..." много раз.

Мне было интересно познакомится с данным произведением, чтобы сравнить каторгу 19 века с советскими лагерями, почувствовать, какое чудовищное давление испытал Фёдор Михайлович в остроге.
Известно, что "Записки из Мертвого дома" значительно повлияли на дальнейшее творчество писателя и были не единожды использованы в более поздних произведениях автора.

Книгу слушала в исполнении Галины Самойловой. Очень своеобразном! Читала, как будто из пулемёта строчила, если нужно было остановить запись, то приходилось делать это посреди слова, так пауз в чтении не наблюдалось, зато чувствовалась какая-то непонятная злость.
Спасибо знающим людям, подсказали о существовании других начиток, и я изменила выбор, остановившись на исполнении Бориса Плотникова. Время прослушивания увеличилось на 4 часа, но оно того стоило.

Могли ли такие люди жить? Постоянный вопрос, который так и крутиться в голове, когда читаешь Достоевского. Не могли, — наворачивается ответ, — и именно поэтому они у него постоянно умирали, убивались, погибали и прочими другими способами заканчивали своё существование.

Герой Достоевского это настоящий букет из отклонений. Нервные, болезненные, либо крайне бедные, либо крайне богатые, либо слишком душевные и добрые, либо предельно злые. При это они многослойны, неоднозначны, как сказал Шрек — «Как луковица», да, точно Шрек сказал, про себя, правда, но к героям Достоевского это ещё более точно: с них можно снимать слой за слоем, при этом неизменно хочется рыдать, и чем больше снимаешь, тем больше хочется рыдать. В каждом есть что-то душевное, искреннее, доброе, но в то же время это может прятаться под слоем зла, агрессии, ненависти. Вообще, все мы были когда-то добрыми и хорошими, просто на нас наросли слои: практичность, необходимости, обстоятельства, осторожность, стремления. Достоевский пошагово снимает с героев их сло, показывая то истеричность и неуравновешенность, то слой доброты и душевности, который прячется от внешнего мира под грубой коркой. В каждой книге у него есть Иисус и Люцифер. При этом лично я не всегда понимаю, кто из этих двоих нормальный, а кто нет. Вроде бы по привычке думаешь, что добро — хорошо, нормально. Вот только Достоевский он совсем не такой простой и смотря на его героев сложно сразу понять: добрая девушка, хорошая девушка, но явно не нормальная. Кажется, именно Достоевский впервые сломал мои представления о том, что добро это нормально, потому что именно у него нормальными мне чаще кажутся отрицательные персонажи. Его условно отрицательные персонажи кажутся часто более нормальными, чем условно положительные персонажи.

Когда долго не читаю Достоевского, то меня по нему прямо тоска какая-то пробирает: мир начинает казаться полярным и ясным, сразу видно где добро и зло, что нормально, а что нет, и когда вот такое настроение ума начинает проявляться — значит настало время брать в руки Сорокина или Достоевского, потому что такое настроение это совсем ненормально. Хочется порции психологической дестабилизации, небольшого колебания мировосприятия с его базовым разделением на единички и нули. Его книги можно считать психотерапией: после них кажется, озираясь по сторонам, что вокруг не так уж всё и плохо или хорошо, что нормально это не всегда нормально.

Достоевский пишет о своей эпохе, что, впрочем, вполне естественно и нормально для любого писателя. Врем выдалось бурное, с большими социальными, культурными и философскими колебаниями народных масс. Мне кажется, что мир до времени Достоевского был как бы беременным, а по настоящему роды начались именно тогда, и продолжаются до сих пор. Люди открывали для себя новые идеи, нечто принципиально новое и отдавались этому с концами. Это дало большое количество людей, явно выбивавшихся из общей массы своими понятиями и поведением. Люди грезившие революцией и радикальным изменением устоев, утописты, короче, или иногда революционеры. Впрочем, тут всё же можно, наверное, сказать, что любой утопист — революционер. Вообще, любой человек, который стремится к лучшем без плохого — революционер и утопист. Здравый смысл на левом плече продолжает нашёптывать схожие слова из того же ряда: идеалист, идиот…

Герои Достоевского, оказавшись на самом дне, всегда видели слабый луч надежды вдалеке. Для них этот лучик был, как свет далёких звёзд — таким же недосягаемым. Наверное, поэтому его романы всегда такие мрачные и чувствуется в них какая-то безысходность, фатальность. Настроение крайне пессимистичное. Хотя пессимизм предполагает, что всё плохо и лучше быть не может; у Достоевского же пессимизм приобретает ещё более радикальный уровень и подразумевает, что никакого «лучше» просто вообще нет, есть только «плохо», которое даже не «плохо», т.к. у него нету оппозиции в виде «хорошо». Короче, всё плохо без всякой альтернативы и антонимов.

С героями Достоевского из книги в книгу происходит одно и то же. Они целуются, обнимаются, плачут, рыдают, льют слёзы, умирают от чахотки, бьются в падучей, их охватывает горячка, они краснеют, бледнеют, бросают пронзительные взгляды, истерически хохочут, богатые князья пускаются в разврат покруче де Сада. Короче, его герои ведут себя крайне неадекватно на первый взгляд. Ещё герои Достоевского очень неожиданно говорят. Алкоголики выдают сентенции достойные Сократа, маленькие девочки крутят дискурсом и гламуром похлеще Пелевина. Одно меня радует, что неизменно знаешь, что всё будет плохо (за редким исключением). Ещё герои Достоевского всегда крайне энергичные и продуктивные: постоянно ходят по городу, по вечерам, обедам, ужинам, всюду успевают попить чаю и кофе, пишут письма, подолгу рассуждают о жизни, смерте, смысле, власти и народе. Всё выходит очень быстро и очень концентрировано. При этом книги-то толстые! Не водка, а чистый спирт. Горящий при этом.

Герои Достоевского умирали, потому что такие герои не могли жить. Его книги не о плохом и хорошем, ни о какой-то там русской идеи или ещё чего, что там утверждает традиция его изучения. Меняются времена и меняется восприятие текста, потому что мы уже живём в другом мире и говорим на другом языке. Я не думаю, что моя печень или сердце радикально отличаются от тех же органов его современников, но вот содержание головы у нас разнится сильно и очень сильно, а значит и отличается мир. В современном ключе мне Достоевский видится именно не «о чём», а «для чего» — он приобретает функциональность.

Небольшая повесть "Хозяйка", написаная 26-летним Достоевским, мне видится стартовой площадкой к "прыжку титана", квинтэссенцией всего, что в дальнейшем Фёдор Михайлович дозированно ещё прольёт на наши умы и души.
Прежде всего, это – ставшая знаменитой нездоровая, чрезмерная экзальтированность главных персонажей, у которых постоянно "судорожная дрожь пробегала по всему телу", которые постоянно "рыдают", у которых "слёзы кипят" и "катятся" одновременно с "блуждающей улыбкой" на губах, у которых "в глазах лихорадочный блеск " или они "красны, как угли", а на лице "мертвенная синева".

разбитый, обессиленный восторгом, упал на колени. Рыдания судорожно, с болью прорвались наконец из груди его, и пробившийся прямо из сердца голос задрожал, как струна, от всей полноты неведомого восторга и блаженства

- это Главный герой – Ордынцев - знакомый всем типичный персонаж Достоевского, предтеча плеяды молодых интеллегентов-мечтателей, которые будут постоянно балансировать на грани фантазий, снов и реальности, подпитываясь собственным воображением, мистифицируя себя и превращая собственную жизнь в истерию.
Как не вспомнить здесь М.Климову, сказавшую, что

Достоевский -- это очень сильнодействующее средство; я бы отнесла его к психотропным препаратам, типа циклодола, вызывающего глюки: если читать его регулярно с самого детства, то психика у тебя сформируется определенным образом, и потом выправить ее будет очень сложно, практически невозможно. Поэтому читать Достоевского нужно точно так же, как применять сильнодействующие препараты – небольшими дозами и крайне осторожно.
Особенно внимательно я бы отнеслась к преподаванию Достоевского в школах: может, там его изучать рановато? В вузах – другое дело. Ведь не проходят же в школах маркиза де Сада, к примеру, хотя этот писатель, по сути, гораздо более безобиден.

Повесть, и в самом деле, погружает в особый опасный мир, то ли реальности, то ли мистификаций главного героя, где он сам не понимает, что явь, что сон, где любовь, а где наваждение, где истина, а где ложь, где осознанное, а где навязанное извне. Здесь есть атмосфера Петербурга и его типичные обитатели. Здесь есть убийства: реальные, предполагаемые и неудавшиеся. Здесь есть предательства и предполагаемый инцест. Здесь есть развившаяся впоследствие тема богоискательства. Здесь есть безисходность и потеря смысла бытия.

Но есть в "Хозяйке" и нечто уникальное: сказочно-фольклорное, передающееся в исповедальных речах героини Катерины, периодически впадающей в транс; налёт былинности и мистики в образе старика-раскольника-злодея, мужа-отца героини – его подчиняющая харизма.

Очень психологически насыщенное для столь малого объёма произведение.

Спасибо s-ruchkina за напоминание об этой повести.