Сохрани мою печальную историю... Блокадный дневник Лены Мухиной

Через 20 лет после смерти Лены Мухиной — к тому времени уже 66-летней Елены Владимировны — историк Яров пихает кулачком издательство "Азбука", и оно публикует-таки уникальную книгу, которая и не книга на самом деле, а личный дневник девочки 16-17 лет, которой не повезло в этом чудесном возрасте оказаться в центре блокадного Ленинграда. Конечно, дневник был художественно обработан и отредактирован, но никакой обработкой не вытравишь того, что эти строки писала испуганная девочка, которая не старалась достоверно описать события, обозначить проблему и сделать выводы, а лишь облекала в слова те мысли, которые некому было высказать вслух. Одна, совсем одна... Такой она осталась и после блокады, так до конца жизни и моталась по съёмным квартирам без угла, без семьи, без определённой профессии. А сколько надежд и планов было на первых страницах дневника!

В первой четверти дневника мы видим ту же самую картину, что царит сегодня в ЖЖшках молодёжи. Разница в культурном контексте, впрочем шмотки, мальчики и поцелуйчики одинаково интересуют подростков любого времени. Цитатки, песенки, афоризмы — это тоже плавали, знаем. Зато очень любопытно наблюдать, как на старницы личного дневника проникают клишированные совковые фразы, лозунги, идеалы... И это не всегда плохо. например, мечты Лены о самосовершенствовании, учиться-учиться-и-ещё-раз-учиться, стать полярником и т.д. — разве ж это плохо? Ничуть. Заодно забавно было читать про "испорченную" Зою, которая в 17 лет позволяла себе такое, ого! 3 (!) поцелуя! В лоб, в щёчку и в затылок. Для Лены Мухиной после такого откровения Зоя становится настоящей роковой женщиной, разбивающей сердца. Я сейчас не смеюсь над этим, а даже немного завидую — всё-таки насколько изменились о времена, о нравы.

Почитать о довоенной жизни Лены Мухиной любопытно, но не более того. Приятно было узнавать знакомые улицы и скверики Петербурга (спасибо редакторам, не поленившимся дать обширные сноски и комментарии). Но вот наступает 22 июня. И первые несколько дней собственны мыслей Мухиной мы не услышим. Для неё война поначалу — та же агитка. Клишированные фразы, "могучие советские воины" и "ура, товарищи". Первый холодок по её спине пробегает, когда их заставляют работать на благо родины. А к осени... А к осени с размышлениями о мальчиках и самосовершенствовании покончено. Любимый Вовка забыт. Забыты даже бомбёжки и страх, которыми насыщены летние месяцы. В голове Лены Мухиной остаётся только одна мысль — о еде. Один раз она даже себя одёрнула, дескать что это я всё о нямках, да о нямках. Но только один раз. Совсем скоро в дневнике останется только баланс что съедено, какие карточки, где достать, где выстоять очередь... Скоро даже мечтаний о том, что они будут есть так, что страшно станет, не останется. Только сам голод, как он есть.

Сама того не ведая, Лена Мухина создала чуть ли не 3-4-5D атмосферу погружения в блокадный Ленинград. Да, да, своими скупыми сводками о том, сколько в супе было кусочков картошки и макаронин. Как питателен и вкусен столярный клей, разваренный в студень. Особенно жутко становится, когда она совершенно спокойно пишет о том, что они зарезали и скушали домашнего котика (на целых 10 дней растянули удовольствие!), вот бы ещё котика достать. Ни слова о том, что его жалко, только строки о том, что спасибо тебе котик, ты был сытный. А потом... А потом мысли о том, как будет здорово, когда умрёт живущая с ними старушка, и они смогут получать хлеб по её карточкам (кстати, это провернуть не удалось, труп забрали вместе с карточками). И смерть приёмной мамы, которая тоже на фоне голода отходит куда-то на второй план...

К концу дневника я (не читав ещё о судьбе Елены Мухиной) искренне "болела" за неё, чтобы она дожила до эвакуации в мой родной Горький (даже сразу представила ту улицу, на которую она собиралась). Дневник обрывается на полуслове, но слава богу, что Мухина спаслась. И плевать, как сложилась её судьба потом, ну не стала великим человеком - и ладно. Главное, что она всё-таки прожила свою жизнь, а не угасла там, в Ленинграде, между 20 гр. крупы и 150 гр. соевой каши.

Эта книга сильно отличается от того, что мне доводилось раньше читать о блокаде Ленинграда. Знаменитая "Блокадная книга", "Жила-была" И. Миксона, "Блокада" Чаковского - ни одна из них не позволяет увидеть как под микроскопом всего одну жизнь. Маленькую жизнь обычной ленинградской школьницы. Ее радиус неимоверно мал, и все уменьшается с каждым днем. Постепенно романтические переживания, симпатии и влюбленности, дружба и первые маленькие девичьи обиды становятся не важны. Школьные дела становятся не важны. Даже бомбежки и артобстрелы, такие устрашающие вначале, и те больше не трогают. Важна лишь пища - только бы не умереть с голоду, да еще немного тепла, позволяющего не стучать зубами сутки напролет в промерзшей комнате.

Не хватит самого кипучего воображения, чтобы представить все это сегодня. Психика блокадников настолько изменена, что обычные человеческие чувства атрофируются. Девочка спокойно пишет, как ели кота. Бесстрастно фиксирует смерть одного из членов семьи, отмечая, что теперь будет легче - не придется делить паек на троих. Сколько не содрогайся сейчас, этого ни за что не понять тому, кто там не был. А ведь Лена, это видно по довоенным записям - добрая, чувствительная, романтичная девочка. Она любит животных, друзей, свою семью. Больше всего поражает, как незаметно для себя самой она перестала замечать все, что не относится к еде, к выживанию. Лена необыкновенно наблюдательна, она точно и подробно записывает события весны и лета 1941 года, много рассказывает об окружающих людях, городе, событиях. Она интересуется всем! И вот, в какой-то момент в дневнике не остается ничего, кроме перечислений что она съела, что собирается съесть. Хлеб, суп, каша, студень из клея, масло, сахар... И завтра то же самое, и послезавтра. Только ближе к лету прорываются мечты об эвакуации, но все равно, голод - главное и неизменное состояние. Отвратительное, сосущее чувство несытости. И мечты, мечты - о том, как и что она будет кушать, когда этот кошмар наконец закончится.

А мне страшно это читать. Но мы не имеем права забыть. Не дай Бог. Больше никогда. Больше никому.

Вот книга. О блокаде? О войне? О мужестве? Нет, все мимо. Запихайте свою патетику под шкаф или под кровать, эта книга - о куске хлеба. О сахаре. О супе. О крупе. О мясе. О еде. Каждый день, описанный в дневнике (кроме довоенных, пожалуй, и самого начала войны) - это скрупулезный перечень того, что удалось достать и съесть. Здесь нет рассказов о замерзших на улице людях. Нет героизма. Но здесь есть радость, когда человек умирает после 1-го числа - и на него уже выдали карточки. Или благодарность коту - на супе из него продержались десять дней. Но это совершенно не утомляет. Это... я не знаю, как назвать влияние этой книги, не буду тут разводить демагогию.
Мелко? Неинтересно? Может, обвинить героиню в черствости, раз ее волнует не смерть окружающих, а только еда? Да-да, смелей. Мы-то все отлично знаем, что человеческое победит. А теперь идите, съешьте 200 грамм хлеба (нет, не того нормального, купленного в магазине) - и, так уж и быть, сегодня хороший день, вам перепала тарелка супа. А в ней - 8 макаронин и 5 кусочков картофеля! Ну, дома можете запить кипяточком - только сначала притащите воду по обледеневшей улице и дров наколите. И помните: так вы едите уже долго.
Ни разу я не подумала: "Ах, какая душевная черствость". Всю книгу я смотрела в лицо блокаде - такой я ее еще не видела.

Спасибо большое всем редакторам, историкам и остальным людям которые работали над книгой, множество примечаний, в конце статистика, это великолепно и добавляет книге историчности.
По поводу самого дневника Лены Мухиной: впервые он был издан в 2001 году, через десять лет после смерти автора. Это важно, так как сразу понятно, что будучи девочкой Лена писала его не для того, чтобы публиковать, а для себя, ну в крайнем случае для новых поколений, но только если она сама не переживет войну. Так как Лена прожила еще много лет после войны и не пыталась найти и опубликовать свое творение, мы можем предположить, что во-первых она не видела в нем ценности, а во-вторых писала искренне, то что в голову приходило, а не чтоб как-то выглядеть или, чтоб кто-то что-то о ней подумал.

Если говорить о художественных талантах автора, то все достаточно не плохо, конечно в какй-то момент читатель имеет возможность узнавать только о том, что девочка кушала и сколько, но ведь это жизнь, ее жизнь и это было действительно самым важным в ней. Я боялась ужасов войны в книге, страшной боли и эмоциональности, но их нет, по крайней мере очень мало, так что мой душевный покой не сильно нарушен. Совсем не понятно относительное равнодушие к смертям близких, ведь у автора оставался лишь ее дневник, почему она всю боль не выплеснула на него, не понятно, хотя предполагаю, что когда постоянно хочется кушать и постоянно холодно, то чувства притупляются и начинаешь жить как в тумане, не особо осознавая что происходит вокруг. Еще одним интересным моментом было для меня осознание того, что у автора еще более-менее были нормальные условия и было, что кушать, да было крайне мало, но было, а сколько умирало с голоду и здоровых людей.... Но то уже другое, в общем читателю знакомится еще с приличными условиями, еще Лене повезло, что у нее было много знакомых.

Нет ничего выдающегося в дневнике девочки пережившей блокаду Ленинграда. Вряд ли большинство читателей найдет для себя что-то новое. Да, достаточно не плохо описаны ужасы войны, но ни чем не лучше чем у других, но как не странно и не намного хуже. Так что могу рекомендовать только тем кто увлечен темой войны, еще, возможно было бы полезно давать читать подросткам, ровесникам Лены из дневника, думаю такая информация должна заставить задуматься о ценности еды, жизни и близких людей...

Как же сложно писать рецензии на подобные книги... Вы уж меня извините, но пока практически все, что я читала на главной странице - это спекуляция на чувствах... Но как этого избежать? Сложно...
Дневник Лены Мухиной не похож на привычные книги о войне. Нет героизма, нет чего-то величественного. Есть еда. Почти одна еда, подробное описание, мечты. Все о еде... И разве это удивительно? Даже когда просто хочешь есть, то постоянно об этом думаешь. Но никто из нас (я надеюсь) даже представления не имеет, насколько важна была пища в блокадном Ленинграде.
Не бросайте в меня помидорами и тапками (а также всем, что под руку попадется), но мне пришла в голову странная параллель. Здесь было много негативных отзывов на пресловутые "Голодные игры". И большинство критиков хором кричали, что слишком много сказано о еде. "И зачем Китнисс постоянно описывает еду??? Как это скучно!!!".
И вот, прочитав "Блокадный дневник Лены Мухиной", я подумала. Надо же, как сытая американка поняла состояние голодной девочки... Естественно, наибольшее впечатление на нее произвело обилие еды, затмив собой даже предстоящие игры.
Не надо набрасываться на меня за это кощунственное в чем-то сравнение. Но разве это не так?
Сложно даже вообразить, насколько может изголодаться человек, что все остальное не будет иметь значения. Умер близкий человек? Да, плохо... Но есть и радостные вещи - это произошло после первого числа. На человека уже получены карточки.. Ну и потом, теперь же будет легче. Делить еду надо не на троих, а на двоих.
Вспомните всем известный дневник Тани Савичевой, где она просто констатировала уход близких. Страшно, очень страшно, голод выворачивает людей наизнанку, происходит глобальная переоценка ценностей. И это у детей, которым в пеленок прививали высокие идеалы.
Что же было бы с нами, избалованными, эгоистичными и капризными? Даже предположить боюсь...Надеюсь только, что жрать бы друг друга мы не стали бы...
Но больше всего я надеюсь на то, что ничего подобного больше никогда не повторится.
Хотя... хотя и сейчас есть те, кому многого не хватает...

Еще одна книга, про которую трудно писать. Она не художественная, она — документальная. Это дневник старшеклассницы, которая жила в Ленинграде во время блокады. Все тоже самое: обыкновенная девочка, которой нравится некий Вовка, а он — недостоин, ведет себя, как чурбан, не хочет дружить, как настоящий "советский школьник"... И еще десятки подобных глупостей. Но это в самом начале, еще до войны. Потом все по-другому: тревоги, обстрелы, голод, смерть. Ничего нового девочка не напишет, да и то, что она написала — скупо, коряво, малоинформативно... Да еще и безграмотно как-то... А ведь она и в школу ходит, даже в такое время...
Ходит, да! Эти дети ходили в школу! Там ведь кормили! И пусть не было отопления, так ведь и дома его нет! И пусть трясутся от голода руки и ноги, пусть ставят "неуды", пусть ругают за то, что не соответствуешь высокому званию "советского человека"... Пусть! Главное, столовая ложка каши и черпачок пустого (но горячего!) супа. А ведь они еще и отрабатывали трудовую повинность. Да-да, эти дети, которые числились иждивенцами и получали самые маленькие порции хлеба и всего остального, еще и работали по шесть часов на полезных для города работах! Сколько их умерло там? Кто-нибудь считал?
Дети, которые теряли всех своих родных и вынуждены были еще и платить за старшие классы... Нет, я не могу об этом писать.
Спасибо тем, кто издает эти дневники! Я думаю, много их еще лежит в архивах и ждут своего часа. Надо издавать. Надо знать. Но как же это страшно...

Это пример той самой книги, о которой знаешь уже будто заранее. Примерно представляешь себе всё то, что предстоит прочесть: голод, холод, выживание, воздушные тревоги, гибель близких людей. Всё это так. И в этой – совсем не художественной книге – об этом тоже можно прочитать. Но…

Перед нами не художественное произведение. Перед нами дневниковые записи девочки 16-17 лет. И я не знаю – но такие мысли посещали меня – это те самые записи, которые делала реальная девочка Лена Мухина или это немного романизированная форма дневника. Думаю, последнее не исключено. Ведь историки, составители этой книги вполне могли обсуждать это вопрос с родственниками Лены Мухиной. И с их благосклонного позволения могли кое-что…
Впрочем, почему это должно быть важно для нас? Отвечаю за себя: когда я читаю художественную литературу, я испытываю одно чувство, когда нехудожественную – совершенно другое. В данном дневнике наибольшую ценность представляет то, что он реально существовал! Подумать только! Такую эмоцию испытываешь только при рассмотрении фотографий. Когда я вслед за Роланом Бартом восклицаю: «Это трогает меня, потому что это когда-то РЕАЛЬНО существовало!»
Так вот, меня трогает больше всего РЕАЛИСТИЧНОСТЬ этого дневника. Я замечаю эту стилистическую наивность записывающей свои чувства и мысли девочки. Я читаю эти сводки: бесконечное перечисление граммов выданного и съеденного, раздобытого и упущенного. И в этом нагромождении слов, цифр, эмоций я ощущаю пульсацию реальной жизни в конкретное время.
Из этого дневника мы мало узнаём о самой блокаде. Я даже не сразу поняла, когда именно блокада началась в жизни Лены Мухиной. Никто нам не предлагает объективного взгляда, никто не разбавляет эту горечь пространными описаниями, размышлениями об истории и т.д и т.п. В этих записях всё стремится к точке, к одной маленькой жизни. Обычный человек в бесчеловечных обстоятельствах.

Конечно, книга вызывает ужас. По-другому быть не может. Меня поразило то, как в в ситуации жизни и смерти смещаются абсолютно все понятия. И вздрогнула внутренне, когда прочла о кошке, которую съели, и о собаке, которая прокормила другую (кстати, очень интеллигентную) семью. И меня поразило отношение к смерти старушки Аки. И книги, которые продают за граммы хлеба, и студень из столярного клея и много чего ещё меня поразило… Но более всего мучает меня мысль: как беззащитна жизнь человека перед голодом и холодом! Как возможно остаться вообще человеком в этой страшной ситуации. Куда девается вся философия, нравственность, религиозность? И что они в сравнении с леденящим ветром на морозе и сосущим чувством в желудке?

Меня почему-то не удивило, что Лена Мухина выжила и умерла, кажется, в 1982 году. Она, конечно, пережила блокаду, смерть двух мам, потерю дома. Но меня не покидает чувство, что жизнь её была сломана. В послесловии говорится: у Елены Владимировны Мухиной не было семьи, не было детей. И меня пронзила мысль, что виновата в этом только война, блокада, жуть, мрак и безысходность того времени. Ведь Лена Мухина мечтает о любви, о браке, детях, которых она будет любить (она не единожды пишет об этом в своём дневнике). Но ей это не суждено было. Она просто выжила. С червоточиной войны внутри, с перекошенной судьбой.

Я все надеюсь, что найду подходящие слова об этом дневнике, но они все не находятся и находятся. Это – настоящий дневник настоящей девочки, и этим все, по сути дела, сказано, нечего добавить.

Дневник этот потрясает, конечно, меньше, чем художественные произведения о блокаде, потому что авторы художественных романов могли и собрать все ужасы в одно целое, и средств выразительности отсыпать – а тут настоящий человек пишет о тех тяготах, которые выпали именно на ее долю, и занят не средствами выразительности, а мыслями, как протянуть от кусочка хлеба до кусочка хлеба.

Сюжет бессвязный, есть ничем не заполненные провалы времени – автор дневника была слишком занята, чтобы писать. Выживала.

Главная героиня не всегда поступает логично, иногда раздражает какими-то слишком уж глупенькими переживаниями по поводу мальчиков или оценок, наивными словами – ну так это и не выдуманная героиня, а настоящая девочка, которая иногда что-то забывает записать, иногда действительно мыслит как-то, извините уж, не по-геройски.

Наверное, самое сильное впечатление будет, если читатель сам добавит несколько средств художественной выразительности. Например, представит, что же было в те несколько дней без записей между «ей надо продержаться немного до увеличения нормы хлеба» и «она умерла». Или возьмет буханку хлеба и отрежет кусочек на 125 грамм.

Флэшмоб 2013 1/35
Очень противоречивые чувства, если честно. Вообще писать что-то негативное на такую книгу - все равно что преступление совершить, но попробую быть объективной.

Я люблю книги, которые заставляют меня что-то чувствовать, и дневник Лены Мухиной читать больно оттого что читаешь и знаешь, что это реальный дневник реальной девушки, а не выдуманная история, что все это БЫЛО. Эта мысль не отпускала меня все чтение.

Сама Лена симпатии у меня не вызвала. Я понимаю война, голод, но не у нее одной была война и не ей одной было тяжело, а тем не менее у нее проскальзывает весьма регулярно нечто потребительское по отношению к окружающим. Я ни разу не наткнулась на какое-то яркое выражение сочувствия по отношению к маме Лене до ее смерти. Про Аку я уж молчу. Не было в Лене (пока они живы были) того чтоб проявить какую-то заботу, зато потребительское отношение попадается регулярно. А меж тем Лене уже 16 лет, не такое уж и дитя, просто человек такой.

Прежде чем меня окончательно закидают тапками добавлю, что я ничего не говорю о том как она желала Аке смерти, когда та слегла, это еще объяснимо тем самым голодом, хотя далеко не каждый голодный человек способен будет на этот расчет. Но тут я ничего не говорю, понимаю. А вот когда Ака была на ногах, заботилась о Лене, кормила ее, занималась с ней, а в дневнике про нее слова теплого-то толком и нет... О родной матери пишется лишь единожды, о маме Лене реальную заботу делом я встретила лишь один раз, когда ГГ бежала домой из театра, чтоб накормить маму.

Да и чего стоит эпизод, когда ГГ мечтает о том как после войны она поест вместе с мамой разных вкусностей, но при этом нет ни слова про Аку, которая на тот момент была еще жива, а ведь она фактически воспитывала Лену. Как-то вот в таких мелочах и видно человека. Сама Лена ждала помощи постоянно от кого-то, но кому она сама помогла?

Книга хороша своей честностью, это не вылизанная до блеска история о советских героях, когда Родина-мать зовет и грудью на амбразуру, здесь нет никакого идеализма, мы видим живую, искреннюю девочку, которая первый раз влюбляется, которая хочет жить, хочет счастья, мечтает, планирует.

И, как всегда после таких книг, в голове стучит мысль: не повторить, не повторить!
Сколько миллионов людей было уничтожено в бесконечных войнах ХХ века. Кровавый век.. Войны, революции, репрессии, голод по всему миру. Сколько крови.. Неужели человечеству этого недостаточно, чтобы больше никогда? Я сама не видела ничего из перечисленного, но когда я читаю такие книги, то так явно слышу где-то внутри себя это самое "не повторить"...