Белые ночи. Униженные и оскорбленные

Я чувствую себя прекрасно, и так как я добр до сентиментальности, то и не могу быть счастливым один.

Есть такие искатели приключений, что даже меня тошнит…

Они думают, что я совершенный ребенок, и даже мне прямо это говорят. Я же не думаю этого. Я уж не ребенок. Странные они люди: сами ведь они точно дети; ну, из чего хлопочут

О деле же этом не тоскуйте очень. Время и без ваших забот решит.

Я люблю ее безо всего, безо всяких обязательств. Я не знаю, как я ее люблю. Просто люблю. И потому нечего меня допрашивать, как виноватого.

Идти и объявить ему, что считаю свой иск незаконным. Да зачем же ты искал, коли знал, что ищешь незаконно?

Знаете, все-таки эти светские предрассудки… ведь нельзя же совершенно от них избавиться.

Он хоть и подлец (по-моему, так нет человека не подлеца), но не против тебя.

Но так как я с торжественностью говорю, значит, не для себя интересуюсь, а для тебя. Так ты не сомневайся и говори напрямик, правду — истинную…

— Насчет леденцов трудно сообразить, — начал он, усаживаясь подле меня на диване. — Я их купил третьего дня, в пьяном виде, в овощной лавочке, — не знаю для чего. Впрочем, может быть, для того, чтоб поддержать отечественную торговлю и промышленность, — не знаю наверно;