Белые ночи. Униженные и оскорбленные

Я смерти не люблю и боюсь ее. Ведь черт знает еще как придется умереть!

Во всяком случае лучше грязнотца, чем синильная кислота. Не правда ли?

Идеалов я не имею и не хочу иметь; тоски по них никогда не чувствовал. В свете можно так весело, так мило прожить и без идеалов.

Но вы поэт, а я простой человек и потому скажу, что надо смотреть на дело с самой простой, практической точки зрения. Я, например, уже давно освободил себя от всех пут и даже обязанностей. Я считаю себя обязанным только тогда, когда это мне принесет какую-нибудь пользу.

Самостоятельность может явиться и совершенно в противоположном.

Да, мой поэт, если еще есть на свете что-нибудь хорошенькое и сладенькое, так это женщины.

То есть просто пьян. И это может быть. «Охмелели!» — то есть это понежнее, чем пьян. О преисполненный деликатностей человек!

— Неужели я вас должен, князь, учить деликатности.
— Ну, уж конечно, не вы. Только что же делать, если мы именно касаемся этой деликатной струны. Ведь не обходить же ее.

Иногда внезапный румянец ужасно идет к бледным щекам, заметили вы это?

— Милая, милая девочка, хоть и побранила меня! — продолжал он, с наслаждением смакуя вино, — но эти милые существа именно тут-то и милы, в такие именно моменты… А ведь она, наверно, думала, что меня пристыдила, помните в тот вечер, разбила в прах! Ха, ха, ха!