Процесс

Это странно и может быть даже бредово, но что-то в этом есть.
Я вообще не хотела читать эту новеллу, ибо сам сюжет при прочтении аннотации вызывал отвращение, но именно она оказалась в списке того, что прочитать по зарубежке, и поэтому выбора у меня не было.
Но на деле новелла оказалась - местами отвратной, да, жук, да еще и огромный, но также печальной - от того, каким Грегор не только стал, но и от того, каким он был. Также вызывал отвращение не только жук, но и родственники Грегора, из-за которых он и умер, собственно.
Хотя, не нам читателям, их винить, потому что - кто знает, как бы мы поступили, увидев в соседней комнате не привычное лицо члена семьи, а огромного жука?

Сложно было читать, несмотря на то, что в принципе Кафку люблю и к его стилю привыкши. Само за себя говорит в этом смысле название рассказа в одном из переводов - «Лабиринт». Читатель, действительно, пробирается по словесному лабиринту запутанного и сбивчивого повествования вместе с персонажем (странно, но героем назвать его язык не поворачивается - слишком он раздавлен своими страхами и бесконечной преданностью Норе). А метафора довольно прозрачна: все мы зверьки, копающиеся в одиночестве каждый в своей норке в попытках обустроить свою жизнь наилучшим образом. Но лишь в минуты нависающей над головой опасности позволяем себе остановиться и прислушаться к необъяснимому шуму, который производит нечто неведомое и непостижимо большое. К шуму, который ставит под сомнение всё, что мы считали в своей жизни важным. Хотя Кафка тем и хорош, что у его произведений может быть множество прочтений.

Всякая неизвестность, даже в самом пустячном деле, всегда мучительна.

Кафка, однозначно, один из моих самых любимых писателей, его гениальность зашкаливает, а каждое слово увлекает все глубже в безумные недра человеческой жизни. Процесс пролетел на одном дыхании, хотя для Йозефа К. он длился целый год. Невероятно страшно находиться внутри него, словно ты живешь вместе с неуместной в твои прекрасные годы болезнью, которая есть, о которой ты знаешь, но которая, к твоему счастью, латентна. Но вот настает твой 31-ый день рождения, и тебя убивают. Это сделала та самая болезнь, которая независимо и без так необходимых для твоего понимания причин решила, что час пробил. К чему эта развернутая метафора? К тому, что все вокруг становится бессмысленным и непонятным, если в каждом явлении копошиться и искать этот самый смысл.

Мир алогичен, он иррационален, его невозможно подогнать под логику, математику, выверенный и правильно простроенный судебный процесс. Отсюда и наши проблемы, наши нестыковки с миром, ведь будучи как и мир алогичными, совершенными и уникальными сами по себе, мы насильно связали себя рамками, придумав законы, цифры, временную ленту и все остальные вещи. Пустяковое дело, казалось бы, облегчающее нашу жизнь. Но нет. Мы не только разорвали связь со своим внутренним и с истинной красотой мира вокруг, мы еще и позволили процессу управлять нами. Мы создали другую реальность, параллельную, которую умудрились весьма кривенько, что и обличает Кафка, внедрить в гармоничную изначально вечность. Это очень напоминает Звонки Судзуки, когда созданная нами ирреальность выходит из-под контроля, влияя на нас, к сожалению, исключительно в одностороннем порядке. Все как в Процессе.

Особенность Кафки в том, что он никого не обвиняет, не ищет причин текущего положения вещей, а просто описывает все как есть, бескомпромиссно, просто и понятно. А что с этой картинкой делать дальше, на то воля читателя.

Во-первых, пройдет семь лет и в мою дверь постучит какой-то человек, он будет худощав и вместе с тем крепко сбит, в хорошо пригнанном черном костюме, похожем на дорожное платье - столько на нем будет разных вытачек, карманов, пряжек, пуговиц и сзади хлястик, - от этого костюм будет казаться особенно практичным, хотя трудно будет сразу сказать, для чего все это нужно; этот человек войдет в мою комнату и я пойму, что я Йозеф К. Впрочем, в этом нет ничего удивительного -- чем более размеренной и банальной кажется жизнь, тем яснее становится, что проживаешь ее будто в густом сентябрьском тумане, настолько сюрреалистичной она выглядит со стороны.

Во-вторых, как будто второй раз прочитала "Приглашение на казнь", кланяюсь Ф. Кафке в ноги, ощущаю абсолютную экзальтацию.
А больше ничего не могу сказать, потому что ничего не поняла.

Мне всегда сложно писать рецензию на Кафку, потому что есть в его творчестве что-то бесконечно подкупающее для меня.
Вроде и длинные "неживые" диалоги, и подчеркнутая абсурдность сюжета, все как в столь любимом мной "Замке". А читаю и оторваться не могу. Практически проглотила книгу. Остается только сочувствовать школьникам, которых в принудительном порядке заставляют читать Кафку. Это чтение на любителя.
Что всегда мне нравится в его произведениях, так это не банальность и непредсказуемое поведение героев.
Категорически не хочется рассуждать на тему "что хотел сказать автор", т.к. после тщательного ознакомления с биографией Кафки становится понятно, что обычными мерками его творчество измеришь. В нем очень много личного, а т.к личность этого человека была весьма и весьма болезненной и странной, а отношение к собственному творчеству балансировало на грани мании и отвращения, то я не думаю, что он хотел сказать именно то, что пишется в опусах о его творчестве.
Просто читайте и наслаждайтесь. Если такая литература вам по вкусу.

Попробую проанализировать данную новеллу:
Во-первых, символично - насекомое. Насекомое в психоанализе, например, обозначает проблему. Т.е. то, что гложит человека, его внутренние несостыковки, неудоволетворения и т.д Получив тело насекомого, вероятно предположить, что главный герой тем самым максимально подошел к осознанию своих внутренних диссонансов. Каких? Это не совсем лежит на поверхности, по-моему мнению. Сперва хотелось бы отметить момент, когда герой ы начале рассказа представлял себя работающим в течении еще 5-6 лет коммивояжером, что говорит о готовности отдать молодость в уплату долга перед родителями. Стало быть нет ощущения потерянных лет, вроде героя вполне устраивает подобный расклад. Но, превратившись в существо, в первую очередь он почувствовал облегчение! - сейчас все само собой решится.. его проведуют, слесарь сам откроет дверь.. не нужно больше напрягаться (а последние усилия он сделал как раз для того, чтобы от него отстали, увидев, что он из себя представляет). 21 год, нежелание бороться, тотальная ностальгия (по старому комоду, письменному столу, любимой картине, времени службы). Вроде бы сплин, присущий многим в этом возрасте, но, как мне кажется, первостепенным является не просто осознание фатальности (как пишут многие рецензоры), а обыкновенная жалость к себе. Вспомнить моменты, когда в его комнате не делали уборку, когда сестра перестала стараться и начала небрежно скидывать ему объедки, а позже совсем не кормит - на все это он обижался. Он хотел постоянной опеки (как раньше), хотел, чтоб музыка сестры принадлежала ему, чтоб о нем заботились, ведь он максимально жалкое создание с маленькими никчемными ножками. Таким образом, став существом, он хотел привлечь внимание к себе, став ни пушистым кроликом, ни золотой рыбкой, а именно противным насекомым, таким же, как и наши внутренние переживания насчет собственного эго. Как итог - неизбежная кончина. Возможно, он дейтсвительно сострадал родственникам, желая им лучшей жизни, а, возможно, просто захотелось освободится от оков: оков обязанностей, боли, беспросветной жизни.

Об семейной драме: да нет никакой семейной драмы. Семья эксплуатирует своего сына? А ничего, что он единственный здоровый и способный к работе в этом доме? Получив образование, отслужив, будучи одетым и обутым, с руками и ногами, его первой обязанностью является забота о родителях и не мудренно, что они на нее расчитывают. А он видит это невероятной обузой, т.к повторюсь - душонку жалко. Можно подумать, что семье сын нужен ради денег - ан нет. Они приспокойно нашли выход - начали все работать, впустили квартирантов. в конце концов переехали. Как оказалось, именно сын был тем грузом, что мешал спокойно вздохнуть.

Мораль - не жалейте себя, боритесь с трудностями, не поддавайтесь на провокации душевных тараканов.