
Ваша оценкаЖанры
Рейтинг LiveLib
Ваша оценкаРецензии
Аноним17 ноября 2023 г.Одиночество любви
Читать далее«Почему ты лежишь один посреди России?»
О любви и ненависти, о вечном и преходящем, о жизни и смерти, о том, что объединяет людей. О способности человека, в самых суровых , всё разрушающих условиях войны, преданно и романтически любить.Война.
Война здесь как самое ужасное, что может быть на Земле, в контраст к живой, искренней и чистой любви.
Место и время, где-то на Украине, примерно 1943-1944 года.
«Советские войска добивали почти уже задушенную группировку немецких войск, командование которой отказалось принять ультиматум о безоговорочной капитуляции и сейчас вот вечером, в ночи, сделало последнюю сверхотчаянную попытку вырваться из окружения»Астафьев жестко описывает окружающую обстановку военных событий. В солдатах, как у советских, так и у немецких сложно переплетаются человеческие и рожденные войной качества. Изображение войны у автора это отдельная тема. Эта война часто отличается от общепринятых героических образов с акцентом на человеческом падении, «двоедушии» некоторых персонажей войны, на отсутствии идеализаций человека.
Сама война находиться вне жизни, она противоречит ей. И на этом фоне, Астафьев решил изобразить нечто чуждое происходящему, может быть и Земному, что-то из другой жизни, из другой реальности. То, что обосабливает человека от всего дисгармоничного.Он. Командир взвода, лейтенант, Борис Костяев.
«Взводный как взводный. И награды соответственные: две Красные Звезды, одна уж с отбитой глазурью на луче, медаль «За боевые заслуги». И все-таки было в этом лейтенантишке что-то такое…
Мечтательность в нем угадывалась, романтичность. Такой народ, он порывистый! Этот вот юный рыцарь печального образа, совершенно уверенный, что любят только раз в жизни и что лучше той женщины, с которой он был, нет на свете…»Родился и воспитывался в семье учителей.
« — Отец — завуч теперь, мать преподает русский и литературу.»Мать сильно любила сына, баловала, писала ему письма каждый день, отправляла раз в неделю. Отец занимался мужским воспитание.
«папа везде с собой брал: на рыбалку, на охоту, орехи бить. Однако ныть никогда не позволял»Такие обычно быстро и героически погибают, по-командирски ведя в атаку своих бойцов. Но у лейтенанта был свой демон-ангел-хранитель помкомвзвода старшина Мохнаков, который постоянно следил за своим командиром в бою и своим опытом учил Бориса как выжить, спасал его в трудных ситуациях. Мохнаков изображен как порождение войны, зная все её особенности, он впитал в себя её грубость и прагматичность. Старшина осознает происходящие в нем изменения и к концу повести ищет смерти. Судьбы старшины и лейтенанта переплелись.
Параллельно Астафьев изображает множество других персонажей. Ему достаточно несколько штрихов, строк, мыслей, упоминаний, чтобы перед читателем встал живой и яркий образ человека, дополняющий и характеризующий общую картину.
Она. Жительница неизвестного села, Люся.
О ней многое остается неизвестным, не фамилии, не адреса, не прошлого автор не дает. Это скорее неуловимый образ, чем земной персонаж, хозяйка избы, в которой остановились солдаты на покой, готовит им, убирает, стирает, обслуживает. Писатель постепенно и аккуратно вводит этот персонаж, который вначале незаметен, в тени основных героев.
«И было в ее маленьком лице что-то как будто недорисованное, было оно подкопчено лампадкой или лучиной, проступали отдельные лишь черты лика»И только глаза «вызревшие в форме овсяного зерна, прикрыты кукольно загнутыми ресницами» выделялись в её описании.
Два дня были они вместе, а потом разлука, образовавшаяся пустота, нереальность и чуждость происходящего.
Совет лейтенанту от добросердечного врача, опасающегося даже своей старшей медсестры.
«— Вот что я вам посоветую: не отдаляйтесь от людей, принимайте мир таким, каков он есть, иначе вас раздавит одиночество. Оно пострашнее войны.»Судьба идущих до конца, следуя сердцу.
«Остался один — посреди России.»Пока есть те, кто способен остаться один, есть надежда на возрождение.
771,8K
Аноним15 января 2015 г.Читать далееНельзя не полюбить писателя, умеющего писать одновременно просто и пронзительно.
Нельзя не полюбить Астафьева.
Говорю это здесь, хотя и считаю, что есть у него произведения ещё острее. Ещё пронзительнее.
Судьба солдат никогда одинаковой не была (кроме тех, кто был сражён первой же пулей в первом же бою). Перед нами очередная история, точнее несколько историй. Хотя, если подумать, в такой же степени эта повесть про старых пастуха и пастушку. Разве сжимается сердце от их трагической судьбы слабее, чем сжимается от солдатских и офицерских историй?
Психология войны во множестве её проявлениях. И о роли ваньки-взводного, который не всегда над своими солдатами. К собственному удивлению узнаёт он, что в бою всё иначе.
Не сразу, нет, а после многих боев, после ранения, после госпиталя застыдился себя Борис, такого самонадеянного, такого разудалого и несуразного, дошел головой своей, что не солдаты за ним, он за солдатами! Солдат, он и без него знает, что надо делать на войне, и лучше всего, и тверже всего знает он, что, пока в землю закопан, — ему сам черт не брат, а вот когда выскочит из земли наверх — так неизвестно, чего будет: могут и убить. Поэтому, пока возможно, он не выберется оттудова и за всяким-яким в атаку не пойдет, будет ждать, когда свой ванька-взводный даст команду вылазить из окопа и идти вперед. Уж если свой ванька-взводный пошел, значит, все возможности к тому, чтобы не идти, исчерпаны. Но и тогда, когда ванька-взводиый, поминая всех богов, попа, Гитлера и много других людей и предметов, вылезет наверх, даст кому-нибудь пинка-другого, зовя в сражение, старый вояка еще секунду-другую перебудет в окопе, замешкается с каким-либо делом, дело же, не пускающее его наверх, всегда найдется, и всегда в вояке живет надежда, что, может, все обойдется, может, вылезать-то вовсе не надо — артиллерия, может, лупанет, может, самолеты его или наши налетят, начнут без разбору своих и чужих бомбить, может, немец сам убежит, либо еще что случится…Редко где прочитаешь и вот о чём - об отношении к привычности смерти. И рассуждает так не кто-то - солдат, который видел смерть почти ежедневно, и во множестве за раз:
На смерть, как на солнце, во все глаза не поглядишь… Страшнее привыкнуть к смерти, примириться с нею… Страшно, когда само слово «смерть» делается обиходным, как слова: есть, пить, спать, любить…Подобное непримиримое отношение к смерти и войне можно встретить у Константина Федина в романе "Города и годы".
А самая мощная фраза в повести знаете какая?
Я сегодня думал. Вчера молчал. Думал. Ночью, лежа в снегу, думал: неужели такое кровопролитие ничему не научит людей? Эта война должна быть последней! Или люди недостойны называться людьми! Недостойны жить на земле! Недостойны пользоваться ее дарами, жрать хлеб, картошку, мясо, рыбу, коптить небо.Собственно, ею про человечество всё сказано.
663,7K
Аноним23 сентября 2024 г.Пастораль на лоне войны
Читать далееНе планировала читать про войну сейчас, осенью. Но когда открыла эту повесть автора, соблазнившись названием и вспоминая его "Звездопад", то оторваться уже не смогла. Надо же так писать о войне - правдиво без прикрас и пафоса, и пронзительно до глубины души! Конечно, какого рассказчика мы слушаем с упоением? Искреннего и открытого, которому мы верим. А верим потому, что интуитивно улавливаем правду, ту настоящую жизненную, которая когда-то для людей была реальностью, а для нас сейчас превратилась в тексты на пожелтевших страницах советских книг о войне.
Современная пастораль - так охарактеризовал свою повесть Астафьев. А слово «пастораль» происходит от латинского pastoralis — «пастушеский» — и в широком смысле означает любую поэзию, где речь идёт о том, как хорошо живётся пастухам на лоне природы. Видимо, это была горькая ирония автора, обращённая к беспощадной действительности. И пастух и пастушка, которыми звали двух престарелых супругов украинского села, действительно были в повести. Только жили они не на лоне природы, а в селе, оккупированном немцами, где скрывались от артобстрелов за своей собственной баней. Там они и встретили свою смерть, в обнимку и на лоне растерзанной взрывами родной земли, покрытой снегом. Вот такая "умиротворяющая" и душераздирающая пастораль, проходящая лейтмотивом через всю повесть.
Ну а дальше... А дальше нужно набраться мужества и дочитать до конца, медленно созерцая, как война рушит. И рушит она не только города и саму землю, а человеческие судьбы, калеча и превращая людей в те фигуры, которые ей угодны. Кого-то убивает сразу, делая их, как я считаю, везунчиками. Из некоторых делает чёрствых циников, использующих цинизм и грубость как некую защиту от внутренних травм, превращаясь при этом почти в скотов. Таков, например, один из ключевых героев - старшина Махнаков, который, несмотря на свою изменившуюся натуру, всё равно предпочитает смерть с гранатой под вражеским танком.
Женщина на войне. Это вообще - настолько слабое и беззащитное звено, что и думать об этом больно. Будь она на поле боя в лице мужественной медсестры, у которой уже невозможно определить возраст. Или такая как Люся, на постое у которой меняются солдаты, чередуя своих и врагов. И как они будут вести себя с ней? Благодарить за хлеб - соль или насиловать в углу на соломе? Или, может, сделают своей сожительницей на время постоя, как заложницу? А такая любовь, которая вспыхнула между главным героем Борисом и нашей прекрасной Люсей с глазами, напоминающими ему глаза лошади из далёкого детства, и подарившая ему первую близость с женщиной, а ей чувство любви и удовлетворения, что хоть так она приближает победу - тоже встречалась на военных тропах, как известно. Но, к этому я вернусь чуть позже.
А пока самая главная трагедия, которая может возникнуть с человеком на войне, где нужны силы и жизнелюбие, чтобы выживать. И это - утратившаяся воля к жизни, смерть души или, говоря современным языком, депрессия. Чёрная депрессия, при которой человек уходит вглубь себя и слушает только внутреннее "тиканье" жизни, постепенно затухающее в нём. Так случается, когда его внутренний утончённый мир человека беспощадно выжигается тем, что он переживает на войне. Такое бывает даже в мирной жизни с людьми высокой духовной организации. И мне это понятно - жизнь на Земле не всем по зубам. Но когда такое выгорание происходит на войне, то даже несерьёзное ранение способно унести человека в царство мёртвых, упрятав его в одинокую могилу, где он "Остался один - посреди России".
И вот перед нами сколько жертв войны. Они все разные и она их всех с удовольствием "сожрала". Но ведь война - не явление из космоса, а наше творение, человеческое. И правильно сказал Астафьев словами героя повести : "Я сегодня думал, Вчера молчал. Думал. Ночью, лёжа в снегу, думал: неужели такое кровопролитие ничему не научит людей? Эта война должна быть последней! Или люди недостойны называться людьми! Недостойны жить на земле! Недостойны пользоваться её дарами, жрать хлеб, картошку, мясо, рыбу, коптить небо."
Но мне не хочется так мрачно и пафосно заканчивать отзыв. Хочу поделиться тем немногим светлым, что меня восхитило в этой интересной, но мрачной и психологически тяжёлой книге, и заставило приятно замирать. Правильно - и снова про любовь, куда ж без неё! И это сцена, которую автор так трогательно, так деликатно, но так восхительно рисует перед читателем. Сцена близости между неопытным юношей и полюбившей уже его, познавшей жизнь, молодой женщиной. Ночь чистой любви и трепетной страсти, которую война на мгновение подарила прекрасным молодым людям. И они могли бы быть счастливы друг с другом под мирным небом, когда-нибудь, но не в этой истории.
"Глаза плохо видели ее, все мутилось, скользило и укатывалось куда-то на стучащих колесах. Женщина качалась безликой тенью в жарком, все сгущающемся пале, который клубился вокруг, испепеляя воздух в комнате, сознание, тело... Дышать нечем. Все вещее в нем сгорело. Одна всесильная власть осталась, и, подавленный ею, он совсем беззащитно пролепетал:
— Мне... хорошо... здесь... — и, думая, что она не поймет его, раздавленный постыдностью намека, он показал рукой: ему хорошо здесь, в этом доме, в этой постели.
— Я рада... — донеслось издали, и он так же издалека, не слыша себя, откликнулся:
— Я тоже... рад... — И, не владея уже собой, сопротивляясь и слабея от этого сопротивления еще больше, протянул к ней руку, чтобы поблагодарить за ласку, за приют, удостовериться, что эта, задернутая жарким туманом тень, качающаяся в мерклом, как бы бредовом свету, есть та, у которой стремительно катится вниз исток грудей, и кружит он кровь, гремящее набатом сердце под ослепительно мерцающим загадочным телом. Женщина! Так вот что такое женщина! Что же это она с ним сделала? Сорвала, словно лист с дерева, закружила, закружила и понесла, понесла над землею — нет в нем веса, нет под ним тверди...
Ничего нет. И не было. Есть только она, женщина, которой ом принадлежит весь до последней кровинки, до остатнего вздоха, и ничего уж с этим поделать никто не сможет! Это всего сильнее на свете!
Далеко-далеко, где-то в пространстве он нащупал ее руку и почувствовал пупырышки под пальцами, каждую, даже невидимую глазом пушинку тела почувствовал, будто бы не было или не стало на его пальцах кожи и он прикоснулся голым первом к ее руке. Дыхание в нем вовсе пресеклось. Сердце зашлось в яростном бое. В совсем уж бредовую темень, в совсем горячий, испепеляющий огненный вал опрокинуло взводного.
Дальше он ничего не помнил.
Обжигающий просверк света ударил его но глазам, он загнанно упал лицом в подушку.
Не сразу он осознал себя, не вдруг воспринял и ослепительно яркий свет лампочки. Но женщину, прикрывшую рукою лицо, увидел отчетливо и и страхе сжался. Ему так захотелось провалиться сквозь землю, сдохнуть или убежать к солдатам на кухню, что он даже тонко простонал.
Что было, случилось минуты назад? Забыть бы все, сделать бы так, будто ничего не было, тогда бы уж он не посмел обижать женщину разными глупостями — без них вполне можно обойтись, не нужны они совершенно...
«Так вот оно как! И зачем это?»-Борис закусил до боли губу, ощущая, как отходит загнанное сердце и выравнивается разорванное дыхание. Никакого такого наслаждения он как будто и не испытал, помнил лишь, что женщина в объятиях почему-то кажется маленькой, и от этого еще больше страшно и стыдно.
Так думал взводный и в то же время с изумлением ощущал, как давно копившийся в теле навязчивый, всегдашний груз сваливается с него, тело как бы высветляется и торжествует, познав плотскую радость.
«Скотина! Животное!» — ругал себя лейтенант, но ругань вовсе отдельно существовала от него. В уме — стыд, смятение, но в тело льется благостное, сонное успокоение.
— Вот и помогла я фронту."631K
Цитаты
Аноним21 ноября 2014 г....неужели такое кровопролитие ничему не научит людей? Эта война должна быть последней! Или люди недостойны называться людьми! Недостойны жить на земле!
12606
Аноним13 января 2015 г.У войны свой особый норов, своя какая-то арифметика. Иной раз выбьют взвод, роту, но один или два человека останутся даже не поцарапанными. Или расщепают снарядами и бомбами селение, но в середине хата стоит. Вокруг нее голые руины, в ней же и окна целы!
84,1K























