Ваша оценкаПеред вами — удивительный по своей художественной силе роман «Господа Головлевы» и лучшие сатирические сказки великого русского писателя Салтыкова-Щедрина.
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,2
233 оценки
- 551%
- 430%
- 311%
- 28%
- 10%
Ваша оценкаПрочитали 269Хотят прочитать 193
Рецензии
Аноним16 августа 2013 г.Всю жизнь слово "семья" не сходило у нее с языка; во имя семьи она одних казнила, других награждала; во имя семьи она подвергала себя лишениям, истязала себя, изуродовала всю свою жизнь - и вдруг выходит, что семьи-то именно у нее и нет!Читать далее
"Господи! да неужто ж и у всех так!" - вертелось у нее в голове.
Какая же страшная книга. Да, некорректно сравнивать одного писателя с другим, но Салтыков-Щедрин по мрачности далеко "переплюнул" даже Достоевского. Пусть там страдания, унижения, истерия, но и любовь же! А здесь - безвоздушие, бесчувствие, мертвенность.Я постоянно ловила себя на том, что краснею от стыда за героев, замечаю, что неловко читать сцены между Иудушкой и матерью, Ариной Петровной и внуком Петенькой, и конечно же между главным героем и его братьями, сыном, племянницей, любовницей... Почему неловко? Во-первых, потому, что вообще непонятно, как можно ТАК обращаться с родными? А еще - от сознания, что так бывает, и может быть чаще, чем хотелось бы думать. И еще - а вдруг и во мне есть что-то от Иудушки? Героя наимерзейшего, прямо-таки воплотившего в себе ненавистные качества! Да, я понимаю, почему окружающие его боялись... Да будь он сознательным пакостником - и то был бы милее.
Ну и всю эту семью, особенно несчастных детей - Петеньку и Володеньку, Анниньку и Любиньку ужасно жаль. Да виноваты, виноваты сами - а разве могло получиться у них по-другому? И несчастную старуху, скупую, черствую эгоистку Арину Петровну - тоже жаль. Что может быть хуже одинокой, бесплодной старости? За все ошибки, совершенные в молодости она расплатилась такими детьми и такими внуками. Ну и Иудушка - если, будучи молодым и здоровым он вызывал ужас и отвращение, буквально желание придушить - то к концу герой не так страшен, хотя и не менее мерзок. Виноват ли тарантул, что родился таким? Нет. И Порфиша просто стал квинтэссенцией вырождения захудалого семейства - целого поколения беспомощных, невежественных, жалких людей, которые никогда не нашли бы своего места в жизни. И хорошо, что род Головлевых пресекся на нем.
Вот он состарился, одичал, одной ногой в могиле стоит, а нет на свете существа, которое приблизилось бы к нему, пожалело бы его. Зачем он один? зачем он видит кругом не только равнодушие, но и ненависть? отчего все, что ни прикасалось к нему, - все погибло?69309
Аноним19 октября 2009 г.Читать далееВсе пишут, что книга страшная. А страшная она потому, что это - тот конец жизни, которого боится каждый. И которого изо всех сил пытаются не допустить...
...когда позорно, жалко, унизительно приходится возвращаться туда, где тебя примут из милости - и этой милостью ударят, собьют с ног, толкнут в смерть. Ты не возвращаешься в Отчий дом, а медленно и нехотя идешь обратно в клетку, из которой всю жизнь старался бежать...
...когда смотришь назад - и становится стыдно, безысходно тоскливо от того, Что ты делал всю жизнь; как старался зажмуриться, чтобы не видеть, что происходит с тобой в этот момент - а сейчас глаза открыть приходится...
...когда наконец-то выглядываешь из себя - и понимаешь, что смотреть не на кого, потому что никого нет рядом, ты один - а времени это исправить нет, и умения этого сделать ты не приобрел...
В этой книге можно увидеть кошмары своей предполагаемой старости. То, о чем ты не хочешь думать сейчас. чего не хочешь допускать даже в мыслях - но тут тебе это показывают медленно, подробно, жутко, безысходно, всю душу выворачивая и сжимая...
Страшно тогда, когда конечно. Когда по-другому уже быть не может. А эта книга - как раз о людях, у которых ничего другого не будет2635
Аноним19 марта 2011 г.Читать далееСказание о пустолюдях
Странные у меня сложились отношения с Салтыковым-Щедрином; в школьные годы пришлось не любить его сказки, они казались нелепостью; на 1 курсе в университете таки довелось их полюбить вместе с Салтыковым-Щедрином как человеком, великолепно владеющим словом. И оба эти учебные заведения сошлись в одной ошибке: в программу попали только сказки (местами и "История одного города"), а "Господа Головлевы" как-то оказались задвинутыми за ширму. И зря.
Читать "Господ" было сложно. Не оттого, что написано это каким-то особо сложным, витиеватым языком, а потому, что здесь все настолько настоящее, настолько реальное и осязаемое, а это самое настоящее столь темное, давящее, мрачное и заплесневелое, что при прочтении более, чем сотни страниц в день, приходит странное неприятное ощущение, смешанное с этакой гадливостью; Иудушка - персонаж, безусловно, один из самых ярчайших и отвратительнейших во всей русской литературе, и он напрямую связан с этой самой помехой в чтении. Михаил Евграфович, описывая Иудушку, определяет его как человека, пустословие которого способно утомить, вогнать в кататонию и заставить уснуть любого человека, даже чрезвычайно сильного духом. Да что там! Оно способно вызвать ненависть даже у тупоумной экономки, которая к его словам даже и не прислушивается. Так вот именно этот багаж черт, который дается едва ли не с самого начала книги, потверждается на протяжении всего действия: своими сентенциями, фразами, повторяющимися аки в пластинке, которую заело, он именно вгоняет в кошмарных масштабов уныние и заставляет отбросить это детище Салтыкова-Щедрина с тем, чтобы продолжить, но уже завтра.
Головлево - это бездна. Иной раз хлеще даже тех, о которых вскользь и напрямую писал Достоевский (кстати сказать, привет "Братьям Карамазовым". Один из детишек Арины Петровны, Степка-балбес, зело похож на Того Самого Дмитрия Карамазова). Семья Головлевых - порождение этой бездны, унаследовавшее все ее самые отвратительные и печальные черты: все, кто попадает в цепкие лапы Головлевых, приходят к ужасному концу пути - но об этом я молчу, ибо дичайше спойлерно. На всех членах семьи неумолимым грузом лежит тавро бездны, но более всего - на Иудушке. Вообще говоря, вся повествовательная канва, тягучая и вялая, есть распутывание клубка, клубка Иудушки: чем дальше он катится, тем больше вокруг него пустоты; чем дальше в лес, тем выше внутри него энтропия, как, впрочем, и внутри всех. Все положительно стремятся к хаосу и высвобождению энергии. Как следствие - к катарсису.
Все здесь гармонично и целостно, всякая сюжетная ветвь, что опытный следопыт, находит конец, не оставляя пробелов и лакун. Язык книги - песня, ни одна из частей текста не похожа ничем на иную, единственно рефреном следует везде и всюду вязкие, как застывающий цемент, поучения Порфирия, более известного как Иудушка. Отсюда нельзя выкинуть ни одного слова, даже предлога, иначе трагичная магия семейства Головлевых тут же разрушится. Хотя, надо сказать, Михаил Евграфович слишком переусердствовал в употреблении "ахов" и "пусто-", что иногда сильно раздражает.
Я ведь не один вижу в каждом втором Порфирия-Иудушку?1951
Цитаты
- Аноним20 июля 2017 г.Читать далее
Во Франции лицемерие вырабатывается воспитанием, составляет, так сказать, принадлежность “хороших манер” и всегда имеет яркую политическую или социальную окраску. Есть лицемеры религии, лицемеры общественных основ, собственности, семейства, государственности, а в последнее время народились даже лицемеры “порядка”. Ежели этого рода лицемерие и нельзя назвать убеждением, то, во всяком случае, это — знамя, кругом которого собираются люди, которые находят расчет полицемерить именно тем, а не иным способом. Они лицемерят сознательно, в смысле своего знамени, то есть и сами знают, что они лицемеры, да сверх того, знают, что это и другим небезызвестно. В понятиях француза-буржуа вселенная есть ни что иное, как обширная сцена, в которой дается бесконечное театральное представление, в котором один лицемер подает реплику другому. Лицемерие, это — приглашение к приличию, к декоруму, к красивой внешней обстановке, и что всего важнее, лицемерие — это узда. Не для тех, конечно, которые лицемерят, плавая в высотах общественных эмпиреев, а для тех, которые нелицемерно кишат на дне общественного котла.
…
Мы, русские, не имеем сильно окрашенных систем воспитания. Нас не муштруют, из нас не вырабатывают будущих поборников и пропагандистов тех или других общественных основ, а просто оставляют расти, как крапива растет у забора. Поэтому между нами очень мало лицемеров и очень много лгунов, пустосвятов и пустословов. Мы не имеем надобности лицемерить ради каких-нибудь общественных основ, ибо никаких таких основ не знаем, и ни одна из них не прикрывает нас. Мы существуем совсем свободно, то есть прозябаем, лжем и пустословим сами по себе, без всяких основ.1142,1K 
Аноним14 января 2012 г.Читать далееПошлость имеет громадную силу; она всегда застает свежего человека врасплох, и, в то время как он удивляется и осматривается, она быстро опутывает его и забирает в свои тиски. Всякому, вероятно, случалось проходя мимо клоаки, не только зажимать нос, но и стараться не дышать; точно такое же насилие должен делать над собой человек, когда вступает в область, насыщенную празднословием и пошлостью. Он должен притупить в себе зрение, слух, обоняние, вкус; должен победить всякую восприимчивость, одеревенеть. Только тогда миазмы пошлости не задушат его.
9821,2K- Аноним25 октября 2017 г.Читать далее
Страшно, когда человек говорит и не знаешь, зачем он говорит, что говорит и кончит ли когда-нибудь. Ведь страшно? неловко ведь?
Но Степка-балбес именно тем и счастлив был, что слух его, так сказать, не задерживал посторонних речей.
Проведя более тридцати лет в тусклой атмосфере департамента, он приобрел все привычки и вожделения закоренелого чиновника, не допускающего, чтобы хотя одна минута его жизни оставалась свободною от переливания из пустого в порожнее.
— Нет, маменька, вот я об себе скажу. Ежели господу богу угодно призвать меня к себе — хоть сейчас готов!
— Хорошо, как к богу, а ежели к сатане угодишь?Такие пробуждения одичалой совести бывают необыкновенно мучительны. Лишенная воспитательного ухода, не видя никакого просвета впереди, совесть не дает примирения, не указывает на возможность новой жизни, а только бесконечно и бесплодно терзает. Человек видит себя в каменном мешке, безжалостно отданным в жертву агонии раскаяния, именно одной агонии, без надежды на возврат к жизни. И никакого иного средства утишить эту бесплодную разъедающую боль, кроме шанса воспользоваться минутою мрачной решимости, чтобы разбить голову о камни мешка…
751K
Подборки с этой книгой
Школьная программа по литературе
- 147 книг
Классики и Современники
- 330 книг
Картины на обложках книг
- 723 книги
Странные мамаши
- 116 книг
Писатель, человек творческий, у него даже фамилия не единая - "двойные фамилии в литературе"...
- 8 717 книг
Другие издания
