Посторонний. Миф о Сизифе. Калигула. Падение.

Совершенно согласен с Мерсо, что, в сущности, не имеет большого значения, умрёшь ли ты в тридцать или в семьдесят лет. Почему-то я всегда считал это утверждение очевидным. Вступал в многочисленные полемики. И вот, как не странно, оказалось, что подавляющее большинство так не думает. Ну, может, просто врут или отказываются себе в этом признаться. Это и есть та самая «социальная адаптация», которая у меня располагается ниже плинтуса согласно тестовым опросам. Вот и у главного героя она не на высоте. От того он и не понятен окружающим. Хотя, что же уж тут непонятного? Не могут же все поголовно то и дело кричать как Винни-Пух: «НЕ БЕДА! Да-да-да!»

Что наша жизнь? Череда случайностей, которая обуславливает те или иные события происходящие с нами. Абсолютно неизвестно, куда эти случайности нас приведут. А вот финал определённо ясен и не вызывает никаких сомнений.

Это была короткая поездка.
Я вошел в поезд на одной станции, а сошел на другой... Стоп, стоп, стоп. Или не на другой?! О, черт! Я вышел там же, где и зашел.
Я начал читать об одном, но, по сути, закончил тем же. И все короткие 60 страниц в моей читалке я ждал того самого момента, что объяснит мне необходимость появления на свет этого чтива.
Это было нечто мимолетное, сквозное, быстротечное. Это было марево. Какая-то дымка, которую я не сумел ухватить руками. Газообразная проза, которая физически вроде есть, а вроде - нет.
"Что это было?" - спрашивал я себя, того, что был пойман на крючок рецензий: "это что-то вроде "Степного волка" Гессе" и прочих.
Да, мысль автора о бессмысленности бытия, о "ничегонепроисходящности" дней, о пустоте внутри человеческой оболочки - все это я понял. Но зачем?! Что должно было быть получено мной, как читателем? Какое чертово послание, сэр? Кусочек осени? Мокрые листья на душу? Ну что ж, оставлю свои суждения до следующего контакта с господином Камю.
Одно мной было принято, как должное - это качественный и приятный слог. Читать было удовольствием, принимать суть - было неудовольствием.
До не скорых встреч, господин Камю!

В «Постороннем» принято видеть творческий манифест Камю, его проповедь абсолютной свободы. Человеческое существование представлено в повести как цепочка случайностей, практически не зависящих от воли субъекта, который приспосабливается, как может, к предлагаемым условиям. Книга пропитана африканским солнцем, которое и выступает подлинным убийцей: вменяемое Мерсо преступление, кажется, вызвано случайной игрой света и солнца у него в глазах.

Камю говорил, что его одинокий герой предпочитает вести частную жизнь, не чуждую чувственных наслаждений, на закраинках общества. Он влюблён в солнце и не выносит теней. Не желая пускать пыль в глаза присяжным, Мерсо соглашается умереть за правду: «единственный Христос, которого мы заслуживаем». Его вина в том, что он не играет по навязанным ему правилам, что он отказывается лгать себе и другим. Этот отказ играть по чужим правилам и превращает его в чужака, «постороннего» для общества.

Как-то Камю выразил идею книги в парадоксальной форме: «В нашем обществе любой, кто не плачет на похоронах матери, рискует быть приговорённым к смерти»

Забавная книженция. Пища в лице буковок настолько же вкусна, насколько и обильна — недели за две прочитал, читая по паре страниц на пару, а-ля шарашка, скука. Однако понял, что атмосфера для разжевывания необходима другая, ибо как никак произведение не слабо, это не «Посторонний».
Забавно здесь то, что опять-таки оправдывается эта истина: человек по все дэфолтам эгоистичная и высокомерная самолюбивая сволочь, ориентированная только на себя, сплошь и всюду поглощающая плоды бытия исключительно для утешения себя самого.
Вытащил для себя и урок из этой книги. Самодостаточные люди, от которых так и разит благими намерениями, — слишком самолюбивы, они опять же упарывают свое тщеславие за счет этой «благодетельности».
И понравилась еще одна мысль, насчет суда. Ведь действительно, человек его боится как огня. Аналогично верно также и то, что изначально осудив себя, получаешь условное/вербальное право осуждать других.
Исповедь. В конце концов, герой ни от чего не отказывается, а лишь «искупает/отмаливает» грешок путем исповеди и с целью грешить подобным образом и дальше. А почему бы и нет?
Все до одного находят себя в Камю, как не крути, — эта изнанка «чилавеческой прероднай дабраты» знакома всем, ибо не один из людей не чист в подобном.