Федор Достоевский. Собрание сочинений. Преступление и наказание. Части 5-6 (подарочное издание)

Ну вот, ты плачешь и опять меня обнимаешь, - ну за что ты меня обнимаешь? За то, что я сам не вынес и на другого пришёл свалить: "страдай и ты, мне легче будет!"

В свойстве характера Катерины Ивановны было поскорее нарядить первого встречного и поперечного в самые лучшие и яркие краски, захвалить его так, что иному становилось даже совестно, придумать в его хвалу разные обстоятельства, которые совсем и не существовали, совершенно искренно и чистосердечно поверить самой в их действительность  потом вдруг, разом, разочароваться, оборвать, оплевать и выгнать в точки человека, которому она, только еще несколько часов назад буквально поклонялась.

Сказав это, он вдруг смутился и побледнел: опять одно недавнее ужасное ощущение мертвым холодом прошло по душе его; опять ему вдруг стало совершенно ясно и понятно, что сказал он сейчас ужасную ложь, что не только никогда теперь не придется ему успеть наговориться, но уже ни об чем больше, никогда и ни с кем, нельзя ему теперь говорить. Впечатление этой мучительной мысли было так сильно, что он, на мгновение, почти со всем забылся...

А когда сердцу девушки станет жаль, то, уж разумеется, это для нее всего опаснее. Тут уж непременно захо чется и «спасти», и образумить, и воскресить, и призвать к более благородным целям, и возродить к новой жизни и деятельности, — ну, известно, что можно намечтать в этом роде.

Пьян ведь я, Родька! Без вина пьян теперь

Да что вы в добродетель-то так всем дышлом въехали? Пощадите, батюшка, я человек грешный.

Да, замочился... я весь в крови!

В последнее время его даже тянуло шляться по всем этим местам, когда тошно становилось, «чтоб еще тошней было».

Он не знал, да и не думал о том, куда идти; он знал одно: «что все это  надо кончить сегодня же, за один раз, сейчас же; что домой он иначе не воротится, потому что не хочет так жить». 

Да всё здешние и всё почти новые