Двойной полдень

Замечательная книга узбеко-русского писателя. Отложите ваши томики Роб-Грийе и Полов Боулзов... Этот автор, печатавшийся, кроме прочего в Митином журнале, лауреат премии Андрея Белого, заставит вас увидеть, что... "...в каждой веши Абдуллаева — это рок-музыка и Роб-Грийе, Борхес и Джойс, кино Италии и Италия сама — а также другие страны, куда нас не пускали тогда и которые поэтому мы знали как свои пять пальцев… Вещи, казалось бы, не сводимые друг к другу, бесконечно далекие друг от друга и от ...

Рейтинг LiveLib

4,3

3 оценки

5
33%
4
67%
3
0%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 3Хотят прочитать 7

Рецензии

frabylu20 ноября 2018 г.
И имя ему...
Непростительно долго я думал над заголовком. Больше, чем над самой рецензией. О чем писать — было очевидно, но как найти в нем что-то общее, объединяющее? Хотелось чего-то необыкновенного, своего, но я же мерзкий йынчукс, так что меня хватило только на
«Я уеду жить в Бухару» ©
Так мог бы сказать Насреддин-эфенди, прежде чем уехать жить в ~~Лондон~~Бухару (чтобы помогать Авиценне, там живущему, в сотворении какого-нибудь например этанола — уж я-то этого пройдоху знаю). Хотя Узбекистан не такой большой, чтобы разбрасываться и другими, не менее славными и великими городами — Ташкентом, Самаркандом, ~~Херес~~Хорезмом (чувствуете связь с великим основателем алгебры, которого проклинает не одно поколение школьников?) В этих городах есть и прекрасные дворцовые комплексы, и культивируемые, очаровательные в своей традиционности и «восточности» изделия местных ремесленников, и подаваемая всюду райская еда, которая искусила бы и самого стойкого будду. Все это есть в сказочном и красивом как на картинке из туристического буклета Узбекистане, но Шамшад Абдуллаев — не тот человек, который захочет кому-то эту картинку показать, совсем не тот человек.
Поэтому попробую дать этому отзыву другой заголовок.
«Ты столько грешил, тебе пора сдохнуть»
Одна из самых полюбившихся мне строчек у Абдуллова. Я не против увидеть ее на своем надгробии. Но для заголовка, наверное, тоже не годится. Да, читать книгу сложно, так и тянет послать по адресу автора парочку крепких проклятий. Составитель попытался утрамбовать в 250 страниц все лучшее из Абдуллова, но преуспел только в убийственном опреснении его своеобразия. Абдуллов хорош — но только если ты человек, влюбленный в Юг; если ты очарован древностью выжженных полуденным зноем долин; если любишь старые атмосферные фильмы; если готов к тому, каким необузданно многословным становится поэт в прозе; если готов учиться понимать поэзию; если ты готов.
Поэтому я воспользуюсь другой строчкой Абдуллова, больше подходящей к тому, о чем — точнее, «о его “где”» — я хочу рассказать.
«Fergana in my life and my life in Fergana»
Когда бьет «Двойной полдень», ты оказываешься в другом мире. «И имя ему Фергана», как говорил в предисловии к «ДП» Григорий Коэлет. Но не дай Коэ-этому-лету обмануть себя, заворожить гипнотическими флэшбеками из общей с Абдулловым ферганской юности, лучше сразу отправляйся на Место, чтобы увидеть все своими глазами.
Итак, Фергана Шамшада Абдуллаева…
Здесь всегда стоит жаркий полдень, и даже если ты любуешься закатом, что-то в падающих лучах напоминает: скоро солнце снова ослепительно воссияет.
Здесь всегда спокойно, как в храме, как в монастыре, как на вершине горы, как в нирване. Что бы ни происходило, какая бы драма ни разыгрывалась, — здесь так спокойно, что любая трагедия теряет остроту и кажется пустяковой, даже фальшивой, мелкой…
Повсюду слышна русская речь. Накатывающая волнами, до предела насыщенная образами, аллюзиями и метафорами — так, что кажется, будто вот-вот потеряешь сознание, не вынесешь больше ни секунды… Но после краткой передышки снова следуешь за словами, убаюканный запятыми, иногда спотыкаясь о кочки-точки, но не находя ни одного абзаца, чтобы перевести дух.
И на фоне всегда звучит музыка, настоящий, черт его побери, рок — психоделик-рок, хард-рок, прогрессив-рок, хэви-метал(-рок?), блюз-рок, фолк-рок. Даже не зная подробностей, можешь легко это вообразить: пластинку, переходящую из рук в руки; растянутую психоделическую майку; косматые головы, склонившиеся над проигрывателем; дымку неспешной беседы о судьбах мира. Весь мир, сконцентрированный в маленькой точке, которая — парит надо всем миром. Так бывает, когда рождаешься в одной стране, говоришь на языке другой, слушаешь музыку третьей, мечтаешь снимать фильмы в четвертой, но чувствуешь, что твоя настоящая родина — это вообще весь мир, а не какое-то конкретное место.
Кстати, в каждом кинотеатре показывают итальянское кино — естественно, итальянское, какое же еще? — снятое на ручную камеру, напоминание о ферганской долине, поворот от неподвижности к солнцу, мужская фигура на вершине холма, неразборчивые разговоры и музыка — все итальянское.
Да, вот она, первопричина всего: Абдуллов создавал то ли стихи, то ли кино — но никак не прозу. Поэт-фильмейкер — отсюда и произрастает чувство беспредельного спокойствия и даже некоторой фальши происходящего: знаешь, что это просто кинолента, и на самом деле с героями не случится ничего страшного — даже если девушку насмерть собьет автофургон. К дьяволу событийность и реальную жизнь, важны только предметность и чувственность, которые пытается передать автор. В каждом рассказе заключена лирическая сила поэмы (или кинонатюрморта), концентрировано представленная в названии. Если оно обещает рассказать о воскресном дне, то это и будет воскресный день, где
«человеку не дает покоя только одно: покой»
— деревянный частокол, сонная собака, голые спины мальчишек, разбивающих орехи, шумный старик с тележкой, прогрохотавший вниз по улице, — вот это да! событие! до конца дня можно обсуждать! — шляпа на голове прохожего, девушка в белом платье, как-то нехотя, настороженно встретившая парня в голубой рубашке, оттиск сандаль в пыли, воспоминание об умершем отце, бабочка на запястье — все, что может случиться с тобой воскресным днем, когда тебе не дает покоя только одно: покой. Короткая лента в проекторе, промелькнувшая за пятнадцать минут жизнь. В жизни, что рисует воображаемая камера Абдуллова, каждый переполнен тоской до еканья. Это тоска покоя, и когда
«в следующем столетии, по крайней мере в литературе, победит спокойствие, то есть мир, подтверждающий, что он просто течет»,
это станет началом обновленного экзистенциализма, только вместо иррациональности существования боль людям будет причинять предметность и бессобытийность — покой.
«Христосик, шлюхин сын, обернулся — лишь эта поза говорит в его пользу в конце убогих улиц»
Эссеистику Абдуллова трудно отделить от его художественной прозы. На мой взгляд, единственным маркером может служить слово «поэзия» (хотя припоминаю его и в одном из рассказов, но.). Его эссе сразу напоминают, что Абдуллов стоял у истоков «ферганской поэтической школы» (чем бы она ни была). Оказался он там не столько из-за должности редактора в художественном журнале и даже не из-за того, что сам был поэтом. Абдуллов способен в своей необыкновенной (читай: многослойно образной) манере рассказать о том, почему «ферганская школа» — это уникальное явление в русскоязычной и восточной поэзии, какие достоинства есть у стихов этой школы, чем примечателен каждый из авторов этой школы — и доказать таким образом существование существующего. Отдельные эссе касались не столько ферганской поэтической традиции, сколько поэзии как одного из величайших (да простит мне Абдуллов этот скучнейший из эпитетов) явлений в мире.
Пожалуй, если меня однажды попросят дать отзыв на сборник стихов, я даже вернусь к эссе Абдуллова ради общего понимания, что такое поэзия и на что стоит обращать внимание. Ведь человек, который считал Боба Дилана великим поэтом за много лет до того, как тот получил Нобелевскую премию, — такой человек в поэзии кое-что наверняка понимает (в отличие от меня). Я заинтересовался Абдулловым не поэтому, мне скорее было любопытно проникнуться атмосферой автора, несколько раз публиковавшегося в «Митином журнале» — необычном явлении своего (нашего?) времени, — причем авторе русско-узбекистанском. О премиях говорить не стану, на мой взгляд они скорее вручались из-за усилий Абдуллова в восточно-западном сотворчестве, чем из-за подлинного понимания и заслуженной оценки. Так или иначе, Абдуллов меня не разочаровал, хотя я потратил немало времени, сил и нервов на преодоление горных массивов его слов. Он жесток и спокоен, как самое время. Он образован, интересен — и будто стоит одной ногой в могиле, как бы показывая, что многое знать — значит многое пережить. Он привносит в поэзию кино, создавая что-то вроде поэтической киномеханики, которой можно научиться по его эссе словно по учебникам — значит, учитель? Или непонятый современниками (кроме избранных) мессия? А хочет ли он вообще быть понятым кем-то, кроме них?
Читать далее
10
798
maritta3 марта 2014 г.
Поначалу воспринималось как музыка. Не погружаясь в смысл, не ожидая привычной для текста динамики, просто скользишь глазами по прилагательным и странным глаголам, улавливаешь ритм и оттенки. Ужасные для нашего языка отглагольные "-вшимися", "-щимися", "-ость" здесь в спокойном изобилии и создают тихий трещёточный ритм на фоне застывшего под ферганским солнцем пейзажа.
Потом в мозгах изменились настройки и текст начал восприниматься текстом, но не как обычно. Как в медитации, через временной пробел после освобождения от мыслей в стандартном их водовороте, вдруг снова приходят мысли, но в ином виде – яркие и чёткие. В тексте, особенно в эссе, с новой резкостью обозначились образы и идеи, выписанные непривычными, но мастерски точно выбранными из всего размаха языка словами и таким же синтаксисом, где каждый эпитет, каждая часть речи несёт максимальную нагрузку.
Это было ново, интересно и красиво.

Говорить о том, что сейчас и в дальнейшем устроит всех: о спокойствии, наделенном полнотой в патовом постоянстве - на улице и дома, в детстве и старости, в холоде и зное. В следующем столетии, по крайней мере в литературе, победит спокойствие, то есть мир, подтверждающий, что он просто течет. Чем больше сдержанности, тем выше наслаждение.
Читать далее
4
223

Все рецензии

Цитаты

maritta2 марта 2014 г.
Ты проснулся и думаешь: все хорошо, но пусть кто-нибудь придет и задушит меня. Так рождается искренний поэтический импульс, гибкое письмо, чью новизну питает, в сущности, одна и та же, древняя, постоянно повторяющаяся манера беседовать с пустотой.
эссе "Стихотворение: страх перед реальностью"
3
108
maritta26 февраля 2014 г.
Так, по сути, сказал он, я любил не людей, но их манеру жить.
3
99
Egor_Monakov21 февраля 2014 г.
Почему бы нет? Я проснулся и тут же подумал, что покончу с собой когда-нибудь, глубокой ночью. Восход, блеск на полу, словно бы отполированном до зари наконечниками для стрел. Киргизский пес в раннее утро на улице грыз блеклую змеиную шкуру. Твой сосед с лицом портового грузчика, присев на корточки, курил анашу - дым, не отбрасывая тени, пышно полз над старой землей, как если б черные купцы вели верблюдов против долгого ветра. Покинуть город и в пустыне просить у Господа смерти. Сейчас меня вырвет, черт, на одеяле дрожала рука без вен, темные волны целую минуту носились по кистевому руслу. В ушах билась кровь, the river is within us, как просто принять серость любого дня, беззвучно, всякий раз, молча (особенно в жаркое время, даже весной или осенью, пока слышен скрип скворца в потогонный полдень), чувствуя лишь тупую сладость в мглистом течении суток.
Читать далее
3
113