
Ваша оценкаЖанры
Рейтинг LiveLib
- 565%
- 425%
- 35%
- 25%
- 10%
Ваша оценкаРецензии
Аноним21 октября 2019 г.Читать далееСобственно говоря, это сборник. )) Сюда входят записи 20-30-х годов, 50-70-х годов, какой-то то ли рассказ, то ли фрагмент чего-то - что ли попытка художественного текста... и сами заглавные записки. Да... Название у сборника все же не совсем удачное, мне кажется. )) Суровое упоминание блокады настраивает на определенный лад... а сам текст располагается уже в конце сборника. Лучше бы назвали просто "Записки", это и обобщенно, и полностью раскрывает идею сборника. ))
Впечатления от сборника сложились неоднозначные. Первая часть - записи 20-30-х годов мне очень понравились. Автор - прекрасный мемуарист... кажется, так это называется? Фиксирует яркие, четкие, выразительные картинки происходящего вокруг, свои воспоминания о знаковых для культуры личностях... Плюс добавляет свои мысли, размышления - которые тоже интересно почитать. Получается такая мозаичная картина прошедшей эпохи - светло и печально. Кристальная прозрачность.
Записи 50-70-х... ну, тоже интересно... Но они ощущаются уже гораздо тяжеловеснее, массивнее... Тут уже большей частью размышления и анализ. Проблемы литературы, литературоведения... все такое. Достаточно трудно читается, язык... с использованием специфических терминов и оборотов.Художественный фрагмент - или что это? - "Возвращение домой", у меня вообще не пошел. Ничего не хочу сказать, но тут, в общем-то, большей частью описания...
"Записки блокадного человека". Тоже оказалось не то, чего я ожидала. То есть, мне казалось, что здесь будет описание происходящего в блокаду, по типу тех же записей 20-30-х годов, какие-то факты, впечатления... Но текст опять же очень тяжелый - в плане чтения! - вязкий. Опять те же описания, автор описывает состояние некоего персонажа, который встал утром, вышел на улицу, что он чувствует, описывает ощущения от голода и размышления о еде, ощущения от бомбежек и бомбоубежищ, ощущения, ощущения, впечатления... В общем, очень похоже на тот самый текст про "Возвращение домой" - может, именно поэтому, его и включили в сборник? И только ближе к финалу, когда автор описывает людей в очередях за хлебом, или в бомбоубежище, или в столовых, их разговоры - читать становится куда легче (и я тогда быстро дочитала, а то этот небольшой по объему текст у меня тянулся и тянулся, два с лишним года!)...
И вот, уже дочитав до конца, до последней строчки, я натыкаюсь на пометку о датах написания... "1942-1962-1983". И тут на меня накатывает некоторое понимание - то есть, получается, автор это все писала в несколько приемов? И первые записи сделаны еще тогда? во время блокады? в самое тяжелое ее время - в 1942 году?.. Мне стало стыдно. (( Вот я тут сижу и ковыряюсь в литературных тонкостях и впечатлениях - тяжеловесно или нет, читать, видите ли, мне было тяжело... ((( А автор что ли это все писала вот прямо там, в блокадном Ленинграде, мучаясь от голода... Это же наверно - как оно называется, этот прием... - отстранение? Она не писала "я", она писала как бы про некий отстраненный персонаж - что это он чувствует то и это, это он наблюдает у себя разные стадии голода... Может, ей так было легче! Она как бы внушила себе, что занимается исследованиями вопроса... Чтобы отвлечься от кошмара происходящего, сохранить личность, хоть как-то, не превратиться в животное...
Заглянула в биографию на LiveLib, там написано, что автор пережила блокаду, потеряла мать, которая умерла от голода в том самом, 1942 году. Опять пронзило - так вот этот эпизод из записок, где персонаж как бы говорит, что у него умерла мать, а карточки еще остались, и он отоварил эти карточки и все съел, съел... и при этом с отстраненным удивлением фиксировал, что ничего по этому поводу не чувствует, в смысле, от того, что досталось вдруг столько хлеба. Это что ли она о себе писала?.. Ужасно... ((( Конечно, такие вещи просто нельзя оценивать с каких-то абстрактно литературных позиций...
"На каком-то публичном выступлении Шкловский изобразил современную русскую литературу в притче: "Еду я вчера на извозчике, а у него кляча еле плетется.- что же это ты так?
- Это, - говорит, - что! Вот у меня дома есть кляча так кляча! Серая в яблоках. Красота!
- Так что ж ты ее не запрягаешь?
- А у меня для нее седока нету."
"Брик изложил мне претензию одного человека. Человек прочел книгу и растрогался; потом увидел автора, плотного и веселого, - и обиделся. И Брик говорит: читатель прав, неэтично обманывать читателя."
"... Подлая слабонервность, которая хочет, чтобы мертвые благоухали, а живые тем более. Ненавижу слабонервность - она враг всякой здравой мысли, всякий силы и человечности на земле."
"... Люди, размышляющие над тем, что под розоватой кожей юного лица в сущности находится голый череп и что у самого образованного человека есть кишки. Это люди с наивным отношением к миру. Они уличают действительность. Они начинают догадываться, что их обманули, что кишки и есть подлинная реальность, а молодая кожа - шарлатанская выходка. Они думают, что, для того чтобы получить настоящие губы, нужно стереть с них губную помаду, и что настоящая голова - та, с которой снят скальп. Так по жизни бродят люди, уверенные в том, что сдирая с вещей кожу, они получают сущность.. Не знаю, как назвать это мышление."
"- Знаете, для нас деньги больше всего соблазнительны тем, что они - время, время для своей ра- Есть другой способ выиграть время.
- Я знаю, что вы хотели сказать: что нужно по возможности устранять из жизни все, для чего нужны деньги."
"... Наивный реализм этического мышления. У нас, начиная с 40-х годов, это приняло формулу государственного наивного реализма, в силу которого, например, все великие писатели изображались в равной мере добросердечными и, главное, целомудренными."
"Ахматова говорит, что стихи должны быть бесстыдными. Да, но, быть может, поэты должны быть застенчивыми."
"Люди декадентской культуры в быту, не сморгнув глазом, выносили ситуации, от которых человек должен лезть на стенку. Отличительное их свойство - железные нервы."
"Существуют стихи не то что ниже, а вообще вне стихового уровня. И в краю безграничной раскупаемости книг - тучные их тиражи лежат нераскупленными на прилавках. Слова в них - и бытовые, и книжные - никак не трансформированы. Просто словарные слова, с которыми решительно ничего не случилось оттого, что они (по Тынянову) попали в единый и тесный ряд. Нет, все же случилось - механическая ритмизация не позволяет им с достоинством выполнять свое нормальное коммуникативное назначение."
"З.Г. со свойственной ей нецеремонностью, спросила Бахтина прямо - почему он печатается под чужими именами. Бахтин ответил, что это его друзья, к которым он хорошо относился, и почему бы ему было не написать от их имени книги."
"Хорошо, правильно, что город гордится подметенной улицей, когда по сторонам ее стоят разбомбленные дома; это продолжается и возвращается социальная связь вещей."
"Город уже не серия мгновенных комбинаций улиц, домов и автобусов. Город - синтетическая реальность. Это он, город, борется, страдает, отталкивает убийц. Это общее понятие - материально. Мы познаем теперь город как с самолета, как на карте. Это предметное целое, ограниченное зримой границей. Границу смыкают заставы; границу расчленяют ворота (у города есть двери, как у каждого человеческого жилья). К воротам рвется враг; заставы и ворота не пропускают врага. Мы снова постигли незнакомую современному человеку реальность городских расстояний, давно поглощенную трамваями, автобусами, таксим. Проступил чертеж города с островами, рукавами Невы, с наглядной системой районов, потому что зимой, без трамваев, без телефонов, знакомые друг другу люди с Васильевского, с Выборгской, с Петроградской жили, месяцами не встречаясь, и умирали незаметно друг для друга. Районы приобрели новые качества. Были районы обстреливаемые, и районы, излюбленные для воздушных налетов. Иногда переправиться через мост означало вступить в зону иных возможностей."
"- Ой, вот я хлеб начала. Теперь боюсь - не до- Никогда нельзя начинать."
"- Теперь это наши стреляют. Не беспокойтесь. То стреляют, то песни поют. Комедия."- Вы не боитесь?
- Чего бояться? Сяду в трамвай и поеду.
- Вы не боитесь, что вдруг трамвая не будет?
- А, я ничего не боюсь. Я хотела бы чего-нибудь испугаться."
ибудь испугаться."
"Девочка начинает хныкать и теребит- Нет, не пойдем, подожди. Вот когда немца убьем, тогда будем ходить свободно."
"К весне дистрофический человек настолько оперился, что опять захотел гордиться и самоутверждаться. Одни умели добывать, распределять, приготовлять пищу - и гордились этим как признаком силы. Другие всего этого не умели, чем и гордились как признаком высшей духовной организации. С возобновлением рынка одни начали гордиться тем, что особенно дешево покупают ботву или крапиву, другие - тем, что тратят много денег."
***
"Пишущие, хочешь не хочешь, вступают в разговор с внеличным. Потому что написавшие умирают, а написанное, не спросясь их, остается. Может быть, замкнутому сознанию проще было бы обойтись без посмертного социального существования со всеми его принудительными благами. Может быть, втайне оно бы предпочло уничтожиться совсем, со всем своим содержимым. Но написавшие умирают, а написанное остается."551,3K
Аноним9 сентября 2025 г.Читать далееЭта книжка – сборник прозы Л.Г. военных лет. В моем издании в нее были включены собственно давшие название всей книге «Записки блокадного человека» (ЗБЧ), записки вокруг «Записок», несколько блокадных рассказов, в том числе «Рассказ о жалости и жестокости» (РОЖЖ), дневниковая тетрадь 43-44 годов «Слово» и отдельно записи 43-45 годов. Впечатления от прочтения полярные, поэтому вкратце пройдусь по каждому.
ЗБЧ.
ЗБЧ – это своего рода смесь записок натуралиста и книги из серии «Повседневная жизнь». Автор описывает новый подвид человека – «человек блокадный», его морфологические признаки и физиологию, поведение и образ жизни, привычки питания, ежедневные ритуалы, а также условия жизни и труда, социальные и семейные взаимоотношения, предметы быта, окружения и пищевого рациона.
По факту здесь описан уникальный опыт пребывания в течение длительного времени с измененным состоянием сознания, на которое повлияли вовсе не запрещенные вещества, а применение бесчеловечных практик уничтожения человека (есть ли человечные практики на это?). В этом искаженном состоянии дом – не просто жилище, он может стать местом укрытия от бомбежек или же могилой. Трамвай – не транспорт из точки А в точку Б, а символ угасания или же возрождения города, победы над хаосом, временем и пространством. Радио – не просто средство массовой информации и рекреации, а зачастую единственный способ связи обессиленного, одинокого блокадника с внешним миром – нить (волна) надежды. Метроном из прибора, издающего равномерные звуки, превращается в символ сопротивления и стойкости. А водопровод, канализация, электроэнергия и теплоснабжение, такие, казалось бы, простые и привычные приметы современной жизни и комфорта, превращаются в чудеса потерянной цивилизации. Про хлеб я вообще молчу.
Меня особо впечатлила психология очереди (за хлебом) и разговоры в ней как предмет анализа. Да и во всем сборнике интересен профессиональный взгляд Л.Г. на вербальное общение. Один поучаствует разговоре и через минуту забудет; другой, ведущий дневник, запишет его в качестве приметы времени; третий переосмыслит в художественной прозе, а Л.Г. выслушает болтовню и проведет лингвистический анализ продуктов речевой деятельности (смысл, подтекст, средства выражения и маскировки, коммуникативные роли и пр.).
Записки вокруг ЗБЧ.
Поток сознания или, если угодно, размышления очень умного человека. Мне с моими скромным мыслительным аппаратом читать было тяжело.
Рассказы «Оцепенение» и «Отрезки блокадного дня» странно оказались не включёнными в ЗБЧ. Один описывает блокадный анабиоз тела и духа, а другой – ординарный день обычного блокадного человека, течение и членение которого определяется прежде всего приемами пищи.
Рассказ о жалости и жестокости (РОЖЖ)
Я так понимаю, что автором это произведение не было окончено, поэтому сложно, особенно учитывая обстоятельства написания, говорить что-либо критическое, скажу лишь, что читать его сложнее чем ЗБЧ. Л.Г., потерявшая в блокаду умершую от дистрофии мать, сознательно выбирает путь максимально отстраненного, неэмоционального, обезличенного и аналитического (в ущерб поэтическому) повествования. На мой взгляд, от этого РОЖЖ сильно проигрывает и отдаёт историей болезни: холодный дневник наблюдений за умиранием тетки и человеческого в человеке (рассказчике).
Дневниковые записи военных годов.
Портретная галерея широкому кругу неизвестных лиц: чиновников от литературы, советских писателей, литературных деятелей, интеллигенции. Нуждается в комментировании, часто очень тезисно, видно, что для себя, без мысли о публикации. Остро, едко, до сути. Человек анализируется через его речь – способ самовыражения, самоутверждения. Фигуры получаются почти всегда неприглядные, читать тяжело и не совсем понятно для чего. Кроме портрета Ольги Федоровны Берггольц, на общем фоне почти восхищенного и предельно точно описывающего ее жизненную трагедию.766
Аноним24 декабря 2022 г.Читать далееТяжёлая книга, тяжёлая тема, тяжёлый язык... Читать сложно очень из-за стиля автора. Героем повествования является условный, собирательный образ - Эн. Здесь нет какой-то сюжетной линии. В книге описана не просто жизнь в блокадном Ленинграде, а чувства и ощущения людей, которым выпало пережить это страшное время. Анализируется поведение и фразы, внутренние переживания. Блокадная повседневность выступает как бы объектом некоего исследования. Автор показывает, как менялась психология человека. Как менялось отношение к обстрелам, очередям, времени, повседневной опасности, смерти, еде... Блокадную кулинарию можно выделить отдельной темой.
Прежде всего, каждый продукт должен был перестать быть самим собой. Люди делали из хлеба кашу и из каши хлеб; из зелени делали лепешки, из селёдки – котлеты. Элементарные материалы претворялись в блюдо.Рекомендую ли к прочтению? Сложный вопрос. Если темой блокадного Ленинграда вы интересуетесь серьезно, то да, прочитать надо. Если же не углубляетесь в неё, то лучше, на мой взгляд, пока отложить знакомство с данной книгой.
7433
Цитаты
Аноним26 января 2016 г.Свои слова никогда не могут удовлетворить; требования, к ним предъявляемые, равны бесконечности. Чужие слова всегда находка -- их берут такими, какие они есть; их всё равно нельзя улучшить или переделать. Чужие слова, хотя бы отдалённо и неточно выражающие нашу мысль, действуют, как откровение или как давно искомая и обретённая формула. Отсюда обаяние эпиграфов и цитат.
51K
Аноним28 января 2016 г.Ужасно, что быть несчастным легко; счастье же, как все прекрасное, дается с трудом.
41K
Аноним28 января 2016 г.«Малевича хоронили с музыкой и в супрематическом гробу. Публика стояла на Невском шпалерами и в публике говорили: наверное, иностранец!
Супрематический гроб был исполнен по рисунку покойника. Для крышки он запроектировал квадрат, круг и крест, но крест отвели, хотя он и назывался пересечением двух плоскостей. В этом проекте гроба естm отношение к смерти, чужой и своей».3506
Подборки с этой книгой

"... вот-вот замечено сами-знаете-где"
russischergeist
- 39 918 книг

Библиотека всемирной литературы
nisi
- 588 книг

Библиотека Школьной Вселенной
Ly4ik__solnca
- 1 346 книг

Долгоживущие
Risha7
- 187 книг

Классный журнал 8Б. Говоруны-кактусопожиратели
kseniyki
- 1 646 книг



















