Рене

На мой взгляд, это произведение приторно-высокопарно-слезливо-сопливо. Уж, простите. Возможно, для французского пера того времени – это актуально, но сегодня человек более прагматичен и трезв. Я прочитала только ради ознакомления, так сказать, для «галочки». Прикоснулась к возвышенному и прекрасному. Спасибо автору. Французская литература всегда была чрезмерно изысканной и утончённой.
Но, нужно отдать должное, что пейзажные описания словом живописны, как акварельные рисунки. Писатель обладает неподдельным талантом. Красиво, но на один раз, так как устаёшь от плотного потока чувствительности, меланхолии и страдальческих настроений. Это как сходить в Третьяковскую галерею или Эрмитаж.
С первых страниц я даже ошибочно решила, что Рене предпочитает в любви мужчин, но впоследствии выяснилась другая подробность.

Первое, что узнает любознательный читатель, открыв любой комментарий или статью, посвященную данному произведению (или не узнает, но найдёт подтверждение своим впечатлениям), что Ренэ – это французский Вертер. Как и в романе Гёте, у Шатобриана речь идёт о чувствительном и страстном молодом человеке, испытывающим аристократическое презрение к пошлости мира и пребывающим в противоречии с современным ему обществом.

Название повести «подсказывает», что история Ренэ автобиографична, действительно, основана она в значительной степени на воспоминаниях Шатобриана о своем детстве в Бретани и путешествии в Северную Америку в 1791 году, но одновременно Ренэ – это портрет «героя своего времени», у которого «болезнь века» - меланхолия - выражается в тоске по уничтоженному революцией прошлому и мечте о возвращении «вчерашней» великой эпохи.

Осуждая революцию и её последствия, Шатобриан одновременно критикует и просвещение как её философию. Поэтому помимо образа «нового героя» и призрака инцеста, что так смутил первых читателей книги (будто и не существовало много раньше Фамари и Амнона или легенды о добром грешнике Григориусе), основным мотивом романа является тема христианства. Как известно, повесть «Ренэ» вместе с романом «Атала» по задумке автора должны были служить иллюстрацией трактата «Гений христианства», в котором Шатобриан предпринимает попытку эстетизации веры - понимания религии как первопричины поэзии, источника откровений и озарений.

Одним из умозаключений, изложенных в трактате, была идея о том, что люди могут и должны укрощать свои страсти посредством религии. Художественным изображением этого положения и стал эпизод повести, когда Амели одерживает при помощи религии победу над своей преступной страстью к родному брату.

Надо полагать, сейчас, спустя 200 лет, нам сложно в достаточной мере понять и оценить «Ренэ», поэтому предоставим слово уважаемому современнику: как говорил Пушкин (к слову, «крылатая фраза» «Привычка свыше нам дана / Замена счастию она» - изменённая цитата из «Ренэ») способность по заслугам оценить Шатобриана - эталон художественного вкуса...

Лишь тридцать страниц, но изрядно вспотел
Осиливши Шатобриана...
Так вот, где шагрени урвал Валантен
И тему Бальзак для романа!

Так вот, где почерпнута фраза была,
Что каждый конечно же слышал:
Мол, счастия место собой заняла
Привычка, что дадена свыше!

(Но это уже не Бальзак, а другой,
Который роднее, и ближе...
Хотя говорят, будто стал он Дюмой
И обосновался в Париже)

По кайфу надуманным горем страдать,
Пока не реальна причина —
Так вот, где зарыт и хандры волкодав,
И такса английского сплина!

А ведь сформулировал миссионер:
Презренье — ещё не величье;
Смотреть надо дальше — и всё один хер
Пардон мон франсэ — безразлично...

Но стоил, однако, месье ле виконт
Прочтенья и стойки на цирлах!
А вдаль поглядишь, так, опять же, на кой
Он ввёл романтизма бациллу?

Можно, я не буду его оценивать? Потому что, с одной стороны, классика, Шатобриан, с другой - боже мой, как это можно читать? Хотя не так. Читать, в принципе, можно (читать вообще почти всё можно), но воспринимать это серьезно, на мой взгляд, совершенно невозможно. Проблема, в целом, наверное, не нова (древние греки точно прошлись )) ), но вот такой уровень пафоса, патетики - это еще поискать надо. Что-то такое в духе возвышенных натур, обо всем говорящих с придыханием, далеких от простой повседневной жизни. Не, это абсолютно не в моем вкусе, так что если вдруг кто приглядывался к рассказу - лучше еще раз подумайте :)

История любви сестры и брата очень трогательна. Даже сложно до конца заставить себя понять, какой была эта любовь. Я назову её платонической. Не могу по-другому смотреть на такие светлые чувства, на такие сильные жертвы. Сестра решилась на отречение от самой себя, от всего мира ради брата. А последний давно отрёкся от мира. Но мораль в том, что отречение - это не то, что делает человека счастливым. И лишь помещённый в общество, он обретает счастье.
Удивительной кажется мне эта мысль, потому что пару дней назад я читала Гофмана, который писал, что мир иллюзорный, творческий намного лучше простой и скучной реальности. И тут новая мысль Шатобриана. Я буду думать над этим вопросом. Но суть в том, что стоит мне только что-то твёрдо для себя решить, как книга меняет моё мышление, шатает устоявшиеся мысли и принципы.
Ещё пару слов о языке написания- однозначно великолепен. Описания- это просто сказка. Я впринципе не знаю людей, которые бы очень любили читать описания, но у Шатобриана они получились лёгкими и завораживающими. Немало мыслей писателя полны мудрости. Чего стоит только:

Время сделало только один шаг, и вид земли совсем изменился

Многие сравнения меня просто в предвосхищённый тупик ставили:

Сердце наше- инструмент неполный, лира, в которой недостаёт струн и на которой нам приходится выражать радость тоном, обычно выражающим скорбь.

Думаю, читателя с чутким сердцем и пылким умом эта книга тронет.

Я редко так низко оцениваю книги. Всегда, даже когда все во мне противится поведению героев/авторскому стилю/предсказуемости сюжета/монотонности повествования, я стараюсь найти хоть что-то, почему я могу сказать, что книга прочитана не зря. С огромным сожалением вынуждена признать, что в этот раз этим единственным "почему" стала необходимость. Необходимость знания текста сразу в нескольких курсах моей учебной университетской программы.
Еще одна вещь, которую я вынуждена признать, - это филологическое поражение. Я не смогла, читая "Ренэ", отключить в себе обыкновенного читателя, хотя должна это уметь. Еще труднее было осознавать невероятную историческую ценность этого текста для развития романтизма и истории мировой литературы в целом.
Так в чем же дело?
Моя низкая оценка не автору, который в рамках новой зарождающей литературной традиции очень тонко описал чувства и переживания героя, а главному герою и его миросозерцанию. Мне глубоко неприятен такой взгляд. В чем его суть мне и описать трудно: его вечное стремление к жалости к себе, к культивированию страданий вокруг себя и меланхоличный взгляд на прошлое, настоящее и даже будущее. Наверное, это стало мне неприятно.
Да, я осознаю, что филолог не должен быть столь категоричным к текстам такого историко-литературного значения. Но могу я иногда позволить себе читательскую слабость?..