Нетерпение сердца. Новеллы

Чем я всегда люблю подобную классику, так это тем, что в ней всегда имеют место быть благородство, муки совести, постоянное анализирование своего поведения, некая помпезность даже.

История-то вроде бы проста, да и стара, как мир. Молодая девушка влюбляется в мужчину. Он же не может ответить ей взаимностью. Казалось бы - о чем тут можно рассуждать. Со всеми бывает. Но нет, времена были другие. Да и все отягощается еще и тем, что девушка - калека, а мужчина - военный. То есть у нее это не просто любовь, а одержимость, а у него - долг чести и невероятное сострадание. Прибавьте к этому еще страдания всех близких родственников несчастной девушки и вы поймете, что оставить ее, бросить наедине со своим чувством становится делом невыполнимой сложности.

Читать "Нетерпение сердца" очень тяжело в эмоциональном плане. Потому что там всем, абсолютно всем главным героям тяжело. Они мучаются, они спутаны своим горем, чувством безысходности. И нет никакой надежды на счастливый финал, как бы все это не закончилось. Кто виноват? Кто виноват в том, что бедняжка Эдит стала жертвой своего недуга? Кто виноват в том, что ее отец готов идти на все, лишь бы его ребенку было хоть немного лучше? Кто виноват в том, что Антон из чувства, этого благородного чувства сострадания, был вынужден влезть в эту кабалу? Когда здоровый, молодой человек, начинает уверовать в то, что долг его - это позволять любить себя кому-то во благо, принести свою свободу в жертву другому, страдающему еще сильнее чем он, человеку?
В чем была его ошибка? В эгоизме, тщеславии, которое позволяло ему чувствовать себя богом, дарящим счастье всем его окружающим? Или, наоборот, в одиночестве, стремлении постоянно быть кому-то нужным?

Маэстро, как всегда, прекрасен! Его хитроумно расставленные ловушки не обойдут никого.
В этой новелле он рассуждает о душе и теле, и как красиво и иносказательно он это делает!
Две сестры-Елена и София, неотразимые и блистательные , как Солнце и Луна, ее было краше их в свое время Одинаковые с лица, они избрали разные пути в жизни-блудница и монашка.
Интересно было наблюдать борьбу тела и духа и то, как легко нравственность, не имея под собой искренних, глубоких условий, а лишь тщеславие и гордыню, покорилась телесным удовольствиям. И как в конце жизни всегда плоть уступает духовным потребностям, стремлению к Богу.
В 50 эл. страниц у Цвейга помещается столько смысла, о котором можешь размышлять годами.

Мне кажется, цвейговские новеллы о любви-страсти, о любви-помешательстве, и просто помешательстве куда круче, чем цвейговские же новеллы о сахарной любви. В них куда больше психологизма, драмы, даже трагизма, и какой-то почти инфернальной жути, как в Амоке, например.
Кто-то из ученых сказал, что влюбленность -это болезнь, психическое заболевание, и, полагаю, доля правды (а может, и не доля... кто его знает) в этом есть.
В данной новелле описана как раз такая вот любовь-болезнь, причем, самый что ни на есть клинический случай. Скажу честно, будь герой постарше, я бы ему ничуть не сопереживала. А тут - "юноша бледный со взглядом горящим", то бишь ранимый, чувствительный, впечатлительный подросток... Такие с возрастом становятся циниками, если сломаются.
Может быть, он был бы хорошим мужем. Может, еще и будет, но... если что-то ломается внутри, след, даже спустя время, все равно остается.

Но, кажется, я уже предостерегал вас однажды: сострадание, черт возьми, - это палка о двух концах: тому, кто не умеет с ним справляться, лучше не открывать ему доступ в сердце.

Какова она, природа сострадания? Еще с эпиграфов (к произведению и моей же рецензии) Цвейг заговаривает с читателем о двух, со слов Кондора, одного из главных героев романа, родах сострадания: первое - действенное, не допускающее оплошности, подразумевающее под собой не только наслаждение благодарностью тех, кому помогаешь, но и огромную ответственность (представитель – вышеобозначенный Кондор); второе – искреннее, но малодушное и зачастую вынужденное, почти бессознательное (Антон Гофмиллер, рассказчик). Главный герой напоминал мне на всем протяжении романа купринского Ромашова из «Поединка», тоже офицера, тоже куда более чуткого к чужой беде, чем его сослуживцы (эпизод с солдатиком Хлебниковым), тоже как-то раз спутавшегося на построении, и т.п.

Мастерство австрийского писателя позволило ему объять поразительное количество тем в не самом крупном романе, а не одну только тему двойственной природы человеческого сострадания, как можно подумать. Помимо первой напрашивается сразу по знакомстве с Эдит тема людей с ограниченными возможностями (вторая), которые, тем не менее, желают любить и быть любимыми (тоже своего рода нетерпение сердца (третья)), но наталкиваются, как и все прочие люди (тем более, чем прочие люди), на тяжкую безответность (четвертая). Не остаются без внимания метания Гофмиллера относительно того, что подумают о нем товарищи по полку и прочие люди, когда он неразрывными узами свяжет себя с калекой (пятая), в то время как олицетворение истинного сострадания, оказавшийся когда-то в подобной ситуации и вышедший из нее с честью для себя самого, Кондор, женившись на слепой, осознанно и упрямо продолжает свою сострадательную миссию. Отеческая любовь Кекешфальвы к дочери (шестая), путь его, бедного еврея, к высотам княжеского титула (седьмая)… По зрелом размышлении можно продолжать еще, тогда как темы, обозначенные мной, - это так, навскидку. Но в первую очередь, на мой взгляд, это роман о том, как благие намерения и в самом деле могут вымостить нам дорогу в ад, наш собственный ад, именуемый совестью, и о том, как может оскорбить сострадание, всегда балансирующее на грани с унизительной жалостью.

Относя себя к далеко не самым сентиментальным натурам, я вынуждена признаться, что: во-первых, зачастую понимала и разделяла метания Гофмиллера, а во-вторых, книга Цвейга едва не пробила меня на мужскую – потому что скупую – слезу в паре эпизодов, тогда как я не припомню даже, когда и над чем литературным плакала в последний раз. Давненько произведение не вызывало у меня такого сопереживания событиям, казалось бы, не самым бурным, замкнутым в пределах одного городка, даже одного полка и одной усадьбы, в сознании Антона целенаправленно разграниченным. Более того, давненько мне не давался так легко сам процесс чтения: изысканный и вместе с тем простой – поразительное сочетание! – слог Цвейга пришелся как нельзя кстати моему читательскому вкусу. Последнему всегда приходилось кстати и человеческое тепло автора, которое и при самом ловком писательском мастерстве нельзя имитировать; Цвейг стоит тут наравне с Томасом Манном и, пожалуй, самим Виктором Гюго.

Что-то в этот раз Цвейг меня подвел. Вроде бы тут тоже есть это любимое мной проникновение в глубины человеческой души, подробное описание чувств героини изнутри, но меня что-то не зацепило. Возможно, потому что тема измены мне не близка, и в принципе люди, которые изменяют своим любимым, вызывают у меня не очень приятные эмоции. Тут у нас главная героиня изменяет мужу, и однажды на улице к ней подходит крайне неприятная особа, которая начинает ее шантажировать. Героиня постепенно погружается в пучины страха перед тем, что правда всплывет наружу, не может спокойно жить и всё время трясется. Сочувствия она у меня не вызвала, как бы грубо это ни звучало - сама виновата. А финал совсем подкачал - мне сложно принять хэппи-энд в этой истории.

В третий, уже, наверное, раз перечитываю новеллу "Мендель-букинист". Это трагическая, но в то же время курьезная история о том, как даже не сама война, а военное время, и то, что везде и во все времена сопровождает любую войну, перемалывает сугубо мирных и бесконечно далеких от войны, но обладающих глубочайшим внутренним миром "маленьких людей". Но этот внутренний мир в условиях войны скорее мешает им адекватно оценивать грозящую опасность и осознавать рискованность своих действий, чем помогает уменьшить эти риски.

Очень долго эта книга провисела в моих списках к прочтению. Я даже не помню, как узнала о ней. Но вот, наконец, свершилось, и я даже рада, что это произошло сейчас. С высоты собственного опыта я многое теперь воспринимаю иначе.

Перед нами небольшая история, рассказанная одним письмом. Минимум героев, минимум информации о них. Мы знаем только то, о чем вспоминает героиня в своём письме, видим героя её глазами.

Всего одно письмо и целая жизнь. Жизнь, полная страдания и боли, любви невысказанной и неразделённой.  По сути, замечательно рассказанная история, но всё во мне противится ей. Может, прочти я её лет пять назад, или вовсе в юности, я бы писала восторженный отзыв о том, какая сильная любовь, как это прекрасно, ну и прочие глупости. Но я прочла её сейчас и возбудила она во мне совсем иные чувства.

Нет ничего прекрасного в подобном чувстве, которое с большой натяжкой я могу назвать любовью.  Люди так часто прекрасным  именем "любовь" называют всё подряд: от простой влюбленности до пагубной страсти. Любовь - это глубокое чувство, которое наполняет и обогащает личность. А подобное страдание - это болезнь и зависимость.

Герой, образ которого рисуется исключительно из слов влюбленной в него девочки, не вызывает симпатии совершенно. Создаётся впечатление стереотипного баловня судьбы, играющего чувствами и легко оставляющего позади себя одни руины. А в итоге - пустота. Но героиня тоже практически не вызывает сочвуствия, хотя я очень глубокий эмпат.  Это был забитый и одинокий ребёнок, отгороженный от всего мира.  Любопытство к новому соседу вполне понятно, но не было то ли стержня, то ли силы, то ли ещё чего-то в этой личности, что бы помогло адекватно реагировать и проявлять здоровые чувства.

Девочка замыкается в этой любви и рушит свою жизнь. Да, может, это чувство помогло ей вырасти и стать красивой женщиной, которую любили и которую хотели. Она вполне могла обрести счастье. Но она все кладет на алтарь этой своей любви, ещё и к человеку, который не знает о ней и которому это совершенно не нужно.

Но способна ли она была на жизнь без страдания? Если бы она не встретила этого парня, не превратила ли бы она в идола кого-нибудь другого? Ее не интересовал мир, она, видимо, не любила даже себя, раз столь целенаправленно себя разрушала.

Светлым лучиком в этой истории вспыхивает ее любовь к сыну. Нечто чистое и прекрасное. Может, только этой любовью она могла спастись. Хотя могла ли?