The Storyteller

Они могут прятаться за нашими границами, и никто им даже по рукам не даст? Мы каждый год депортируем тысячи мигрантов, единственное преступление которых состоит в том, что они просрочили визы или приехали без правильно оформленных документов, а людям, участвовавшим в преступлениях против человечности, позволим остаться? И мирно умереть здесь? И быть похороненными на американской земле?

Вот почему для хищника озверение начинается с погони за жертвой. Это не игра с едой, как думают некоторые. Это нужно для того, чтобы уровни адреналина у жертвы и преследователя сравнялись.

Внутри каждого из нас сидит чудовище, внутри каждого - святой. Вопрос в том, кого из них мы больше пестуем, который из двух сразит другого.

Не все евреи были жертвами. И не все немцы были убийцами.

Люди должны переживать ужас. в противном случае они перестанут ценить покой и безопасность.

Иногда, чтобы протянуть еще один день, вам нужна веская причина цепляться за жизнь.

Пока ты ставишь чье-то благополучие выше собственного, тебе есть ради кого жить.

Когда вам в последний раз читали вслух?

Вероятно, в детстве. И, вспоминая прошлое, вы ощущаете, как уютно вам было тогда, лежа под одеялом или свернувшись у кого-то на руках, пока история опутывала вас своими нитями, как паук паутиной.

Написанная Минкой история напоминает мне книги братьев Гримм, Исака Динесена, Ганса Христиана Андерсена – то время, когда волшебные сказки не были разбавлены диснеевскими принцессами и танцующими зверюшками, а нагоняли на читателей страх мрачной кровавостью и поджидавшими героев опасностями. В этих старых томах любовь брала свое, а счастливый конец нужно было заслужить.

Легко сказать, мол, буду всегда поступать правильно и воздерживаться от неправильного, но стоит тебе оказаться в любой конкретной ситуации, как ты сразу понимаешь, что нигде нет черного и белого. Только градации серого.

– Я рассказывала тебе, что ушла из монастыря, но никогда не говорила, почему туда пришла, – говорит она. – Моя мама сама воспитывала троих детей, отец нас бросил. Я была самая старшая, тринадцати лет. Я так сильно негодовала, что иногда просыпалась среди ночи с металлическим привкусом злобы во рту. Мы не могли позволить себе покупать бакалею. Телефона у нас не было, и света тоже не было. Мебель за проценты по кредиту забрал банк, а братья мои носили штаны, из которых давно выросли, потому что мы не могли купить новую школьную форму. А мой отец отдыхал с новой подружкой во Франции. Поэтому однажды я пошла к своему священнику и спросила, что мне сделать, чтобы унять злость. Я ожидала, что он ответит: «Найди работу. Выплесни свои чувства на бумагу». Но вместо этого он велел мне простить отца. Я уставилась на него, как на безумца. «Я не могу, – призналась я. – От моего прощения его предательство станет не таким ужасным».
Я не свожу взгляда с лица Мэри, пока она говорит.
– Священник ответил: «Он поступил неправильно. Он не заслуживает твоей любви. Но заслуживает твоего прощения, потому что иначе злоба будет расти у тебя в сердце, как сорняк, пока не задушит. Единственный человек, который страдает, пока копишь всю эту ненависть, – ты сама». Мне было всего тринадцать, я еще мало что смыслила в жизни, но поняла одно: если в религии столько мудрости, я хочу стать ее частью. – Мэри поворачивается ко мне лицом. – Не знаю, что тебе сделал тот человек, и не уверена, что хочу это знать. Но ты прощаешь не ради другого, ты делаешь это ради себя.