Аптекарский остров

"Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь", - написал автор в 1960 году, а в 1996 году осознал, что эта книга уже написана, и она сложилась в "Империю в четырех измерениях". Каждое "измерение" - самостоятельная книга, но вместе они - цепь из двенадцати звеньев (по три текста в каждом томе). Связаны они не только автором, но временем и местом: "Первое измерение" это 1960-е годы, "Второе" - 1970-е, "Третье" - 1980-е, "Четвертое" - 1990-е. Первое измерение - "Аптекарский остров" дань...

Жанры

Рейтинг LiveLib

3,9

32 оценки

5
31%
4
41%
3
22%
2
6%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 40Хотят прочитать 55

Рецензии

margo00023 июня 2012 г.
"Жизнь в ветреную погоду"
/Боже ж ты мой, от каких мелочей иногда зависят случающиеся в нашей жизни события... Вот никакой гарантии не было, что я когда-нибудь взялась бы за чтение этого рассказа, - у меня не было Битова в списке для прочтения, ибо первое знакомство с ним ("Пушкинский дом") не оставило большого следа в моей памяти.
А тут я, по традиции, искала, чем бы занять свои уши, пока буду заниматься делами по дому. СЛУЧАЙНО глаз попал на аудиозапись этого рассказа.
И всё./
Я слушала буквально открыв рот, я периодически бросалась к компьютеру, чтобы найти в тексте понравившиеся цитаты и вбить их себе на память - чтоб потом перечитывать и вдумываться в них еще и еще... Причем дефицит времени не позволял мне находить ВСЕ понравившиеся фрагменты - их там огромное количество...
Какая интимная вещь! Такое ощущение, что ко мне в мозг (сердце? душу?) проникли - и озвучили всё, что там нашли...
И самое странное, что мои слова отнюдь не значат, что вот этот образ ГГ - это мой двойник. Нет! Нет! Дело в том, что, как я считаю, ПРИМЕРНО ТАКОЕ ЖЕ: такие же мысли, чувства, внутренние монологи - есть у большинства из нас, и неважно такими ли словами они сформулированы.
То есть это вроде как НЕ МОИ мысли, но ПОХОЖЕСТЬ их по своей природе, по своему характеру - просто поражала! Ведь согласитесь, любое проникновение в твои сокровенные мысли волнует, будоражит тебя, несколько пугает и...успокаивает - что ты не один такой, что в этом, быть может, и есть сущность человеческого мироощущения.
Вот, к примеру.
Разве не было у вас такого, что вы, оторвавшись от суеты и спешки, от вечной перегрузки и неудовлетворенности, от невозможности заниматься по вышеназванным причинам своим Главным Делом, вдруг оказываетесь в тишине и спокойствии, где вам никто и ничто не мешает, где вы наконец можете отдаться тому самому Главному Делу? Ну, допустим, ваша семья уехала на несколько дней и вы остались один, предоставленные сами себе. Или выдался внезапный свободный день. Или, допустим, вы, как ГГ, уехали из города и приехали на дачу.
Бывало такое?
Ну?!
И вы сразу же бросаетесь делать это самое Дело??? Вы сразу же творите, создаете, обрабатываете, записываете - или что там еще может быть?
Если да, то этот рассказ - не для вас.
Я же, к примеру, отношусь к тому типу людей, которые, как ГГ, вместо Дела, начинают предаваться различным размышлениям, раздумьям, сплошной рефлексии, НИЧЕГОНЕДЕЛАНИЕМ - как следствие, возникает раздражение от этого НИЧЕГОНЕДЕЛАНИЯ, тебя начинает бесить то, что тебе НИЧЕГО НЕ МЕШАЕТ, а ты ВСЕ РАВНО НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕШЬ.
Ну и так далее.
Похоже? - Велкам в рассказ Битова!
...А отношения с родителями? Имеются в виду уже пожилые, совсем постаревшие родители...
Как точно, как честно автор пишет о том, как мы порой испытываем раздражение от некоторых их слов, манер, привычек... И как порой тебя буквально пронзает мысль о том, что их век закончен, что они страшно одиноки в этом, что они цепляются за нас с вами - таких современных, уверенных в себе, самостоятельных - как за соломинку, дающую им уверенность в том, что жизнь еще не кончилась...

...отец всегда говорил по несколько нестественному ходу, то есть говорил не из потребности, а для разговора, причем это еще окрашивалось некоторой интеллигентностью и проникновенностью тона, так что не могло не раздражать. Но теперь он (Сергей - ГГ) уже часто ощущал, что отец не может иначе и что страшноватое одиночество есть в необязательных его разговорах, когда отец за неимением общения стремится сохранить хотя бы символ его. Осторожно Сергей взглянул на отца, внезапно увидел, что отец очень стар, и щемящее чувство похожести, родства, неизбежности сходства тонким уколом прошло в нем...
А отношения с женой - любимой, близкой, очень понятной и понимающей?.. Как хорошо - тонко и точно - здесь показаны извилистые пути взаимоотношений супругов, внутренние рассуждения ГГ о доверии и подозрениях...
А эти наметки платонической измены? Эти псевдоотношения с придуманным образом, псевдочувства, псевдоожидания?..
И наконец, самые хрупкие и самые трогательные строчки - об открытии для себя Главным Героем мира своего маленького сынишки. Когда вдруг посмотрел - и увидел. Увидел, что это не просто копошащееся маленькое бездумное существо. А это - ОСОБЫЙ МИР. Со своими загадками, со своей логикой... Психология Отца - вдруг очнувшегося от своих забот и взглянувшего не только на своего ребенка особыми глазами, но и попробовавшего посмотреть на мир глазами своего малыша - в этих строчках раскрыта с такой силой, что аж дух захватывает...
И так далее, тому подобное... Бесконечное количество мыслей, откровений накатывает на тебя от прочтения/прослушивания этого рассказа...
Прекрасно понимаю, что жить постоянно с такими размышлениями нельзя и не стОит - мозг закипит.
Но вот изредка, как и случилось у ГГ, вдруг открыть глаза, оглянуться и попытаться осознать всё то, что с тобой происходит, - это, как мне кажется, просто необходимо любому думающему человеку. Во всяком случае, когда уже есть о чем задуматься.
Читать далее
112
2,9K
strannik1028 мая 2016 г.
Короткий роман длиною в жизнь
Совершенно новое, хотя и слышанное где-то когда-то в около- межлитературии, но всё-таки незнакомое писательско-авторское имя. Будем честными, да? — ведь именно этот роман Андрея Битова выбран-то был только из-за своего небольшого объёма! И потому с самого начала Игрок тянул время, дочитывал апрельские внеигровые хвосты и не спешил начинать майский этап долгопрогулочного забега — ибо успеется. А потом вот это неспешание и протягивание книги сквозь все тесноты внутрисобственных закоулков и узости внутриличностных читательских жиклёров было уже осознанно специальным и нарочито медленным — так крошечными укусными порциями вкушают ресторанную еду в приятной дружеской компании, и так длят и тянут рукаобручную прогулку с любимым человеком (помните, как в фильме «Девчата» — «Так короче», — заявляет несведущая кнопка Тося Кислицына, а лирический и героический Илья Ковригин со знанием дела отвечает «А так длинней»).
В общем-то ожиданный, однако всё же редкостный дар А. Битова вместить в коротенький и не особо богатый заковыристостями сюжетного хода роман такую уймищу чувств и переживаний, воспоминаний и разной величины событий и происшествий, что по прочтении стапятидесятистраничной книжки кажется, что прожил вместе с главным героем Алексеем Монаховым всю его полувековую жизнь — прожил день за днём, чувство за чувством, встречу за встречей и расставание за расставанием. И вообще, как будто и не про неведомого Монахова написан этот литературный ежедневник, а тебя самоё вспомнили и расписали по дням и минутам, по ревностям и любовям, по поцелуям и спешным и дискомфортным, украденным у соперника(ков) и у судьбы пересыпам и перепихам гдепопало и коекак. И ты узнаёшь в книге и себя, и свои истерзанные чувства и истрёпанные состояния, и своих случившихся и неслучившихся любимых — какие-то из них и в самом деле оставили память на всю несколькодесятилетнюю жизнь, но другие, — о которых казалось, что вот навсегда и накрепко, — как-то незаметно отпали листочками отжившего и отслужившего своё отрывного календаря твоей жизни. Но совершенно точно, — и это Андрей Битов или вспомнил из самого себя, или подсмотрел у кого-то другого, но однозначно не придумал — что есть та самая твоя личная незабвенная и никогда не забываемая «Ася», имя которой до сих пор, встреченное хоть в литературе, хоть в жизни у совершенно других особей женского пола, встряхивает твою однолюбскую суть сейсмической семи-восьмибалльной волной, и сейсмографы твоей души зашкаливает от афтершоковых колебаний, и ты тогда вновь мечешься по жизни и по своему городу, по своим мыслям и чувствам, по памяти и по горьким сожалениям, и вновь понимаешь, что ничто никуда не делось и не умерло, но просто застыло, затаилось на время внутри тебя, но всегда готово выплеснуть наружу...
Собственно говоря, и весь этот отзыв по сути своей является простым резонансным явлением от испытанного потрясения. И совершенно не хочется писать ни об особенностях авторского писательского стиля, ни о глубине проработки образов, ни о тщательно и искусно выверенной схеме, когда в первом рассказе мы не знаем даже имени влюблённого Мальчика, потому что оно совершенно не важно, его имя, но важны сама суть и сущность — безнадежно влюблённый Мальчик, зато дальше мы уже узнаём и имя нашего лирического героя, а затем уже и фамилия вступает в свои права…; ни об искусстве описаний внешнего мира и внутренних состояний героев, ни о достоверности событийного ряда, ни о скрупулёзной точности словарно-семантического битовского ряда, ни о постперестроечном философском рассужденчестве о сути и природе Свободы, рассужденчестве немного странном для этой книги, впрочем столь же странном, как странен и сам роман; ни о той временнОй протяжённости романа. — из конца пятидесятых сквозь расцвет и затем застой социального строя и наконец уже сквозь перестроечные кочки и ухабы — так точно лёгшей на временнЫе этапы жизни нашего лирического героя Алексея Монахова и практически зеркально отразившей и все ухабы и кочки его жизни; ни о всей прочей чепухе и ерунде. Достаточно того, что теперь в мою читательскую жизнь вошёл новый Писатель — Андрей Битов.
Читать далее
69
2,8K
Alveidr20 сентября 2022 г.
Главный плюс Битова в том, что его ochen' легко и приятно chitat'. Леонид Леонов как-то отказался vzyat' рассказ "Пенелопа" в pechat', потому что, по его словам, Битов "не хочет rabotat' над словом". А по-моему, это несомненное достоинство – потому что когда над словом начинают "rabotat'", текст выходит какой-то напряженный, натруженный, сразу представляется, как автор днями и ночами сидел и "трудился", смахивая пот со лба.
Данное издание состоит из сборника рассказов "Аптекарский остров", повестей "Zhizn' в ветреную погоду" и "Записки из-за угла", а также романа "Улетающий Монахов". На мой взгляд, сборник составлен ves'ma грамотно – постепенное укрупнение формата дает исчерпывающее представление о Битове-прозаике, прекрасно владеющим как малой, так и крупной формой. Даже не зная, что автор родился в Петербурге, город происхождения (и место действия рассказов из сборника) сразу считывается, эта несомненно узнаваемая "питерская манера" сквозит в его произведениях. Я не смогу, наверно, dat' четкое определение этой манере, но наверняка всякие-разные уважаемые литературоведы уже давно вывели ДНК питерского писателя.
Немного пробежимся по произведениям из сборника. "Аптекарский остров" состоит из рассказов, которые, на первый взгляд, вообще ничем не связаны. По крайней мере, пока chitaesh', кажется именно так. А итоговая картинка slozhilas' спустя neskol'ko дней после прочтения: все эти рассказы глубоко меланхоличные, а их персонажи – malen'kie люди со своими проблемами и заботами, внешне ничем не privlekatel'nye, но внутри которых – буря эмоций. Наверно, в те времена (60-е годы) эти рассказы особенно prihodilis' по душе читателям, ved' они могли провести аналогию с собой и привычные будни обретали уже немного иной смысл. Текст Битова живет, претворяется, преображается, фиксирует внутреннее состояние героя и эта фиксация на мелочах, сдобренная эпитетами, окунает в мир волшебной повседневности. Особенно выделяется рассказ "Пенелопа" о том, как тот самый malen'kiy человек, вполне себе хороший, таит в себе podlost'. Также рассказ выделяется и по тону, поизучав работы исследователей, поняла, почему: именно в этом рассказе впервые проявляется авторазделение на автора и героя, тогда как все другие воспринимаются iskluchitel'no автобиографично. Наверно, это и est' момент зрелости автора, достигший своей совершенной формы уже в романе, в "Улетающем Монахове".
Это роман-пунктир: эпизоды жизни Монахова перемежаются его метаниями, как физическими, так и метафизическими. Его попытки обрести себя и ponyat' смысл своей жизни ближе к концу откровенно наскучивают и когда он "улетает" и его мучения наконец заканчиваются, остается lish' облегченно vzdohnut'. "Zhizn' в ветреную погоду" – наиболее понравившееся мне произведение, потому что в нем явно присутствует буддистское ничто. Слова Будды как nel'zya лучше описывают эту povest': «Как на пустой, взирай ты на этот мир. Разрушив обычное понимание себя, ты poboresh' и smert'. Владыка смерти не узрит того, кто так смотрит на мир.» И повествование всё это время томное, меланхоличное, выматывающее. Определенно, одна из вершин прозы Битова.
Особый интерес представляют авторские комментарии, особенно история про то, как благодаря Битову в Чехословакии незадолго до 1968 года напечатали "Четвертую прозу" Mandel'shtama. Rukopis' случайно попала к Битову и он был nastol'ko потрясен, что всю noch' перепечатывал это сокровище (да, всё, что вышло из-под руки Осипа Emil'evicha – сокровище, не иначе), из-за спешки в напечатанный текст prokralis' досадные опечатки, затруднившие перевод будущим издателям. И момент знакомства с прозой Mandel'shtama оказался переломным – после этого его легкие "чеховские" тексты перестали byt' таковыми и обрели "mandel'shtamovskiy" надрыв и seryoznost', что уже заметно в "Записках из-за угла".
Немного сумбурно у меня poluchilos', но Битов такой – ему надо dat' время otlezhat'sya. Чудесная проза, мир которой еще долго не выпускает обратно в real'nost'.
Читать далее
39
577

Все рецензии

Цитаты

Carcade5 января 2022 г.
Но, по мере того как он убеждался, что это Ася и сомнений быть не может, в этом процессе сличения с оригиналом началась обратная реакция — недоверия к образу. Это распадение образа, может, впервые в его жизни происшедшее столь наглядно, что он видел как бы рвущиеся линии и исчезающие краски, было неосознанно болезненным, и, когда образ испарился и уплыл, растаяв, словно облачко, он почувствовал облегчение, ожил — ему стало интересно. Потому что ощущение, им теперь овладевшее, называлось уже любопытством: именно оно присутствует при сличении старых механических записей с новыми, еще неизвестными.
Читать далее
19
894
Carcade5 января 2022 г.
Город теперь окончательно делает меня больным. Я в нем простужаюсь. Я в нем задыхаюсь. Я в нем начинаю ненавидеть. Я в нем жить не могу. И без него жить не могу.
18
801
Carcade4 января 2022 г.
Человек живет так: обманывая себя. Опереточный, романтический тиран: обманывает только других. Это внечеловечно, так, впрочем, и не бывает. Обычный, житейский тиран: для начала немножко обманывает себя, потом очень много других и в конце снова себя — чуть-чуть. Мудрец не обманывает ни себя, ни других, он знает, он ничего не может сделать поэтому, даже слова сказать, он неизвестно где, потому что, неспособный к действию, не обнаруживает себя, он невидим, его и нет. Он тоже внечеловечен, и поэтому его тоже не бывает. Художник, бедняга: жар и холод, жар и холод — и так всю жизнь, пока жив талант, он живет как человек: обманывая себя, при этом он рождает и тогда обманывает и других, к тому же он вдруг обнаруживает обман, страдает и становится мудрецом (на некоторое время), и тогда он ничего не может делать, и поскольку мудрец — это небытие, он невидим, его нет, художник возвращается к жизни через новый обман, который никогда не нов, и все повторяется снова. Он живет, разворачивая перед собой идеи, которые никогда не новы, он живет, создавая свои подобия и подобия своего мира, и обманывает людей тем, что оправдывает их существование не как зверей и птиц, которым Господь даровал жизнь, а как начала разумного, венца, венчика. Он живет, лишь минутами мудрости и разочарования впуская в сознание идею о том, что идея не способна изменить мир, и снова глупеет, чтобы продолжать свою жизнь и дело, он живет и бросает в мир новые идеи, старые как мир, и даже то, что немые, слепые и глухие люди вооружаются ими, губя одним своим дыханием, превращают их в дубины и всегда, всегда убивают его, потому что идея нужна им всего одна, а он может родить другую, — даже это никогда не убивает художника.
Читать далее
18
604