Отчаяние. Романы, повесть, рассказы

«А завтра приезжает Машенька, - воскликнул он про себя, обведя блаженными, слегка испуганными глазами потолок, стены, пол. - Завтра же я увезу ее», - подумал он с тем же глубоким мысленным трепетом, с тем же роскошным вздохом всего существа.

Он написал ей в ту же ночь - об этой звезде, о кипарисах в садах, об осле, ревущем утром за домом, в татарском дворе. Он писал ласково, мечтательно, припомнил мокрые сережки на скользком мостике беседки, где они встретились.

Столы, стулья, скрипучие шкафы и ухабистые кушетки разбрелись по комнатам, которые она собралась сдавать, и, разлучившись таким образом друг с другом, сразу поблекли, приняли унылый и нелепый вид, как кости разобранного скелета.

Он замер, занятый тихими и дивными мыслями. Он не сомневался в том, что Машенька и теперь его любит.

Это было не просто воспоминанье, а жизнь, гораздо действительнее, гораздо «интенсивнее» - как пишут в газетах, - чем жизнь его берлинской тени. Это был удивительный роман, развивающийся с подлинной, нежной осторожностью.

Она страстно любила все летние игры, во все играла ловко, с какой-то очаровательной сосредоточенностью, - и, конечно, само собой прекратилось простодушное ужение пескарей с Василием, который недоумевал,-- что случилось? - появлялся вдруг, около школы, под вечер, и манил Иннокентия, неуверенно осклабясь и поднимая на уровень лица жестянку с червями,-- и тогда Иннокентий внутренне содрогался, сознавая свою измену народу.

Лишь то, что написано с трудом, читать легко.

Эта ее привычка задавать зря вопросы о предметах, не раз в ее присутствии обсуждавшихся, была следствием скорее нервности мысли, чем невнимания. Часто, задав рассеянный вопрос, Аннелиза, еще говоря, еще на разгоне слова, понимала уже, что давно сама знает ответ.

Это было мучительное и страшное состояние, несколько похожее на ту тяжелую тоску, что охаатывает нас, когда, уже выйдя из сна, мы не сразу можем раскрыть, словно навсегда слипшиеся, веки.

Он дотрагивался губами до ее маленького, теплого лба, и тогда она все забывала, - ложь свою, которую она, как запах духов, всюду влачила за собой, ложь детских словечек, изысканных чувств, орхидей каких-то, которые она будто бы страстно любит...