Записки из Мёртвого дома

Что тут скажешь, такие книги надо читать хотя бы чтобы знать, для общего развития и понимания той эпохи и тех людей. Я очень рада, что ее прочла, а точнее, прослушала. и сразу скажу, что современный читатель все-таки избалован легким слогом книг. Достоевского, конкретно эту книгу, я бы вряд ли осилила глазками, а вот в прослушивании пошло на ура, как будто тебе кто-то эту историю рассказывает, как и что было в остроге.

Вообще, я не знала вначале, как относиться к этим людям. Вроде обычные же люди, с обычными печалями и радостями, только живут в неволе, да и кандалы носят. Жалко их становится, особенно, когда рассказывали о безвкусной еде, тяжелой работе, наказаниях палками и розгами. Но ни на минуту не забываешь, что все они преступники. Мое отношение к ним менялось по ходу рассказа. Сначала от настороженности к жалости и сочувствию. Но когда речь зашла об одном осужденном, который из-за своего самолюбия долгое время избивал жену, а потом вообще ей горло перерезал, потому что надоела... Мне хотелось его убить. А потом и остальных, когда речь зашла о животных, живших в остроге. Вот тут я и вспомнила, что люди тут в большинстве своем маньяки и убийцы, и было очень тяжело отмахнуться от мысли, что свое они заслужили своими же поступками и что жалеть надо только осужденных безвинно. Сложная и тяжелая книга, душу выворачивающая и заставляющая думать о таких вещах. Но тем и лучше.

"Записки из Мёртвого дома" - это, пожалуй, самое моё любимое произведение у Достоевского.

И хотя действие практически всего романа происходит на каторге, это книга о свободе. О такой свободе, о которой мечтает человек в неволе. А финальная сцена прощания с острогом в чём-то знакома многим людям, ведь это так похоже на их расставание с теми местами, где они провёли много лет. С чем таким нам приходится прощаться в своей жизни? Со школой, институтом, прежним местом работы, со старым домом... Любое место может стать тюрьмой духа, любой труд - бессмысленным и бесполезным, но, расставаясь с ним, мы в последний раз оглядываем всё то, к чему уже давно привыкли, и до самого последнего мига не верится, что жизнь меняется.

Когда нескольким арестантам удаётся сбежать, в острог будто проникает освежающий вольный воздух, и в голове постепенно возникают мысли: "Раз они сбежали, значит, и я смогу?". Одна надежда уже делает человека свободнее. Но мечты... они так редко становятся реальностью.

Каторга - это мучения не только нравственные (пусть Достоевский и говорит, что они хуже всего), но и физические. И всё-таки сильнее всего меня задели не описания того, как избивают арестантов - в конце концов, среди них самих есть даже убийцы, - а глава "Каторжные животные". Да и сами арестанты в этой главе выглядят какими-то смиренно-безвольными, бездушными. Впрочем, неудивительно, от такой-то однообразной тяжёлой жизни.

Пса Культяпку, которого все презирали (только главный герой обращался с ним по-доброму), убил один из арестантов, чтобы сделать из собачьей шерсти подкладку для женских полусапожек... Козла Ваську, напротив, все арестанты любили, даже хотели позолотить ему рога, но он невовремя попался на глаза майору - тот приказал зарезать Ваську. Ослушаться майора никто не решился. Страх арестантов перед майором ещё понятен, но вот почему главный герой так спокойно отреагировал на сапожки с собачьей шерстью? Видно, в месте, где сидят отцеубийцы и воры-клептоманы, было не до мести за собаку. А всё равно - обидно...

Достоевский, насколько я знаю, писал "Записки из Мёртвого дома", используя свои личные впечатления, и всё же арестантам сочувствовать не получается. Да, тоска по свободе, которую они испытывают, в какой-то мере знакома каждому человеку, а пытки в остроге жестоки, но Достоевский вовсе не идеализирует их самих: видно, что они преступники, что большинство из них сидит за дело, что их нрав суров и опасен, а способности, которые у некоторых из них были, они растратили совсем не на то, на что следовало бы. А жаль.

Любить Достоевского — это как любить бурю. Ты знаешь, что она тебя накроет, выбьет из колеи, заставит мучительно думать, рыдать, спорить сама с собой. Но всё равно возвращаешься. Потому что его тексты — как внутренний детектор правды. Он пишет не про других — он пишет про тебя. Только чуть раньше, глубже и болезненнее, чем ты готова признать.

Мне тяжело читать Достоевского. Его фразы — как удары. Его герои — не образы, а голоса внутри. Но «Записки из Мёртвого дома» — это даже не художественный роман. Это опыт. Это свидетельство. Это медленно проживаемая боль, без украшений, без фильтра.

Всё начинается с фразы:

«Наказание заключением — это смерть при жизни.»

И ты сразу оказываешься за стеной. Слушаешь дыхание каторжан, чувствуешь вонь казармы, мерзнешь под надзором часового. Там нет свободы — даже в мыслях. Там нет имён — только прозвища. Там человек — это преступник, даже если он думает иначе. А ещё там есть слёзы, скрытые за притворным весельем, и страшное одиночество посреди толпы.

Достоевский показывает тебе мёртвый дом — не просто тюрьму, а пространство, где всё человеческое будто стирается… но иногда — вопреки всему — всё же оживает. В жесте, в слове, в взгляде. В памяти о добре.

«Человек ко всему привыкает, — это правда, но не ко всему можно привыкнуть, не теряя себя.»

И вот ты читаешь это и думаешь: а к чему я сама уже привыкла? Что я перестала замечать в себе и в других? Почему мне комфортнее отворачиваться от чужой боли?

«Записки из Мёртвого дома» невозможно прочитать на одном дыхании. Там каждое дыхание — как всхлип. Потому что это правда, выстраданная, увиденная, прожитая.

Так почему я продолжаю читать Достоевского?

Потому что после него никакая ложь не проходит. Потому что он учит видеть главное: душу. Даже если она разбита. Даже если она заблудилась. Он не даёт готовых ответов — он заставляет искать их в себе.

Да, Достоевский может вогнать в депрессию. Но это не депрессия от безысходности. Это тревога от правды. От осознания, что человек — не только добро или зло. Он всё сразу. И это страшно. И это честно. И это — навсегда.

 Фёдор Михайлович Достоевский один из моих самых любимых писателей. Любое его произведение это шедевр, которая включает в себя самый широкий спектр литературы. Каждая его книга пронизана философией поиска себя и своего места в жизни. В своих произведениях Достоевский рисует мир так правдоподобно и реально, а созданные им образы поразительно похожи на наших окружающих людей, чем и обусловлено тяга читателей любих возрастных, гендерных, национальных категорий. Не зря же Федор Михайловыч считается самым печатаемым и читаемым русским писателем в мире.

 Я просто обажаю то время, которое провожу за чтением Достоевского. Его слог, созданные образы, среда в котором происходят действия, во истину созданы мастером своего дела. Они притягивают тебя, захватывают, обескураживают и проносят в эту пучыну произведения, и вдруг ты обнаруживаешь себя уже еще одним действующим лицом произведения и не можешь представить себя отдельным от него. Это еще один факт величественности Достоевского. Не могу не сказать, что для меня, Достоевский как человек  был одним из самых омерзительных личностей людского мира, потому что, только такой человек может так поразительно точно и в деталях разбираться в любых тонкостях человеческой натуры.

 Повесть «Записки из Мертвого дома» был написан в 1860-1862 годах. Не смотря на то, что данное произведение не входит в большую пятикнижнию, однако оно тоже является фундаментальным в творчестве Достоевского. Здесь он впервые использует магию психологического реализма, и с его помощью достигает наивысшего результата для читателей сложной литературы. «Записки из Мертвого дома» создана под впечатлением его заключения в Омском остроге в 1850-1845 годах, куда он пошел под обвинением по делу петрашевцев. Не смотря на то, что повествование идёт не от лица Достоевского, а идет от лица вымышленного персонажа Алексндра Петровича Горянчикова, повесть несет документальный характер и рассказывает о жизни заключенних в Сибири XIX-ого века. Как говорит старая русская пословица: «От сумы и от тюрьми не зарекайся». Эти слова в те времена были очень актуальны. Ведь по сути арестовавали, отправляли на каторгу и на острог всех без разбора. Повесть «Записки из Мертвого дома» не простой рассказ о том поколении, это история целой страны, которая была полностью охвачена кровью и разбытих судеб. Здесь Достоевский охвативает историю страны, где любой человек, не важно простой крестянин или барынь, или отъемлый преступник, очень легко, по щелчку пальца мог оказаться на каторге или в остроге.  И именно то, о чем рассказывает Федор Михайловыч стали отправними точками для сталинских репрессий 1937-ого года и начала постройки Гулага. Достоевский показывает нам мир, в котором уживаются бандиты, насильники, убийцы, воры, и вместе с ними одновременно ничем не повинные люди (во многих случаях политзаключенные). Тут ты ловишь себя на мысли, что ничего в этой стране, и в мире вообще не поменялось. До сих пор, лагеря полны невинными людьми, которые просто не удобны для системы и правительств. «Записки из Мертвого дома» - это мир, где Достоевский польностью открывается перед читателем. Здесь он безжалостен, хладнокровен и откровенен до бесконечности. Для Федора Михайловича общество является самой важной и неотъемлемой частью человеческой жизни, однако это общество представляет из себя самую большую язву в судьбе человека. Достоевский с такими подробностями и деталями обрисовывает жизнь каторжан, что воле-неволей становишься свидетелем трагедии космического машстаба. В повесте читатель столькнется с такими количетвами боли, омерзения, тщеславия, власти, что иногда даже не захочется жить. Весь этап прочтения не можешь отпустить ту  мысль, что и на воле человек живет в заключении. Все моральные устои, законы, нравоучения нас навязывают быть покорными власти и обществу. Меня, например, не отпускало ощущения какой-то неописуемой тяжести, которая обладает магией завести мозг и задуматься над настоящеми ценностями в жизни. 

 Вообще, я могу говорить об Федоре Михайловиче Достоевском и об «Записки из Мёртвого дома» бесконечно…..  Это определенно самая сильная книга, которую я прочёл в последнее время… Оно не отпускает меня и я не жалею ни секунды потраченной на прочтении этого шедевра мировой и русской литературы.

Странно, что у нас нет отдельных монографий об этом гениальном произведении. И вообще мало материалов, нет устоявшихся оценок. Поэтому каждый читатель остается один на один с текстом. Получает максимальную свободу для интерпретаций. Что и видно по нижеследующим отзывам.

Оставлю и свое сверхценное мнение (кстати, в этой книге Достоевский замечает, что одна из главных черт русского характера — самоирония).

Несмотря на то, что эта книга является первым художественным произведением в России о местах заключения, она не о каторге.

Это эпос о русском народе. Это «Война и мир» Достоевского. Коллектив простых тружеников — артель — живет и работает, принудительно, в военном лагере. (Тут даже есть свой Платон Каратаев — Аким Акимыч). Поэтому-то у Льва Толстого это было любимое произведение Достоевского, тут они сошлись на максимально близкую дистанцию в своих воззрениях.

Федор Михайлович прямо резюмируют в финале (устами рассказчика):

«И сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! Ведь надо уж все сказать: ведь этот народ необыкновенный был народ. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно. А кто виноват?

То-то, кто виноват?»

Не з/к, не маргиналы, а — народ!

(Тут он еще и своему вечному оппоненту Герцену руку протягивает. В общем-то все наши классики об одном писали, в одну дуду дудели, только на разные лады).

Вся книга построена на чудовищном контрасте между великой и могучей силой русского народа, его ширью, удалью и отвагой и теми чудовищными условиями, в которых он пребывает не одну сотню лет. Впрочем, убежден, что не было бы у нас ни тех сил, ни запредельной выносливости к невзгодам и бедам, если бы не те суровейшие испытания, которым подвергались русские люди из поколение в поколение. (Параллельно с чтением ЗМД посмотрел лекцию о нравах английской аристократии. И докладчик тонко заметил, что в окопах Первой мировой простые английские работяги и мещане сходили с ума от постоянного ужаса близкой смерти, а вот аристократы держались молодцом и бодрячком — они привыкли к пыткам и систематическим издевательствам в детстве в своих закрытых учебных учреждениях).

Преступление — это продолжение, темная сторона русской силы и удали. Ведь за любые достоинства приходится расплачиваться недостатками. А сузь русского человека, как желал Митя Карамазов, и что останется? Ветошка на ветру? О, очень многие бы хотели этого! (Кстати, первый очерк истории, характера и судьбы Дмитрия Федоровича есть в этих «Записках»).

Исполинская мощь русского народа явлена в книге и через великий, прекрасный и бесконечно богатый русский язык. О Достоевском идет справедливая слава, как о великом мыслителе. Но эти «Записки» являют нам и великого художника. Гения слова, который учится у народа и через призму своего таланта возгоняет наш язык до немыслимых поэтических высот. Эту книгу нельзя читать для того, чтобы узнать «что дальше случилось». Ее поэтическая форма и есть ее содержание. Именно впитывая каждое слово, читатель духовно и обогащается, а не узнавая полезную информацию об административных порядках в царствование Николая Павловича Романова.

Я вот все называю «Записки» книгой. Но это, конечно, роман. В самом широком смысле. Гений Достоевского расширяет границы жанра, делает его сильнее, разнообразнее. Прокладывает пути к таким далеким вершинам мировой литературы, как, например, Джеймс Джонс или Трумен Капоте.

В этих «Записках», как и в писавшихся параллельно «Униженных и оскорбленных», Федор Михайлович разрабатывает фигуру Хроникера, рассказчика, свидетеля и только лишь частично участника событий, апофеозом которой станут «Бесы» и «Братья Карамазовы». Это оказало прямое влияние на жанр во всем мире. «Улисс» Джеймса Джойса и «Чума» Альбера Камю лишь два ярчайших, но почти случайных примера.

Подытожу. Зачем же читать Достоевского и эти «Записки»? Без «Мертвого дома» труднее понять вершины творчества нашего гения. Это фундамент «великого пятикнижия» и прочих гениальных вещей. От этого Федор Михайлович оттолкнулся, чтобы воспарить в высь мысли и духа.

Если хотите понять историю России, дух, мудрость и изъяны русского народа, как модно сейчас говорить его «культурный код», читать Достоевского строго обязательно. Он был одним из лучших и умнейших людей России за всю ее тысячу с лишком лет. А равняться надо все-таки на лучших!

Если же вы манкурт без памяти, ломоть отрезанный, быстро истаивающая снежинка, то тогда, конечно, не стоит тревожить свое эфемерное бытие книгами Федора Михайловича Достоевского.

П.С. Примерно половину книги я прослушал прямо-таки в конгениальном исполнении Бориса Плотникова, нашего любимого доктора Борменталя. Он потрясающе талантливо передает язык книги. Особенно сильно прямую речь персонажей. Веришь без сомнений, что это говорит не рафинированный московский интеллигент, а крестьянин, мещанин, солдат. Прослушайте хотя бы в его исполнении вставную новеллу «Акулькин муж», плачь Достоевского о русской женщине, поэму о силе ее духа. Просто потрясающий силы произведение! Все-таки советская школа актерского мастерства — это Школа!

Записки из мертвого дома - это о людях, для которых мечтать о свободе часто значит мечтать о невозможном. Кто, как не Достоевский, может рассуждать о пенитенциарной системе и рассказывать о ее методах. Методах умерщвления, а не исправления и очеловечивания. Методах, которые губят человеческие души и всякие зачатки доброго в них. Достоевский пишет очень чувственно, наполняя рассказ яркими образами, которые врезаются в сознание. Он с удивительным состраданием изображает каторжан, акцентируя внимание на их сложных внутренних переживаниях и противоречиях между их преступлениями и человеческими качествами. Книга не даёт простых ответов, но ставит трудные вопросы о том, возможна ли истинная свобода, даже за пределами тюремных стен.

Роман состоит из виньеток — отдельных эпизодов из жизни каторжан, и, как таковой, традиционный сюжет в нем отсутствует. Таков он — застой тюремной жизни, где однообразие нарушают только вспышки эмоций и насилия.

Особенно в память мне врезались почему-то щи с тараканами как образ этой каторжной нищеты и рассказ «Акулькин муж», события которого просты и непостижимы одновременно. Особенно хорошо зайдет эта часть тем, кто искренне верит, что раньше женщинам было классно жить.

Сам образ каторжан вызывает смешанные, сложные эмоции. С одной стороны это люди, каждому из которых что-то человеческое не чуждо. А с другой стороны, это порой полное отсутствие ответственности и раскаяния за свои преступления. Вообще, вся эта новелла как окно в удивительный, странный, страшный и в чем-то привычный мир народа, у которого свобода часто измеряется деньгами и статусом.

В целом, каторга здесь как место, пребывающее между жизнью и смертью, и люди в ней тоже. Важное, непростое, нужное чтение.

Тук-тук весело стучит молот кузнецов в аккурат прямо по заклепкам. Пара минут во дворе и оковы сидят так, словно носишь их много лет. Теперь они - вторая кожа и без них никуда - даже в баньке не попариться!

Добро пожаловать в острог, барин! И сидеть тебе в душных казармах, рассчитанных на 250 душ, аж целое десятилетие. Мертвый дом - закрытый мир, в котором царят свои законы. И здесь дворянам не рады...

Каждый раз, когда я смотрю на Достоевского, а он смотрит на меня - искры, бури и безумия не происходит. Только тлен народного быта чувствуется в его строках. И если подобное настроение у азиатов я могу спокойно переварить, ибо они далеко, то наши глубоко аукаются грустью.

Но мне понравилось детальное описание острога, его распорядка и обитателей. Казалось, что Достоевский сам сидел в остроге и писал то, что видит. Как выяснилось позже, мне не показалось! Достоевский действительно провел 4 года в Омской тюрьме и поэтому знал, о чем писал.

Судьбы героев разные, преступления тоже, но наказание одно - кандалы и в Сибирь. Правда, многие из заключённых считают, что в Нерчинских рудниках легче, чем здесь. Ха-ха, думала я, читая эти моменты. Вы сначала дойдите пешочком до Нерчинска. Взберитесь на Яблоневый хребет да по морозу. Это вам не Сибирская равнина со степью!

Тема отношений между дворянами и обычными мужиками в столь неприятных условиях не удивила. Главный герой раздражал своим искренним непониманием этой пропасти, хотя сам спокойно пользовался всеми благами своего положения.

А ещё здесь нет раскаяния. Ни у кого. Убил, украл, совратил, обманул - никто не считает себя виновным, даже наоборот, как-то друг друга оправдывают. Я ещё могу понять фальшивомонетчиков или воров, но убийц нет. Главный герой даже не задумывается о том за что его посадили (а он как раз из убивцев), ни одной мысли нет об этом.

Если учесть, что книга - одно из самых ранних произведений писателя, то вполне читабельно. Но возвращаться в острог больше не хочется - слишком хорошо и душно передана атмосфера Мертвого дома.

Ознакомился с "Записками из мертвого дома" Достоевского.
Двоякое чувство.
Во-первых, весьма интересен быт каторги того времени. Произведение является художественным, но ни для кого не секрет, что Достоевский описывал в нем свое пребывание в каторге. Напомню, что отправлен он туда был по политическому делу, за участие в одном из революционных кружков.

Первой мыслью, посетившей мою голову после прочтения, была мысль о том, что если сравнить каторгу в царской России с многочисленным описанием сталинских лагерей в Советском Союзе, то каторга Достоевского больше похожа на санаторий. Конечно, каторга есть каторга и острог есть острог, искать положительные стороны в заключении не приходиться, но тот факт, что заключенным разрешалось питаться своей едой, зарабатывать деньги продажами своих услуг и т.д. говорит о многом. Даже алкоголь, хоть и являясь запрещенным и дорогим удовольствием, не был редкостью для тех, кто мог себе его позволить.

Это я к чему?
Какое-то количество времени назад, полгода, может быть год, сформировался в моей голове интересный вопрос: "На каком этапе развития Россия была наиболее гуманной?". И вот, после прочтения "Записок из мертвого дома" накатила новая волна интереса к этому вопросу.

Очевидно, что ответить на этот вопрос сложно, потому что понятие гуманности в разное время было разным и вопросы гуманизма звучали по-разному. Таким образом, если бы удалось перевести гуманизм в какой-то физический показатель и взвесить его, наверняка в современной России его получилось бы больше, чем в советской или царской, но это не делает современную Россию гуманнее предыдущих Россий, потому что сравнивать их нужно не между собой, а с другими странами этой же эпохи и с духом времени в целом.
И царская Россия, на мой взгляд, была из них самой гуманной, по крайней мере по отношению к заключенным. Хоть Достоевский и рассуждает над далеко не совершенным порядком дел, и таких негуманных вещах как кандалы и телесные наказания, думаю, в острог к Достоевскому с большим удовольствием записались бы герои книг Солженицына.
Что же касается современной России, то конечно же она более гуманна к заключенным, чем царская и советская России, но учитывая дух времени, такие понятия как демократия, либерализм и все тот же гуманизм, которые за последние сотню-две лет стали все же более ценными, назвать современную Россию гуманной нельзя. Тем более, что политических заключенных в виде "инакомыслящих" в современном мире в принципе быть не должно. А они есть.

Вот на такие мысли в этот раз натолкнул меня Достоевский.

Что же касается всего остального, то книга, на мой взгляд, далеко не уровня "Преступления и наказания", "Братьев Карамазовых" и "Идиота".
В книге практически нет сюжета, представлена она в виде дневника и читается немного скучновато.
Герои, как всегда у Достоевского, хоть и объемные и живые, но сильно меня не зацепили.

В общем, книга явно не самая лучшая у Достоевского, но рад, что ознакомился. Все-таки классика. Тем более, теперь буду приводить ее в пример дальше раскручивая свою мысль о гуманизме.

Что думаете об этом произведении?

Читать мне было нелегко. Это не остросюжетный «Идиот», не глубокомысленное «Преступление и наказание». «Записки из мёртвого дома» - своего рода дневник, описание личного опыта каторжника. Сделала над собой усилие и прочитала внимательно: «от сумы да от тюрьмы...», как говорится. Но, клянусь своим дурным литературным вкусом! - "Зона" Довлатова понравилась мне больше. Может быть, потому что не так серьёзна. Впрочем, у обоих писателей множество сходных моментов: такое впечатление, что Сергею Донатовичу не давали покоя лавры не Шаламова, а именно Достоевского.
Оба примерно одинаково характеризуют особенности характера заключённых: «Способность ничему не удивляться была величайшею добродетелью. Все были помешаны на том, как наружно держать себя», - пишет Ф.М.. Любуешься его диалогами: «Совести нет и глаза-то у тебя не свои, а заемные!» - и сразу вспоминается «Что ж ты, сука, дешевишь!» от С.Д., будто бы "убивающее наповал". У Ф.М. есть даже похожая на довлатовскую история о театральном представлении в остроге. Но, конечно, без Ленина.
Хотя всё это так, орнамент, меня заинтересовали совершенно другие вещи.

Например, беспрецедентное отношение каторжников к женщинам: «Никакая баба не в состоянии была быть такой бабой, как некоторые из этих душегубцев», - замечает герой «Мёртвого дома», и мне вдруг как-то менее жалко этого душевного, чувствительного человека. Особенно если вспомнить о том, что сел-то он как раз за убийство жены. Интересно, как об этом пишет во вступительном комментарии сам Ф.М.: мол, это могло бы быть несчастным случаем. Да неужто?! Дальше ещё веселее - про избиение жён, про вымазанные дёгтем ворота оклеветанной девушки. Читала с тем же омерзением, как про тараканов в щах и казнённых вшах в лазарете. Хотелось бы предложить антифеминисткам женского пола почитать внимательно эти эпизоды. И, возможно, дамы стали бы с иным выражением смотреть на дежурный веник на 8 Марта.
Занимательными, но не слишком неожиданными показались мне мысли автора о том, является ли сама система наказания гарантом раскаянья. В этом же весь её смысл, не так ли? Нет, убеждает Ф.М., «в продолжение нескольких лет я не видал между этими людьми ни малейшего признака раскаяния, ни малейшей тягостной думы о своем преступлении и что большая часть из них внутренне считает себя совершенно правыми». Причина преступления, т.о., видится в «каком-нибудь телесном и нравственном уродстве, еще неизвестном науке». Того же мнения был, кстати, Стейнбек. А я-то, идеалистка, полагала вслед за героем Булгакова, что есть только добрые люди...
Очень сильно написано о палачах, этого у Довлатова не найти.
«Я заговорил о палаче. Свойства палача в зародыше находятся почти в каждом современном человеке. Но не равно развиваются звериные свойства человека. Если же в ком-нибудь они пересиливают в своем развитии все другие его свойства, то такой человек, конечно, становится ужасным и безобразным. Палачи бывают двух родов: одни бывают добровольные, другие – подневольные, обязанные. Добровольный палач, конечно, во всех отношениях ниже подневольного, которым, однако, так гнушается народ, гнушается до ужаса, до гадливости, до безотчетного, чуть не мистического страха».
Тут мне пришлось задуматься о себе как о потенциальном мучителе. Не пришла к определённому выводу, но добавила целую звезду за данный момент повествования: если всякий читатель после этих строк задаст себе такой вопрос, тогда это произведение бесценно.
Поразило также, что заключённые всё время ходили в кандалах, даже в баню, и если умирали в лазарете, то сразу звали кузнеца, чтобы тот снял кандалы. Вот уж, поистине, ко всему привыкает человек! Тяжелее всего из всех невесёлых эпизодов и размышлений лично мне было читать о том, что на каторгу попадали и невиновные. Людское правосудие несовершенно, и сама мысль о том, что через ад «мёртвого дома» могут пройти и люди, не совершившие преступления, мучительна до боли.
Итог: сюжета практически нет (точнее, присутствует лоскутное одеяло мини-сюжетов, сплетение судеб заключённых), финал, выход героя на свободу, ощущается с таким облегчением, будто на волю выпустили меня, читателя. Уверена, что перечитывать не буду никогда. Однако о знакомстве с романом не жалею: сильная, жёсткая, мудрая вещь, типичный Достоевский.

Знаете, что в цитате? Меню каторжной больницы! А это - "...иногда и с крышкой водки", как вам? Там дальше есть и про пиво и про чай с баранками. А перед этим - про ежедневный фунт мяса к обеду в самом остроге, правда за деньги...
Я в тюрьме, слава Богу, не был, а те из моих знакомых, кто там был, распространяются на тему арестантской жизни редко, очень редко. Пару книг, написанных сидельцами, правда прочитал, но опыт, сами понимаете - никакой. Однако, такого лубочного описания каторги, ещё раз вдумайтесь - российской каторги XIX века, я от Фёдора Михайловича совсем не ожидал. Читал и думал: если описываемое - правда, то всякий умирающий с голоду должен был выйти на дорогу, прирезать первого встречного и преспокойно направляться в этот "райский уголок", где довольно сытно, тепло, настоящая работа только летом, начальство не досаждает, а сокамерники - почти милейшие люди. А те, кого отдавали в солдаты? Да они должны были пачками бежать убивать и воровать, ибо в солдатах было хуже, только по той причине, что шанс помереть там несравненно выше.
Все бандиты и убийцы, окружавшие политкаторжанина Горянчикова, получились какие-то умытые, причёсанные и прилизанные. Все жестокие разбойники и лихоимцы где-то там в тумане, за чертой описания происходящего, и выскакивают из этого тумана всего лишь разок, при стычке Александра Петровича с целовальником.

Была, эх, видимо, была у Достоевского где-то в полицейском управлении "мохнатая лапа", что вся глубина его страдания, за четыре года, свелась только к отсутствию свободы и прохладному отношению к нему всех прочих каторжан...

Хотя, если быть справедливым, на фото того времени, измождённых лиц тоже не видно: