Михаил Булгаков. Сочинения. Том 1. О том, что было

Прочитав роман (который я выбрала только для флешмобного чтения, не особо горя желанием знакомиться с литературным наследием Булгакова вне рамок обязательной школьной программы) и приступив к написанию отзыва, я замерла в нерешительности. Прочитанные по диагонали "Интересные факты" о произведении вызвали некое недоумение. Не столько из-за того, что образ каждого персонажа имеет свой реальный прототип, сколько из-за того, что роман считается "самым смешным" у писателя.

Возможно, за сто лет взгляды на то, что именно считать смешным, радикально изменились, или это я подобного чувства юмора не разделяю, но смешным мне произведение не показалось. А образ Максудова, стоящего на грани самоубийства, и вовсе вгоняет в беспросветную тоску.

Автобиографичность романа и отсылки к известным персонам из театральных и писательских кругов могут оценить по достоинству те, кто в этом разбирается, кому все это очень интересно. Я к числу таких любителей не отношусь, к сожалению. Единственный образ, который мне удалось разгадать, - Иван Васильевич - К. С. Станиславский, и то, только потому, что нахватанных где-то когда-то стереотипов и отрывков хватило для узнавания.

В целом, написано довольно бодро, читалось легко. Но было ли интересно? Не особо. Было ли смешно - ни единой секунды. Скорее грустно.

Прочитать - и забыть.

Не все у Булгакова могу читать, но то, что могу, не оставляет меня равнодушной. Не так давно были прочитаны "Записки юного врача", теперь - "Морфий". Медицинская тематика, а ощущения полной противоположности этих двух произведений. Записки дают надежду, как бы не было страшно и горько, имеет место юмор, Морфий - сплошной мрак. Читатель погружается в мысли зависимого от наркотика человека. Начинает с ноля и завершает полным погружением в ад, нет выхода, нет продолжения. Дневник врача, который расскажет, как легко пристраститься к морфию. Коротко и по существу писатель показывает нам чувства человека образованного, интеллигентного, молодого, полного сил и открытого для будущего. Одни неверный шаг, второй, нестабильность чувств, слабость - и поставлен крест на всем, что имелось. Наркотик знает свое дело. Истребляет, что было, что будет, оставляет только настоящее, жадное, прожорливое, как голодный хищник, требующее новой и новой дозы блаженства. Уходит все разумное, оставляя место зверю, живущему только инстинктами. В моменты прояснения сознания еще кажется, что есть силы остановиться, есть выход, надежда на помощь. Хорошо, когда такие истории заканчиваются выздоровлением, и, слава богу, что такие примеры есть. История нашего героя похожа на множество других, вот только финал у каждого свой

Автобиографический рассказ о том, как Булгаков на заработанные от написанной пьесы деньги путешествует из Владикавказа в Тифлис. Булгаков пишет его с самоиронией, и утверждает, что, хоть они с товарищем и писали пьесу 7,5 дней (а это на полдня больше, чем бог создавал мир), пьеса все равно получилась гораздо хуже, чем мир.
Булгаков троллит и себя, и окружающих чиновников, у которых он должен получить разрешение на выезд в Тифлис, говоря, что едет туда для постановки своей революционной пьесы. Причем понятно, что в его пьесе нет ничего революционного, и даже если чиновники бы и пытались что-то разглядеть и вычитать, то у них, наверное, ничего бы не вышло.

Милый хороший рассказ из которого очевидно, что Владикавказ автору не по душе.

Небольшие, но очень емкие зарисовки Киева, стоящего на переломе истории начала прошлого века. Понемногу о многом…
О красоте:

О коммунальном хозяйстве:

О нравах и слухах:

А еще о религии, литературе, искусстве… и надо всем этим слышится грозный голос Истории, страшной, безумной, невероятной, великой…
Написано… это же Булгаков, а Киев для Булгакова – это не просто город его рождения, это почти сакральное место, любовь к которому жила в душе писателя, где бы он ни находился. Поэтому «Киев-город» - не только и не столько профессиональные журналистские заметки, здесь в каждом слове, в каждой фразе видна самая суть славного города, его душа и атмосфера.

"Ничего на свете нет лучше "Театрального романа", хотите бейте вы меня, а хотите режьте..." А. и Б. Стругацкие, "Хромая судьба".
Самый большой (он же единственный) недостаток "Театрального романа" состоит в том, что он обрывается на полуслове, если не сказать на самом интересном месте. Увы, Михаил Афанасьевич его не закончил. В остальном, впечатления просто прекрасные. Если хотите посмотреть глазами Булгакова на писательский мир 30-х годов, заглянуть за кулисы МХАТа - настоятельно рекомендую. Не пожалеете.

Вот как хотите, но не зашло. В том смысле, что удовольствия при прослушивании не получил. И скучновато, и нудновато, и вообще. По-сути перед нами зарисовки «здесь и сейчас», сделанные в 1920-х. И потому мы можем наблюдать многочисленные приметы времени и нравов (о, темпора, о морес!), наиболее характерные и примечательные… с точки зрения Булгакова. И, видимо, солидного количества этих примет того времени, которыми я буквально пропитался за последний месяц (с помощью того же Булгакова, Бунина), хватило, чтобы очередная их порция была блокирована сознанием. Видимо надо сделать перерыв по этой теме.
Ну, а в той версии «пушкиноведения», которая помещена в эти записки, тоже ничего выдающегося не обнаружил. Увы.
Да простит меня Михаил Афанасьевич.

Роман о первого лица. Писатель Сергей Максудов получил письмо и отправился с ним на встречу. И тут начинающий автор попадает в настоящий водоворот, а читатель погружается в серпентарий творческой среды.

Довольно едко выведены реально существующие люди, с которыми пересекался Булгаков. Директор театра, перед которым Максудов читает свою пьесу и на лице Ивана Васильевича не дрогнул ни один мускул даже на смешных местах. А потом понеслись правки, правки, правки. Так выведен у Булгакова Станиславский. Пьесу нужно было переделать и вообще никому не известный автор принёс пьесу, в которой нет места корифеем театра, а действуют в ней мальчишки.

Второй же директор театра незримо присутствует и руководит, присылая письма из Индии. Даже не видя репетиций, он даёт советы актёрам и те должны беспрекословно выполнять все его требования. Так вывел на страницах романа Булгаков второго директора МХТ — Владимира Немировича-Данченко.

И вообще люди театра — это коллектив, внутри него есть свои лидеры и отщепенцы, есть подпевалы и противники, внутри плетутся интриги и обычное “против кого дружим”. А драматург приходит со стороны. Ему непонятны все эти хитросплетения в отношениях труппы, но пьеса его должна сначала пройти “модерацию” театра. И это хорошо показано в произведении, когда Иван Васильевич рассуждает о пьесе Максудова, а сам даже не читал её. И это понимает Максудов, но не может ничего сказать. Он не может возразить, что смысл пьесы не дошел до главы театра, да и как это могло произойти, если тот ее даже не читал.

Мотивы, по которым Булгаков написал роман, напоминают крик души. Словно ему хотелось кричать о всех тех неприятностях, которые свалились него. Писателя запрещали, его пьесы изымали из репертуаров (наверно, Булгаков никогда не был так актуален как сейчас). Однако после вмешательства Сталина (внезапно) Булгаков поступил на службу в МХАТ. Но, как писатель сам говорил: “МХАТ — кладбище моих пьес”. После такого “диагноза”, Булгаков не смог больше оставаться в театре. Хоть пьесы его ставились, но от критиков он получал разгромные рецензии. А ведь пьесы шли с огромным успехом у зрителей.

В романе “Записки покойника”, он же “Театральный роман”, Булгаков вывел довольно резкую сатиру на метод Станиславского. На то, что эта система должна распространяться на всё и вся. При этом он не говорит, что она не нужна вовсе. Но она не универсальна, нельзя загонять творчество в жёсткие рамки и с помощью указивок сверху насаждать систему Станиславского или любую другую. Любое поклонение, любые рамки убивают творчество, убивает то живое и настоящее, что присутствует на сцене, ради чего и зачем люди ходят в театр. “Когда вы канонизируете художника — вы его убиваете”. Это и случилось со Станиславским и его методом. Из идеи талантливого человека сделали культ, чем “убили” МХТ.

И эту же идею Булгаков переносит на страницы романа. Его герой, Максудов, говорит: “С каждым днём я нравился Ивану Васильевичу всё меньше и меньше”.

В меру сатиричное, в меру жёсткое, но очень откровенное произведение. Исповедь творческого человека, истинного художника, который борется за своё право самовыражаться так как считает нужным, без рамок и ограничений, в которые его загоняют. Истинный художник должен быть открыт миру. Когда же ему говорят “не так ездите” и актёр из раза в раз ездит на велосипеде к своей любимой “правильно” наклоняя голову. Драматургу режут сцену за сценой, убеждая, что сцены в его пьесе не те, не такие и вовсе не главные. Так ни о каком творчестве не может быть и речи. Это уже не творчество, а ремесло.

Ох уж эта Зойкина квартира! Ах уж эта Зойка!
Квартирка - прелесть, Зойка - само очарование.
И очарованию никак нельзя лишиться прелести. Только поэтому затеяла она эту опасную авантюру.
Ну и ещё за границу уехать охота.
Подальше от этой неразберихи, которая случилась в стране.
От голода и холода 20-ых, от нищеты и разрухи, которая не только в головах.
И процветает Зойкина пошивочная мастерская, днём. А вечерами, уж простите,- дом свиданий. Деньги шибко нужны на эту заграницу.
И кого только не увидишь здесь, кто только не засветился в этой необычной квартире: и знатные граждане, и аферисты, наркоманы и барыги, ушлые китайцы и женщины, жаждущие любви.
Вино, танцы, сводничество, деньги... Париж уже близко. Осталось совсем немного. Ведь у Зойки всё схвачено, за всё заплачено.
Но...
Долгожданная свобода вдруг превратилась в пыль. Снимите розовые очки, господа мошенники. Власть бдит. Тем более обстоятельства явно не на вашей стороне.

Острая, едкая, смелая для того времени сатира, стёб даже можно сказать. Так и хочется процитировать изестное всем лермонтовское: "Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно."
Грустно от всего этого, тоскливо... "Тут целый роман! Вы будете рыдать, когда я вам расскажу...'
Порыдаем вместе.
Прощай, Зойкина квартира!