Варавва

Но как тот, кто ночь напролет сражался с бурей, а с наступлением утра видит вдруг, что море утихло, ни ветерка, и свет дня распростерся в бескрайней тиши, и сперва чувствует в восторге, что он спасен, что все ясность и свет, но, снова и снова вглядываясь в безмятежную даль, ощущает вдруг потерянность и пустоту, так вот и они ощутили вдруг опустошенность в окружавшей их теперь долгожданной ясности. Все было так просто и однозначно. Все было так абсолютно ясно и понятно. Все было именно так, как им когда-то и хотелось, именно о таком мечтали они всю свою жизнь. Не с чем больше было бороться, не от чего было страдать.
Они стояли подавленные. Они стояли растерянные, не зная, что им с собой теперь делать, куда теперь податься. Они вдруг сразу лишились всего, что наполняло их существование. Никакие страхи не переполняли их. Никакие тревоги не гнали их вперед. Все завершилось само собою, все было как надо.

Потом он подошел к Варавве и, поворачивая теперь уже его бирку, спросил:
— А ты? Тоже веришь в этого любящего Бога?
Варавва ничего не ответил.
— Ну? Веришь ты или нет?
Варавва покачал головой.
— Нет? Так зачем же тогда ты носишь на бирке его имя?
И опять промолчал Варавва.
— Твой он бог или нет? Не это ли означает надпись?
— У меня нет Бога, — наконец ответил Варавва так тихо, что его почти не было слышно. Но и римлянин, и Саак расслышали этот ответ.
<...>
— Не понимаю, — сказал он. — К чему же тогда «Иисус Христос» у тебя на бирке?
— Потому что мне хочется верить, — отвечал Варавва, не поднимая глаз.