Шар и крест

Два шотландца скрестили шпаги за свою веру. Макиэн за честь Девы Марии, а редактор газеты «Атеист» мистер Тернбулл за право выражать своё мнение. Но тут на сцену выходит Закон, который, как обычно вставляет палки в колеса верным и неверным. На протяжении всего романа герои убегают от всевидящего ока ради исполнения ритуала чести. Ибо какой шотландец струсит на дуэли.

Как доказываются теоремы? Часто от обратного. Вот две параллельные линии, допустим они пересекутся в точке А… и так далее. Вот верующий и атеист. Что нужно чтобы доказать существование Бога? Да просто довести материализм до абсурда. Как и сделал Честертон. До чего же мне нравятся такие книги. И совершенно не важно кто победит вера или атеизм. Больше всего меня привлекает путь, по которому ведет автор среди остроумных фактов, доведенных до абсурда. До чего же мне нравятся такие книги, они вдохновляют. Только после подобного театра абсурда можно разглядеть наш дурацкий рациональный мир или дать оценку. Да или просто написать длинную бессвязную рецензию. Наберитесь терпения, так как…

Прежде не читала у Честертона ничего. Интересно, развлекательные детективные повести об отце Брауне такие же, как «Шар и крест»? Теперь я вижу некоторые черты Честертона в любимых мною современниках. Этот роман можно сказать гибрид Милорада Павича и Жозе Сарамаго. Хотя совершенно ясно кто из них был первым.

Вера дело слишком интимное чтобы говорить о ней публично. Но разум всегда выпячивает себя. До такой степени, что нетрудно не признать его, разум то бишь, невменяемым. То, о чем писал главный редактор «Атеиста», опираясь на научные факты могло бы быть признано немыслимым кощунством. Но, к сожалению, никто в городе не читал его статей. Ибо творения журналистов в мире воспринимаются как свидетельство того, что вертится земной шар. Кто, как не Честертон, английский религиозный мыслитель и журналист, мог бы так красочно изложить всю низменность своей (одной из своих) профессии. Два предложения, три десятка слов и видишь, что ничего со времен автора не изменилось. Сначала журналисты почуяли кровь и разошлись во всю, потом и издательства пришли в экстаз. На следующий день все газеты писали об этом – статьи начинались по-разному, но к концу становились одинаковыми… «словом, газеты стали очень интересными…»

Финал сей полемики чрезвычайно интересен. Я вижу победу духа над разумом, а кто-то узрит, что разум останется разумным. Но эта победа такая деликатная, что мне кажется ни один скептик не обидится в столь очевидном исходе дела под пером религиозного мыслителя Гилберта Кита Честертона.

Встретились два шотландца, один из горной страны, и звали его Эван Макиэн, а другой – Джеймс Тернбулл, - из южной Шотландии, равнинной. Горец – истовый католик, а уроженец равнин – совсем неверующий, он редактор газеты, которая так и называется – «Атеист». Известно, что спор между наукой и религией идёт давний и непримиримый, ведь христиане – ханжи, а атеисты – циники.

И до того Макиэн и Тернбулл крепко и яростно поспорили о вере, что затеяли дуэль на шпагах. Но вмешалась полиция, где это видано – средневековая дуэль в центре Лондона в 20-ом веке, кругом люди, кебы, автомобили, констебли.

Шотландцы вынуждены удирать. За ними по пятам погоня – полиция, газетная шумиха, скандальная известность.

И теперь у них, несмотря на непримиримые разногласия в вере, появляются общие интересы, они товарищи, они партнёры, сообщники, и у них общая цель – скрыться от всех, чтобы им никто не мешал, и отстоять-таки свои убеждения на дуэли.

Один из них должен умереть в честном поединке. Чтобы раз и навсегда решить спор – есть Бог или нет, что победит – разум или религиозное чувство, прогресс или молитва, что нами правит - материализм или чудо, шар или крест.

Пока Макиэн и Тернбулл скитаются в фантасмагорическом странствии, они действуют сообща и всё больше по-человечески проникаются друг к другу симпатией. Они поддерживают друг друга, сообща обороняются от всего мира, который непрестанно вмешивается в их частное дело, и не оставляет их в покое.

В скитаниях дуэлянтов мелькают причудливые образы, странные встречи, споры и разглагольствования разворачивают их идеи с разных сторон.

Очень интересен эпизод со снами, каждый из них видит свой сон о том, что абсолютно сбылась его идея, но при этом как-то этот мир не привлекателен, какой-то он бесчеловечный. А именно человечность сблизила двух непримиримых врагов.

Дальше – ещё интереснее, ещё фантастичнее и ещё философичнее. Возможно, не сразу открывается символизм и подтекст произведения, но оно ещё и очень красиво написано, оно очень плотное, каждый эпизод, каждый образ можно покрутить, рассмотреть и по-разному трактовать.

В романе "Шар и крест" мне не хватило продолжения начатого Честертоном великолепного вступления, истории словесной борьбы между монахом и профессором Л. Весьма жаль, что их беседа не переросла в нечто большее. Возможно,задумка автора именго в этом. Все последующие события превращают роман в робинзонаду с антиутопией, от чего он не умаляется. Книга обладает притягательной силой и не только из-за описания неидеального мира, но и из-за отношения автора к своим героям. Считаю, что он уравнял и верующего и атеиста в их чрезмерном предубедительном мирощущении и отношении к инакомыслящим. Впрочем, даже борец за свою веру Макиэн проигрывает атеисту во многом. Книга сдобрена беседами о христианстве, вере в Бога, что естественно, ведь Честертон своего рода апологет католичества в художественной литературе. Ну а кто вдобавок ценит прекраснейшей язык и риторические диспуты о вечном,о шаре и кресте, тому книга обязательно должна прийтись по литературному вкусу.

«Она мечтала о большой и светлой любви, а кончилось всё счетоводом Мясоедовым» А.Н. Толстой, «Хождение по мукам».
Как же здесь всё многообещающе начиналось! Например, так: «Поверхностные люди полагают, что парадокс — что-то вроде притянутой за уши шутки. Такие парадоксы можно встретить в декадентской комедии, где денди говорит: «Жизнь слишком серьезна, чтобы принимать ее всерьез».
Или так: " Небо жестоко. Пространство страшнее тигра или чумы. Надежды в нем не больше, чем в аду, а правды тоже. Если для несчастного потомка обезьяны есть утешение и упование, оно – на земле».
Или эдак: «Сперва вы ненавидите все, что не сведешь к логике, потом – просто все, ибо ничто в мире не сводится к логике без остатка». И это при том, что Гёдель ещё не доказал свою известную теорему.

А потом все страницы романа были заполнены безуспешными попытками, попытками так и не реализованными двумя шотландцами – Макиэном и Тернбумом – отстоять свою веру, веру персональную и, разумеется, единственно правильную, на шпагах. В честном дуэльном поединке. Как это и подобает джентльменам и шотландцам. Знаете ли, это как у Бюнюэля, его любимый для насмешек и издевательств, класс – буржуазия в лице своих ярких и действительно незабываемых персонажей фильма о «Скромном обаянии» никак не могут отобедать.
Погони на кэбах, маскерады ролевых игр с попыткой насилия, двухнедельные «скитания» по морям, по волнам без руля и ветрил с предсказуемым возвращением в пункт отправления, встречи и беседы с Самим в его саду, бесконечные споры о сути без предварительного договора о терминах, - всё это легко подсказывает конец произведения, его кульминацию. Разумеется, весь мир, по крайней мере, Британия-то точно – это сумасшедший дом. Но не просто дом с привычными глахницами-окнами! Попробуйте-ка опоздать с возвращением в лоно этого самого дома, так вас быстро подгонят торчащие из окон металлические трубки, названные кем-то «пулеметами».

А так всё начиналось, уж простите за повтор: «Шар сообразен разуму, крест — несообразен. Шар — логичен, крест — нелеп и произволен. Шар в ладу с самим собою, крест себя отрицает. Крест — это спор противных друг другу линий, и примирить их нельзя. Он противоречив по самой своей форме». Ведь здорово на самом деле, здорово как задел. А сцена, где отца Михаила авиатор «высаживает» на перекладине креста!
Кончилось же всё своим счетоводом – декадансом.

Книга из подборки «100 книг, которые необходимо прочесть прежде, чем…»

Честертон потрясающий для меня писатель. Он не тот, которым прям наслаждаешься слогом. Его сложно воспринимать и сложно поймать мелодику языка. Плюс вообще фантасмагорическая проза имеет за собой качество раздражать. Читаешь, немного вроде ловишь реальность. А тут бамц, кто-то куда-то улетает, появляются фантастические существа и происходят чудеса. И снова нужно переключать мозг с логичности на безумие. А мне это сложно.

Но зато смысл этого всего отзывается мне, будто это самый родной и близкий человек написал. Вот всё вроде так, как многим бы хотелось. В мире война духовного и научного подходов не просто прекращена, но сама по себе считается безумной и запретной. Кажется, что каждый сознательный человек хотел бы такого: чтобы воинствующие обе стороны прекратили свои распри и угомонились. И вообще чтобы угомонились все. Но что же получится в итоге? То, что после Честертона мы видели у многих писателей и режиссеров антиутопий. Никогда мир, из которого убрали страсть, не становится лучше.

Вообще это потрясающая мысль. И одновременно пугающая. То, что делает нас живыми, наш мир живым, одновременно несет нас к пропасти. Пока ни один автор не смог найти "идеальный баланс, эталон гармонии" между властью сердца и властью разума. Если отнять у человека веру (в Бога, в идеалы, в науку), если отнять у человека страсть и эмоции, то оказывается, что ничего в этом человеке не остается. И в мире, в обществе, тоже будет бесчувственная пустота. Но если оставить только одну движущую силу, то получится фанатическое общество, авторитарное. А если останутся они обе, рацио и кредо, то они бесконечно будут биться друг с другом. Но, кажется, в этом и есть жизнь?

И вот я кажется всегда думала об этом, но никогда не могла сформулировать. И даже поймать четко эту мысль. А Честертон коротким романом, будто вещим сном, открывает мне глаза и прочищает мозги. Кажется, как эта безумная свистопляска с дуэлью двух фанатиков может проявить разум в читателе. Но в этом и есть гениальность этого писателя для меня. Он говорит со мной, на моем языке, попадая сразу в душу и в мозг. Это очень приятное ощущение. Но я могу представить себе читателя, который скажет: "что это за чушь!". И я ничем не смогу его переубедить. Потому, что родные люди понимают друг друга с полуслова и с полубреда. А неродные думают, что это дурачки общаются.

Преамбула

В темную эпоху Средневековья, когда человек уже достаточно отделился от окружающего мира, но еще не научился объяснять его физические процессы, когда время текло медленно и однообразно, подобно тягучей смоле, когда одни и те же суеверия и предрассудки передавались из поколения в поколение, когда люди избегали всего нового, трепетно цепляясь за старые традиции, вся их жизнь была отмечена страхом перед неведомым. Они боялись того, чего не понимали - как в мире естественном, так и в сверхъестественном - но еще больше боялись вторгнуться в эти сферы неведомого и попытаться познать. Передовыми маяками науки и просвещения в ту пору выступали монастыри: в них помещались библиотеки, при них открывались школы, монахи занимались составлением и переписыванием книг. Большинство ученых той поры состояли в каком-либо духовном чине. В сфере богословия процветала схоластика - предшественница рационального научного метода. Потому неудивительно, что все, относящееся к Богу и Небесам, ассоциировались с разумом, светом, законом, порядком, покоем, симметрией, со всем ровным, гладким, правильным, однородным и понятным. И соответственно, все неясное, темное, неровное, дикое, асимметричное, острые углы и изгибы, разнообразие и причудливость - считалось свойствами Дьявола. То есть людское мнение почитало Шар гораздо более подобающим Божеству, чем несуразный Крест. Однако эпоха поощрения неведения канула в лету, ее сменили века технического прогресса и торжества человеческого ума над силами природы. Но в богопознании человек мало продвинулся, запутавшись в мертвенной громаде средневековой схоластики, смешанной с еще более древними суевериями, и так и оставшись там упорно стоять. Оттого Наука отсоединилась от Веры и пошла своим путем, так что вскоре стала даже противопоставляться последней. Теперь рациональный Шар стал символом материалистической Науки и Атеизма (а значит, косвенным образом, отчасти и Антихриста), а иррациональный Крест вновь отошел к Богу. Хотя по праву Ему должны принадлежать и то, и другое...

О сюжете и смыслах произведения

"Шар и Крест" - это художественный роман-притча, в котором глубокомысленная мораль и серьезные религиозно-философские рассуждения гармонично сочетаются с остроумной иронией и приключенческим жанром. Полотно повествования блистает самоцветами замечательных высказываний - готовых кандидатов в самодовлеющие цитаты.

Это книга о вечном и вечно актуальном - вере и неверии, видимом и невидимом, поисках истины и безразличии, великодушии и эгоизме, слабости и величии человеческого существа.

Главные герои - Эван Макиэн и Джеймс Тернбулл, два шотландца, пылких противника, постепенно становящихся лучшими друзьями. Первый из них - житель горной глуши, всем сердцем и умом верующий христианин-католик, традиционалист, второй - горожанин, воинствующий атеист-социалист, и они жаждут сразиться на дуэли не на жизнь а на смерть за свои убеждения. Этот локальный конфликт занимает центральное место сюжета и развивается на протяжении всей книги, в то время как на заднем плане все ярче разгорается очередной эпизод иной, грандиозной битвы между вселенскими силами Зла и Добра, Дьявола и Бога, Антихриста и Христа, земными аллегориями которых в романе выступают некий Профессор Л. (Люцифер), он же главный врач психиатрической больницы - "земного рая", а позднее почти что настоящий "князь мира сего", и отец Михаил, православный монах-"идиот", заточенный Профессором Л. в сумасшедшем доме как опаснейший враг его порядка. В конце романа обе сюжетные линии тесно переплетаются.
Можно сначала подумать, что автор, будучи верующим, традиционно поставит христианина Макиэна на сторону сил добра, а атеиста Тернбулла, следовательно, припишет к стану злодеев - но нет, у Честертона оба они в равной степени - рыцари правды и милосердия, хотя оба искушаются стать на сторону несправедливости и угнетения других ради собственных представлений о правильности, но все-таки удерживаются от падения.

Ключевой идеей романа является не только и не даже столько спор искренней веры и честного сомнения, сколько противопоставление обеих идей безразличию, мещанству, корысти и лицемерию, то есть той самой "теплохладности", которая осуждается в Новом Завете. Город Лондон начала ХХ века, в который в начале книги приезжает горец-христианин и встречается там с атеистом, чужд и индифферентен по отношению к ценностям обоих героев: там есть большой и красивый собор, но стоит он больше как памятник архитектуры, а если его мессы и посещаются горожанами, то в основном ради общественного статуса благонравного человека, а не ради Бога; регулярно выходит газета "Атеист" (практически, стараниями одного человека - ее редактора Тернбулла), но ее почти никто не читает. Никому не интересны вопросы веры, равно как и ее отрицание, деловитым горожанам нет дела до этих отвлеченных материй, их внимание занимают только хлопоты и развлечения обыденной жизни, а о вере или неверии даже говорить в публичных местах считается неприличным. Поэтому, когда становится известно, что два человека хотят сразится из-за веры, они сразу же становятся самыми известными людьми в стране - опасными смутьянами, нарушителями общественного спокойствия, забавными, но "старомодно романтичными" безумцами, за которыми повсюду гоняется полиция, чтобы отправить их в сумасшедший дом, а народ упивается чтением газетных новостей об их злоключениях.

На протяжении всего повествования мы наблюдаем развитие героев. Убегая от блюстителей закона и разыскивая укромное место для поединка, они попутно дискутируют о тех предметах, которые взаимно почитают самыми важными: о религии, науке, философии, общественном устройстве и человеческих ценностях. Ни один из них не отказывается от своей идеологии, тем не менее, эти споры помогают обоим усмотреть слабые места и внутренние противоречия в системе собственных мировоззренческих установок и скорректировать их. А вся окружающая реальность, словно бы включившись в их спор, задалась твердым намерением преподать им урок мудрости: на своем пути они то и дело встречают разнообразнейших персонажей, каждый из которых является живым воплощением какого-нибудь особенного мировоззрения, раз за разом оказывая влияние на точку зрения героев и колебля их решимость драться то в одну, то в другую сторону. К примеру, некий "толстовец" столь слащаво и приторно призывает их к миру и любви, что убивает начавшие было зарождаться в дуэлянтах мысли о взаимном прощении. А язычник, обожествляющий жесткость природы с ее девизом "выживает сильнейший, слабые гибнут", с таким энтузиазмом подталкивает их поскорее совершить кровопролитие, что заставляет противников вновь усомниться в необходимости силового разрешения конфликта. Главные герои все лучше понимают, как мало они знали об убеждениях друг друга в тот момент, когда запланировали дуэль, как малы их действительные познания о мире в общем и даже своем собственном существе, а следовательно - как мало они имеют права навязывать кому-либо свое видение правды путем насилия.

Тернбулл так рьяно стремится доказать всем и каждому свое абсолютнейшее неверие в сверхъестественные силы, что тем самым преуспевает в прямо противоположном: если бы у него действительно не было ни тени сомнения, то он, к примеру, не стал бы полностью рушить один из своих долго подготавливаемых важных планов только из-за внезапно возникшей необходимости причаститься в церкви, которая привела его в дикий ужас. Да и вообще, не стал бы сражаться на смертной дуэли только ради доказательства себе самому своего атеизма. А Макиэн хоть и не сомневается в своей вере (он сражается не ради триумфа веры, а из-за оскорбления, которое Тернбулл якобы нанес Святой Деве Марии), но зато сначала не сознает, что его решение драться обусловлено, по большей части, отнюдь не христианским учением, а вполне земными традициями его воинственного шотландского клана. Он забывает, что Сам Христос никогда не позволял Своим ученикам мстить кому-либо в ответ на наносимые Ему оскорбления, хотя те и порывались к подобным действиям. Иисус принес "не мир, но меч", однако "меч духовный, который есть слово Божие", а не стальную шпагу. Он пришел, чтобы даровать духовную свободу, в том числе свободу сомневаться и не верить, ибо честные сомнение и неверие, соединенные с искренним желанием познать истину, быстрее приведут к "уверенности в невидимом", чем лицемерная и бездумная имитация добропорядочной религиозности.

Образом гармоничного и устойчивого сочетания Шара и Креста в романе служит купол лондонского Собора Святого Павла. В его основании лежит полусфера, символ идеализированных земного шара и научного знания, на вершине которой возвышается крест - символ премудрости духовной.

Однако: "Чтобы поставить крест, нужен земной шар. Но в том-то и разница, что земля даже шаром быть не может"... (О да, это геоид, близкий к эллипсоиду вращения.) ... "мы не вправе полагаться на то, что шар останется шаром, что разум останется разумным"...

В видениях, посланных искусителем, очам каждого из пары "верных врагов и заклятых друзей" является версия города, в котором, на первый взгляд, восторжествовал его личный социально-политический идеал. В фантомном мире Тернбулла крест с купола собора упал, шар остался, а в мираже Макиэна - крест стоит, но шара не видно. Оба героя отвергают сии дьявольские наваждения, после того как обнаруживают, что цена такого безапелляционного утверждения их общественных идеалов - угнетение и убийство невинных людей, только за то, что те из-за своей слабости или инаковости не вписываются в прокрустово ложе нового миропорядка.

Пусть один из героев не верит в существование Христа, но оба они всем сердцем верят в то, что воплощает Собой и заповедует Христос - нелицемерную любовь ко всякому существу, защиту слабых и помощь нуждающимся, милосердие к поверженным и прощение раскаявшихся, свободу и ценность каждой личности. И это делает их союзниками.

А далее сюжет выворачивается таким образом, что заставляет христианина с прискорбием констатировать: "Шар мира сего покосился набок, и только крест стоит прямо". А атеисту приходится испытать на прочность свою приверженность фактам. Но об этих странных и невероятных событиях я предоставлю читателю, еще не ознакомившемуся с текстом книги, узнать самому.

Не то чтобы я успел прочесть все романы мистера Ч. - которого я горячо люблю - но, кажется, "Шар и Крест" из них (всех, заранее и сразу) - самый любимый.
Грандиозно, фантасмагорично, мудро, остроумно, радостно, поэтично, причудливо - и при этом ясно, как заря, и прозрачно, как вода из родника. Честертон - воистину рыцарь христианской литературы, благородный и отважный, сострадательный и непреклонный, с большим сердцем и крепкими руками. Сегодня, когда книжный мир более, чем когда-либо (в том числе ввиду эффекта накопления), трещит под грязными сапогами подлецов и злодеев, герои вроде Честертона, несущие над собой стяг во имя добра и света, возвращающие замыленному, расщепляющемуся на фасеты взгляду цельность и ясность, туманному, сутулому уму - бодрость и крепость, а унылому, холодному сердцу - тепло и мягкость, - такие герои сегодня, соответственно, нужнее, чем когда-либо.
Лично мне книги Гилберта в первую очередь дороги именно ясным, простым и светлым духом христианства, которого литературе - и, буду честен, жизни - часто не хватает. Духа, в первую очередь, радостного - и потому истинно Евангельского. В этом смысле для меня Честертон - доктор и вектор. Мне, натуре, склонной к угрюмому самокопанию и малодушным сомнениям, подобное чтение время от времени просто жизненно необходимо, оно заставляет душу трепетать от радости, а мы помним из дневников отца Александра Шмемана, что "начало "ложной религии" – неумение радоваться, вернее – отказ от радости". И что "радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения Божьего присутствия". В этом контексте раскрывается сакральный, таинственный смысл Честертоновских текстов - и знаете, я верю, что католики правы в своем намерении его канонизировать.
И конечно, говоря о таком высоком измерении романа (а все описанное выше в полной мере относится к "Шар и Крест"), я подразумеваю и понимаю, что прочие измерения - сюжет, язык, художественная составляющая - не столь уж важны, но - впору вспомнить, что Честертон по праву считается мастером парадоксов - необходимы, потому как представляют из себя нечто вроде лестницы, позволяющей читателю добраться до той высоты, после которой можно только лететь, и после которой вступают в силу совсем иные законы. Так вот ступени эти мало того что есть в наличии (карабкаться можно и по скрипящим доскам), но и представляют из себя нечто в весьма и весьма примечательное. О сюжете и говорить не стоит - вряд ли мы ждем чего-то от человека, подарившего нам истории об отце Брауне. Остроумие... О, это чудесное английское остроумие Честертона, афористичность его подачи и поэтичность языка! Время от времени текст не читается, а поется - и странно, что страницы не расклеиваются и не высыпаются из обложки, учитывая то, как рьяно книгу растаскивают на цитаты. Образность и художественность... Именно сейчас я увидел в Честертоне того, кого всегда в нем подозревал - блестящего художника, тонкого знатока форм и цветов, мастера расписывать самые широкие холсты самыми невообразимыми оттенками. Ни в одной его книге я прежде не встречал таких грандиозных описаний - в которые падаешь, сквозь которые плывешь, от которых захватывает дух. То есть описания, конечно, были - но градус...
Что касается, собственно, диспутов между главными героями, словесного поединка, который ведется на протяжении всего романа... Да, многому из того, о чем говорит достопочтенный Макиен, уже не удивить современного читателя (с момента написания книги прошло почти сто лет), наблюдавшего тысячу подобных дискуссий (и участвовавшего в сотне). Аргументация обеих сторон не нова - и читать "Шар и Крест" для того, чтобы проследить за дебатами, оценить доводы и умение заставить оппонента сомневаться, сегодня смысла нет, суть не в этом. Но рискну предположить, что такого смысла не было в романе ни-ког-да (а если он и был, то обитал где-то на окраине, в домике с видом на поле) - потому что в конце концов - СПОЙЛЕРСПОЙЛЕРСПОЙЛЕР - никто никого не переубеждает, при тотальном и однозначном хэппи-энде. И здесь тоже кроется огромный, космический смысл романа, ради объяснения которого я снова процитирую дорогого отца Александра: "Суть христианства мне всегда, с детства, представлялась в том, что оно не разрешает проблемы, а снимает их, переводит человека в тот план, где их нет". Именно это и произошло с Тернбуллом.
На этой высокой ноте я, наверное, отзыв закончу.
Спасибо.

«Шар и крест» – эксцентричная фантасмагория (как, впрочем, и почти все у Честертона), напоминающая «Человека, который был Четвергом», но с гораздо более упрощенным сюжетом, переходящим в его полное отсутствие. В эту бессюжетицу, являющуюся скорее калейдоскопичной чередой картинок и сцен, вплетены – или, лучше сказать, вмешаны – традиционные для автора теологические размышления и измышления, гротескно-сатирические описания быта и нравов, а под конец – еще и антиутопические мотивы. Весь этот винегрет, конечно, на любителя и где-то даже на литературного гурмана – но ваш покорный слуга как раз таковым и является.

Одна из тех книг, которые можно растащить на цитаты, но написана очень нестандартно. Обычно художественные книги, которые хоть как-то связаны с религией, грешат неким пафосом в одних случаях, и яростным противостоянием в других случаях.
В этой книги нет ни того, ни другого. Суть сводится к религиозным и философским размышлениям, а вот форма подачи приключенческая, на первый взгляд легкая и с ноткой безуминки.
Героев в принципе нет, есть только образы. Очень яркие и понятные. Общество тоже предстает перед читателем во всем своем невеликолепии. Между строк читается явно то, что важно для каждого, то, что пробивается сквозь нагромождение всяческих догм и традиций, и что поможет "достучаться" до непримиримых врагов: дружба, любовь, понимание, сопереживание, верность и честность.

Очень хорошая христианская книга, которая , тем не менее, говорит не столько о христианстве самом по себе, сколько о человечности, как принципе жизни вообще. Если бы существовала такая категория, как "социальный христианский роман", то эта книга была бы одним из самых замечательных примеров.

Сначала я подумала, что это книга о религии. О вере и неверии, противоборстве главных героев - глубоко религиозного человека и атеиста. Но книга не только об этом. Она о людях: об их безразличии, о несправедливости, и как говорится о том, что людям нужно "хлеба и зрелищ". Главные герои хотели выяснить истину в дуэли, люди которые им встречались не пытались мешать им (кроме полисменов, но у них работа такая). История героев вдохновляла людей, все о них знали, и были рады их встретить. То, что они хотели сделать (убить друг друга) воспринималось как романтическая история, она влекла и интересовала. Тогда правительство объявило их сумасшедшими и нуждающимися в лечении, что вызвало ещё больший резонанс. В конечном итоге, эта история была объявлена выдумкой, а все те люди, кто видел главных героев - считались сумасшедшими и были помещены в сумасшедший дом. Их хотели массово убить. Для чего? Для того, чтобы люди по-прежнему были массой, чтобы ими можно было управлять. Чтобы они по-прежнему не имели своего мнения, ходили в церковь и считали себя благочестивыми, помогали бедным, и считали свою жизнь удовлетворительной. Я бы отнесла эту книгу к антиутопиям, здесь описан идеально неидеальный мир, наша жизнь и все то, как оно могло бы быть (или даже есть).
Хочу ещё отметить то, как пишет автор. Это восхитительно! Он выбирает яркие образы, использует красивые сравнения, аллегорий и проч. Текст не может оставить равнодушным, а вызывает гамму эмоций и картин перед глазами.