Избранные сочинения. В двух томах. Том 2

История о том, как рутина пожирает все лучшие устремления в человеке. О том, как что-то настоящее, искреннее превращается в пошлое и требующее сокрытия в этом мире "а осетрина- то с душком". И этот неясный, мучительный, может быть такой неправильный, с моральной точки зрения конец, я считаю лучше, достойнее прежнего равнодушия к тому, что будет завтра, через месяц, через год.

Довольно тягостная пьеса. Тягостная не из-за языка или подачи, а из-за того, что сопереживаешь героиням всем сердцем. История начинается на оптимистической ноте: именинах одной из сестёр, — но с каждым действием все тогда озвученные мечты о переезде в Москву тонут и тонут под гнётом быта. А в фирменных Чеховских паузах, которые иногда громче реплик, начинает проглядывать всё больше того, что никто из героев не хочет озвучивать вслух.
Отдельно интересно замечать мимоходом брошенные фразы, которые говорят о прошедшем между действиями времени. В первом действии это весна, ранний май. Во втором — косвенно упоминается, что сейчас январь. В третьем действии упоминается, что возраст одной из сестёр изменился относительно дня именин на четыре года… В авторских ремарках о беге времени ничего нет, поместье Прозоровых кажется в целом таким же, но в том и беда: самой значимой перемены не происходит, а те, какие происходят, лишь укореняют сестёр в провинциальном городе, как бы они ни были несчастливы тут. И в каком-то роде именно желание жить в том ненаступающем будущем делает несчастливым для них «временное» настоящее. А, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное.

Сложно критиковать классику, но и говорить, что пьеса потрясающая, тоже сложно. На протяжении чтения я ловила себя на внутренней борьбе между тем, как я воспринимала историю, и тем, как мне должно бы её воспринимать. Драма или комедия? По авторской задумке «Чайка» должна быть комедией, но невольно читается драмой. И хотя даже в драматичной трактовке в пьесе хватает забавных моментов, связанных то с лошадьми, то с вечными жалобами учителя Медведенко, то с мелочной тиранией Аркадиной, этот поиск правильного угла зрения изрядно подпортил мне впечатление. В итоге ментальная эквилибристика помогла мне увидеть пьесу если не чистой комедией, то хотя бы фарсом или трагикомедией, но девкой… то есть драмой было бы краше.

От первого лица написанная небольшая повесть о молодом человеке Мисаиле Полозневе, сына преуспевающего городского архитектора. Устами Мисаила Чехов, вероятно, доносит до нас популярные передовые теории своего времени: стыдно жить за счет эксплуатации других, нужно стремиться к физической работе, все люди равны и т.п. Это довольно трогательно, но несколько наивно, а порой и глуповато. Так, например, наш герой, желает приносить пользу обществу исключительно физическим трудом (он «опростился», сознательно перешел в более низшую социальную категорию), разговоры-же о том, что можно и головой пользу приносить, не уподобляясь кровососу, он отвергает. Такой няша не мог не понравиться скучающей дочери инженера Должникова, получающего немалый навар от строительства железной дороги в окрестностях. Мария – мечтательница-идеалистка, ей кажется, что она желает посвятить свою жизнь работе на земле: самой сажать, сеять, ходить за скотиной и т.п. А еще она витает в облаках, мечтая строить в деревнях школы (благо средства есть) и облагораживать крестьян. Полгода практики быстро расставляют все по местам в голове у Маши: жизнь на грядках с молодым мужем оказывается скучной, мужики воруют стройматериалы, а еще пьют, матерятся, сами по себе глупы и вообще они нисколько не благодарны благодетельнице. Маша сваливает – поначалу в Питер. Затем в прочие лондоны-парижы. Мисаил, верный своим принципам, продолжает скромно малярничать, не ожидая наград и похвал.
И все они хорошие и славные, и Чехов замечательный.

Рассказ «Случай из практики» заставил меня коренным образом пересмотреть взгляд на творчество А. П. Чехова. Сейчас объясню почему.
Вот первый абзац целиком:

Что я здесь вижу? Вижу, что автор не даёт мне возможности сделать вывод, а навязывает оценку: «...бестолково составленной телеграммы». Если бы он привёл выдержку из телеграммы, я, как читатель, сам понял бы, бестолковая она или нет. Вместо этого меня с первых строк заставляют верить на слово.
К тому же оценка выражена грубым просторечием: «бестолково». Вместе с ней мне навязывают пренебрежительное отношение к составителям телеграммы. Подумаешь, больна какая-то бестолковая дочь глупых людей, неспособных даже телеграмму нормально составить. Не барское профессорское дело помогать всякой бестолочи.
Итак, на фабрику поехал ординатор Королёв.
Дорога оказалась долгой: целых две станции на поезде и четыре версты на лошадях, которых за ним выслали бестолковые люди — и ведь не напутали, прислали куда надо.
Может быть, не так всё и плохо с ними?
Вот так Королёв видит кучера:

Чехов известен как мастер, способный описать человека одной выразительной деталью. Но этот приём отдаёт мошенничеством: человек показан однобоко, лишь с той стороны, которая выгодна автору. В описании кучера Чехов глазами Королёва подмечает нелепость: сочетание павлиньего пера и отрывистой солдатской речи. А если этот кучер действительно был солдатом и защищал Родину? Если он совершал подвиги, имеет награды?
К тому же перо на шляпе неизбежно вызывает в памяти мушкетёров и прочих гвардейцев кардинала (во времена Чехова они были хорошо известны в России): вот у них-то, в культурном мире, всё красиво, изящно и куртуазно, а здесь одна нелепость и дичь.
Далее идёт традиционная пошлость, кочующая из рассказа в рассказ:

Вечное лобовое противопоставление красоты и покоя природы — мелкому и нелепому существованию бестолковых людей. Даже стиль не меняется, всё приторно засыпано союзом «и», как нафталином. И опять же мысли героя даются прямым текстом.
Но вот Королёв приехал:

Подумать только! Доктор приехал на вызов к больной. Его ждут, ему надо спешить, каждая секунда может быть дорога. А он, эстет, понимаете ли, разглядывает пыль на сирени! Вот же глупые люди, не догадались к приезду господина помыть сирень.
Чеховское виртуозное владение деталью доходит до абсурда и прямо-таки обнажает намерение автора навязать свою позицию.
А подтекст таков: в этой убогой стране даже сирень всегда пыльная. Вот в прекрасной загранице никакой пыли вовсе нет. И перья на шляпах изящные.
Да ещё краской навоняли, не позаботились о нежном докторском носе, фу. И краска серая. Не порадовали нежный глаз весёленькой розовой или голубой.
Впрочем, можно мысленно заменить серую на любую другую — станет ясно, что в этом контексте любая краска нехороша, как и её отсутствие. Куда ни кинь, везде клин.
Но это были цветочки. Сейчас выскажу ягодки.
От дальнейшего содержания рассказа на меня повеяло, без преувеличений, нацизмом. Это касается описания персонажей, подогнанного под авторский замысел.

NB: естественно «совсем уже взрослая», когда ранее сказано, что ей 22 года. Кем ещё ей быть в 22 года? Девочкой с косичками?

Очевидно, что автор намеренно подчёркивает во внешности Ляликовых черты, придающие им сходство с обезьянами: маленькие глаза, низкий лоб, неумеренно развитую нижнюю часть лица, грубость всего тела. Это не просто портреты, это знак неполноценности. Королёв приехал на вызов к недолюдям, полугориллам — вот какой я вижу здесь посыл. И понимаю, откуда берут начало знаменитые черепомерки.
Интересно, откуда автор взял таких героев?
Смотрю на портреты знаменитых купцов и промышленников того времени.

• Павел Третьяков. Интеллигентное, тонкое лицо, напоминающее художника Левитана.
• Савва Мамонтов. Заметна совершенно другая особенность: большой прекрасный лоб и умеренно развитая нижняя часть. А Иван Фёдорович Мамонтов, его отец, так просто вылитый Василий Лановой. Экскурсовод в Абрамцеве сказал: все гости поражаются.
• Савва Морозов. Попроще на вид, но никаких диспропорций. Немного татарские черты, напоминает писателя Куприна.

Опять готовые оценки. Почему непременно плохой ситец? Как показано, что он плохой? Может быть, и хороший есть. Морозовские ситцы, например, были качественные, знаменитые на весь мир.
Или в «этой стране» всё плохо по определению?