Так называемая личная жизнь. Из записок Лопатина

Мы не увидимся с тобой,
А женщина еще не знала;
Бродя по городу со мной,
Тебя живого вспоминала.

Константин Симонов, 1941

Возможно мне просто везде мерещится Хемингуэй, но всю эту повесть мне отчетливо казалось, что Симонов писал под непосредственным воздействием Эрнеста. Эти рваные любовные отношения, это постоянное копание во внутреннем мире и попытки понять, понимает ли тебя другой человек, близость смерти и ощущение людьми этой близости, да сами диалоги в конце концов. Так что я до самой последней строчки гадал – насколько проникся Симонов Хемингуэем, достаточно ли для того, чтобы убить главного героя?

Хорошая повесть, дельная. Ее, вероятно, трудно было писать, ведь после Двадцати дней без войны невероятно трудно и удержать планку, и продолжить любовную линию, предельно герметичную из-за краткости и географической отдаленности. И надо сказать, что Симонов довольно успешно все вопросы по композиции решил, сумев выстроить свою параллельную трилогию как песочные часы – первая повесть обширна, вторая сжата, третья опять обширна.

Любопытно, что я ничего не читал у Симонова про 1943 год. Обе трилогии, и «Живые и мертвые», и записки о Лопатине сосредотачиваются на 1941, 1942 и 1944, проскакивая 1943. Почему? Или есть еще что-то, что я еще не читал, где и Курская дуга будет рассмотрена?

Но вот перед нами опять 1944, опять Беларусь и край Литвы, и даже выход к государственной границе. Смерть Серпилина упоминается, будет и Гурский, и проскользнувший рядом Синцов. Жизнь начинает оттаивать, в Москву стали возвращаться эвакуированные учреждения, в том числе и театры, газеты занимают свои прежние редакции. Люди учатся, женятся, разводятся и думают о продаже и обмене квартир. Наконец-то высадились во Франции союзники, но теперь этому уже и не так сильно рады.

Нетрудно заметить, что в этой повести Симонову куда интереснее самих военных событий был именно человек на войне, эта близость смерти, часто полудобровольная. И сама случайность этой смерти, когда она – лишь отражение математической вероятности.

Я пил за тебя под Одессой в землянке,
В Констанце под черной румынской водой,
Под Вязьмой на синем ночном полустанке,
В Мурманске под белой Полярной звездой.

Едва ль ты узнаешь, моя недотрога,
Живые и мертвые их имена,
Всех добрых ребят, с кем меня на дорогах
Короткою дружбой сводила война.

Константин Симонов, 1941

Первая повесть из цикла произведений, параллельных «Живым и мертвым». По второй повести о Лопатине Герман снял свой знаменитый филигранный фильм, первая же повесть такой славы не удостоилась. Однако и она интересна.

Интересна хотя бы тем, что она рассказывает о войне глазами корреспондента, который мотается по всему фронту, от осажденной Одессы и Крыма, в который вот-вот ворвутся фашисты, до Мурманска. Естественно, через Москву, к которой все ближе подбирается основной вражеский кулак.

Собственно, Симонов пишет про себя, хоть и намеренно делает своего героя старше. Но про все это есть у него стихи, и про Одессу, и про Москву, и про Мурманск.

Здесь, в этой повести, Симонов опять заставляет нас встретиться с некоторыми второстепенными героями «Живых и мертвых» - тут будет и Бастрюков, и заикающийся Гурский. Автор здесь как будто оставляет то, что не вошло в основную трилогию, те эпизоды, которые он отсек от главной книги, пристроил во второстепенную. Конечно, «Четыре шага» вряд ли задумывались как нечто большее, но тем и интересны, без замаха, но о себе.

Тут и осуждение нерадивых партработников (и противопоставление с настоящими), и эхо репрессий в армии (боязнь ответственности, глухие воспоминания людей, ордера на внезапно освободившиеся квартиры и др.), и попытка понять – как мы должны относиться к тем, кто продолжал поддерживать жизненные системы оккупированных городов, осуждать ли их за электричество и выпеченный хлеб?

Ну и просто еще раз увидеть войну глазами Симонова, ведь его стиль мне всегда импонировал. Несколько сдержанный, не боящийся колких вопросов и сложных решений, Симонов, повторюсь, смог пройти в своей военной прозе по лезвию бритвы, сумев создать противоречивую, негладкую картину.

P.S. Я ведь правильно понимаю, что название - отсылка именно к "Землянке"? Или есть еще варианты?

Хоть шторы на память наденьте!
А все же поделишь порой
Друзей - на залегших в Ташкенте
И в снежных полях под Москвой.

К. Симонов, «Зима сорок первого года…», 1956

Вторая повесть из лопатинского цикла гораздо концентрирование первой. Там главный герой мотался по фронту в течение нескольких месяцев, часто меняя локации, здесь же автор сразу задал временной промежуток (хотя от скитаний все же не удержался).

Фильм Германа другой, хотя автором сценария сам Симонов и был. Есть в этом какой-то постмодернизм, пожалуй, когда по книге, в которой описывается, как снимали фильм, снимают фильм. В книге режиссер говорит Лопатину, что все эти его красивости из очерков о быте осажденного Сталинграда не перенести на пленку, ни Волги, ни другого антуража на киностудии в Ташкенте нет. А потом Герман с Симоновым отсекают и вступление, и финал, выкидывают больше половины героев, и концентрируются на главном – военном тыле и короткой любви.

Симонов постоянно намекает, и, вероятно, кто-то до сих пор понимает его намеки. Но я не смог понять кто есть кто в его повести. Ни знаменитый поэт, который не смог поехать на войну, несмотря на то, что так много писал о ней в 30-е, ни знаменитая актриса, немолодая уже, но все еще поражающая своей вовлеченностью и горением, опознаны мною не были. А вот генерала Петрова признать было совсем не трудно, Симонов лишь слегка замаскировал его под Ефимова.

Итак, главное отличие повести от фильма – большая связанность с миром героев Симонова. Это не просто эпизод жизни Лопатина, разошедшегося с женой и встретившего кого-то близкого в Ташкенте. В повести есть и неудачное наступление подо Ржевом, и флешбэки из Сталинграда, где наши уже начали дожевывать армию Паулюса, есть Ташкент и есть Тбилиси и Северный Кавказ.

Для меня именно грузинский и, шире, кавказский финал стал неожиданностью (возможно потому, что его полностью нет в фильме). Лопатин из Ташкента отправляется поездом через Ашхабад в Красноводск, а оттуда самолетом в Тбилиси. Симонов всегда любил подчеркивать вот эту географическую транспортную связанность Советского Союза, у него герои не перемещаются в пространстве произвольно, а почти всегда конкретно, жизненно. В Тбилиси он чуть задерживается перед отправкой на фронт, уже вышедший к Минеральным Водам, встречается со знакомыми грузинами (он бывал раньше в Грузии, последний раз в 1936) и видит их военную жизнь.

Посмотрите на войну с перспективы Грузии. Война почти докатилась и до нее, фронт был совсем рядом, а за спиной не совсем дружественная Турция. Герои книги вспоминают то, как массово приходили в грузинские села похоронки после керченской катастрофы 1942. И все боятся, жутко, невыносимо боятся за своих живых еще детей, призванных в армию. Это, пожалуй, самый прозрачный, ясный момент в романе, осязаемая горечь и страх родителей, которые ничего не могут сделать, чтобы отвести угрозу.

А потом Лопатин садится в эмку и опять едет на войну, смотреть как наши начали отбирать свои пяди и крохи. Двадцать дней пролетели, впереди 1943 год.

Любопытно, невероятно любопытно – какой будет третья часть.

"Рукописи не горят" Михаил Булгаков

Константин Симонов относится к тем гениальным, редким авторам, которые одинаково хорошо пишут как прозу, так и поэзию. Пишет по-мужски - четко, ясно, емко. При этом удивительно точно передает характеры людей, населяющих этот роман. Открываешь его и не можешь оторваться, потому что ТАЛАНТЛИВО, черт возьми! И хочется крикнуть всем здесь присутствующим, читающим этот отзыв - не пройдите мимо, потратьте несколько часов вашей жизни на судьбу главного героя, военного корреспондента Лопатина. Вы не найдете в этих строках того, что современный человек называет "экшн", вы не встретите здесь тайн и загадок, но столкнетесь с жизнью такой, какая она есть на самом деле, вы встретитесь с настоящими людьми, для которых понятия "честь", "порядочность", "нравственный долг" не утратили своего исконного значения, Вы станете чуточку лучше прочтя эту повесть, быть может добрее, быть может умнее, но в любом случае не останетесь равнодушными.
Сюжет, если можно так сказать, прозаичен, как впрочем вся наша жизнь. Последние военные годы. Живет в Москве 48-летний человек, мотается по фронтам, пишет о том, что видит. Есть у человека бывшая жена, которая от него ушла, но из жизни его никуда не делась, есть их общая, почти взрослая дочь, которая всеми силами своими рвется на фронт, есть верный и преданный друг, есть новая женщина, которую человек хочет полюбить, чтобы начать все сызнова.

Кажется, Хемингуэй говорил, что писатель обязан писать честно. Необъяснимым образом не до конца честные писатели распознаются с первых страниц. Это не обязательно "страшная ложь", иногда автор просто хочет понравиться своему читателю, хочет подкупить его, заставить с первых строк полюбить себя. Но любишь обычно других, тех, кто пишет, просто потому что не писать не может. Таков Симонов. Читаешь его и думаешь, что плевать он хотел на своего читателя, особенно в этом, крайне личном для него тектсе. Пишет, потому что нужно куда-то деть всю ту боль и усталость, что накопились за долгую жизнь в сердце. Пишет потому, что не может не писать, бьет предельной откровенностью, кристальным пониманием происходящего не читателя - себя самого! Свою жизнь описывает, свою боль оставляет на бумаге, пытаясь, быть может, охватить умом все, что обрушила на него жизнь - такую страшную, дикую войну, рвущую в клочья душу любовь к женщине, не способной ответить взаимностью, тягость от бессилия изменить что-то в судьбе своих близких.

"Так называемая личная жизнь" - из тех рукописей, что не горят. Пройдет еще много десятилетий, а она никуда не денется, не утратит силы своего слога, будет находить все новых читателей, кому будет не все равно. Существует мнение, что в этой повести Симонов описал свою жизнь с Валентиной Серовой. Автор в предисловии подчернуто отрицает эту версию. На самом деле это не имеет никакого значения. Главное, что в этом произведении нет ни единого надуманного слова, оно живое, не стареющее, честное.

Небольшая книга про мир во время войны. Читается легче, чем Лев Толстой. Я уже десятки советских книг о войне прочитала, в них во всех упоминается одно и то же, значит, этому можно верить.

Во-первых, ко всем мужчинам в тылу главный вопрос - почему не служат. И я не могу не вспомнить великолепную единственную книгу первой жены Симонова - Натальи Соколовой. В одной из повестей меня до глубины души возмутило, что инженер с бронью, дающей право остаться в тылу, ушёл на фронт и быстро, глупо погиб. Потому что совсем не военный человек, физически - пушечное мясо. А вот мозги у него были хорошие, крайне нужные стране, и он их погубил, подвёл страну, подвёл народ. Уходил на фронт от глубоко беременной жены с младенцем на руках, бросив на жену свою лежачую мать. А я считаю, что жить изо дня в день сложнее, чем один раз умереть. Мб он испугался взглядов и вопросов, почему в тылу отсиживается. И у Симонова два мужа одной женщины: один очкарик на фронте, второй здоровяк в тылу.

Во-вторых, я сама совсем не переношу холод, для меня это морально очень тяжело. И я как-то не думала, что в Ташкенте, который в часовом поясе Оренбурга, но сильно ближе к экватору, тоже мб так зверски холодно. Я знаю, что когда человек замерзает, он хуже мыслит, у него слабеет воля, он становится менее добрым. А всё же ташкентская зима без отопления - это не военная Москва опять-таки без отопления. Как вообще люди выжили?

В-третьих, книга такая реалистично-безвременная, в ней хорошо переданы человеческие характеры, и она вполне может быть и про сейчас. Лопатин думает: мне ни за кого на фронте не надо переживать. Лопатин думает о разных смертях людей, неизвестных ему, но близких знакомым ему людям. У меня ещё никто не погиб и никто не на фронте. И я не волонтёр, меня не тянет к этому, нет моральных сил. И я стараюсь не читать новости в целях сохранения психического здоровья. То есть 20 дней из жизни Лопатина так похожи на мои 3 года. И так хочется подольше быть подальше, а чувство вины за отстранённость всё время где-то рядом.

В-четвёртых, книга-то больше про отношения, чем про катастрофу в стране. Когда я читала о книге, там больше было про отношения Нины-Ники из Ташкента и Василия Николаевича. Когда же я начала читать саму книгу, для меня она была больше про 15-летнюю Нину Васильевну и её отца. Две Нины. Возмутительная мать-кукушка. Лопатин вдруг замечает, что со вторым мужем недостатки бывшей жены стали исчезать, он не понимает, как тот смог повлиять на эту незрелую дамочку, которая всё время в состоянии "хочу быть примадонной". Сам Лопатин почти год не видел дочь, хотя во время войны дети в принципе мало видели родителей и особенно отцов.

Я очень много читала про войну в школьные годы от российских авторов и в студенчестве от европейцев. Сейчас страшно, сейчас очень редко читаю и с большой осторожностью. Но поняла, что хотелось бы прочесть от наших авторов про людей разных профессий в годы войны, не только про тех, кто на фронте и для фронта, а о тех, кто культурой занимался, например.

Даже во время войны с человеком могут происходить вполне ожидаемые и непредвиденные события, напоминающие ему, что он – человек.
Военный журналист Василий Николаевич Лопатин, прежде всего, персонаж думающий, пережевывающий, но при этом внешне спокойный, терпеливый. Наверное, возраст, горький опыт и война сделали его «смотрящим». Он и так, конечно, журналист, наблюдатель. Но здесь вопрос не о профессии, которая дает навыки и технику работы. Лопатин окружен людьми и понимает, что только они хранят этот мир. Их души хрупки, а жизни скоротечны. Вчера только виделись, а товарища уже нет в живых. И Лопатин, понимая это, пытается каждый раз всмотреться в человека без жалости, подобострастия, но с искренним уважением.
Ход повести фиксируется в постоянном движении. Описания практически отсутствуют, но есть работа ума и воображения главного героя. Постоянно что-то происходит: поезд идет, автомобиль едет, брак распадается, рождаются новые чувства, едут на студию, тут неожиданно стучат в дверь и т.д. Движение – жизнь. И, слава богу, несмотря на войну.
Повесть заслуживает внимания с художественной точки зрения еще и реализованной способностью Константина Симонова передавать физиологические ощущения: холод, голод, температура, долгожданное тепло печки или чашки разбавленного чая. Все это передается через текст даже лучше, чем средствами кинематографии.
Повесть «Двадцать дней без войны» дает возможность взглянуть на войну с иного ракурса, чем подавляющее большинство произведений на данную тематику. Личная жизнь героев, переживания, переосмысление судьбы и поиск ответов наполняют уже закрепленный информационный базис читателя для более детального понимания событий XX века, ощущения и сближения со своим народом.
Стоит отметить также и подход издательства «Азбука» к выпуску данной книги. Кроме повести, в ней содержится продуманная подборка стихотворений Константина Симонова разных лет. Издание, таким образом, может быть воспринято как образец творчества автора, отражающий личный почерк. Изучение выбранных редакторами стихотворений позволяет глубже понять писателя и эпоху.
В заключении важно подчеркнуть, что книгу лучше читать до просмотра одноименного фильма Алексея Германа и постараться внутренне разграничить оба произведения.

Фронтовой журналист Василий Лопатин в канун нового, 1943 года отправляется в трёхнедельный отпуск в глубокий тыл, в Ташкент, где снимается фильм по его сталинградским очеркам.

Сперва я думала, что многое, о чём написано является в какой-то степени автобиографичным. Но потом узнала, что Симонов подчёркивал, что его роман – не автобиографический. Его главное действующее лицо – Василий Николаевич Лопатин, родившийся в конце XIX века и встретивший Великую Отечественную войну, перешагнув за сорок, – человек совсем другого поколения, чем Симонов.

Константин Симонов как военный корреспондент побывал на всех фронтах Великой Отечественной войны. Прошёл по землям Румынии, Болгарии, Югославии, Польши и Германии.
Поэтому мне читать было интересно. Ничего не придумано: ни холод, ни голод, ни работа на пределе сил.

Будучи военным корреспондентом, зная войну без прикрас, Симонов пишет о ней как о разрушении человеческой жизни. Причём  он выводит на первый план людей, находящихся вдалеке от линии фронта, в эвакуации.

Вячеслав Викторович — человек, который панически боялся фронта, получил бронь, но чувствовал себя предателем. При этом он всю жизнь писал стихи о мужестве и при случае давал понять, что участвовал в гражданской войне и боях с басмачами.

Нина Николаевна (Ника) — костюмер эвакуированного в Ташкент московского театра.
Её  отец в первый же день, как только оказался с ополчением на фронте, был страшно ранен.
Достоинства – что самостоятельная; кончала театральный институт, но хорошей актрисой не стала, а плохой не захотела быть. Шьёт и перешивает. Кормит этим себя, сына и мать.  Заведует в театре костюмерной.  Есть и недостатки, терпит около себя дешёвого человека. И думаю, как бы не кончилось тем, что стерпится – слюбится. Хотя, по-моему, сама уже поняла, что дешёвый…

Родители 18-летнего грузинского мальчика Гоги - Виссарион и Тамара. Их единственный сын -  младший лейтенант в пехоте на фронте. Они боятся за его жизнь, ждут с войны. Гога пошёл не прямо на фронт, а сперва на пехотные курсы.  Может быть, Виссарион и помогал, и где-то в глубине души хотел хоть немножко отодвинуть сына от смерти этими курсами. А сейчас представляет себе, как ему там на фронте, как он командует двадцатью пятью  солдатами. “Хотел отодвинуть от смерти, а может быть, наоборот, придвинул к ней. «Об этом скажет своё последнее слово только война», – подумал Лопатин и увидел глаза Тамары, тревожно смотревшие на Виссариона. Нет, в этом доме всё совсем не так, как кажется с первого взгляда! Еще неизвестно, кто из них двоих больше умирает от страха и тревоги за сына, он или она, и кто из двоих сильней, и кто из них первым найдет в себе силы жить дальше и поведёт  за руку другого, если, не дай бог, и в этом доме случится беда.”


Эти люди неожиданно вырваны из привычной среды, перемешаны друг с другом, абсолютно потеряны, эмоционально раздёрганы. Их жизнь изменилась в один момент, и с этим ничего нельзя поделать, кроме как пытаться каким-то образом жить дальше. Более того, надо находить в себе мужество не просто существовать, но и бороться за победу. И в этом разрушенном мире, в невероятном холоде вдруг прорастает любовь. А значит, появляется надежда на счастье, опору, смысл жизни.



Прочитав книгу, я поняла , что самое важное в военное время  - это чувство ценности человеческой жизни. Хорошо, если  у тебя никого нет на фронте. А если близкие люди – сын, отец на фронте, то остаётся только молиться и ждать окончания войны, чтобы они вернулись живыми и здоровыми.



Книга очень эмоциональная и чувственная, - так можно передать только побывав на краю смерти, когда везде горе и последний край. Прочитав эту повесть, начинаешь больше ценить жизнь...

Повесть Симонова о войне, но действие в ней в основном происходит далеко от линии фронта, лишь на последних её страницах главный герой вновь оказывается на линии фронта, где и отмечает, что провёл целых двадцать дней без войны. Василий Николаевич Лопатин , главный герой, корреспондент " Красной звезды", пишет очерки о войне. В основу сюжета легло его короткое пребывание в Ташкенте по дороге на фронт.В этой повести поднимаются множество важных вопросов и она стоит того , чтобы быть прочитанной , тем более, что в ней всего 231 страница.

Честная, прозрачная, хроника "военной" жизни.

Проза К. Симонова необычайно проста и легка на первый взгляд, и невозможно все еще дать окончательный ответ: кто он - писатель или поэт? Упрощая в чем-то сюжетные линии, создавая очень типичных персонажей "своего времени", он тем не менее, каждый раз ставит перед ними этико-моральные проблемы, из которых не так-то легко и выбраться. И главный герой - корреспондент Лопатин - простой, русский мужик, который "за словом в корман не лезет", остается гибок и живуч даже в самых экстремальных ситуациях, не на что особо не надеясь, но держа в уме традиционный, русский "авось". Для него кажется, не существует слово "война", и он каждый раз готов уезжать на новые задания редакция, бросаясь в самые "горячие точки", и находя там людей, которых в обычной, мирной никогда и не встретишь, а встретив их однажды, потом еще долго рассуждаешь: а было-ли это, на самом деле?

Хорошо пишет Симонов о войне. И прозу и стихи всегда читала с удовольствием. Эта книга и о войне и как будто не совсем. Первая часть почти вся описание событий на фронте, характеров, так по-разному проявляющихся на фоне опасности. Лопатин присутствует. но он не главное лицо. "Четыре шага" очень интересны. А вот другие две части уже полностью посвящены ГГ Лопатину и его переживаниям. Много диалогов. Не пустых, интересных. необычных. Над ними приходилось размышлять. Быстро читать у меня совсем не получалось. Оттого было несколько тяжело воспринимать такой поток сложных человеческих эмоций и правдивых выводов о людях и событиях.
И всё же был момент, когда я немного разочаровалась. Симонов всё больше описывает мужские характеры. Они ему удаются как нельзя лучше. А вот женские я до этой книге особо у него не встречала, так мимоходом. Но в личной жизни без женщин не обойтись. Тут описаны как минимум две близкие Лопатину женщины. И получились они какие-то картонные. Обеих можно охарактеризовать одним словом. Жена- пустышка. Ника - умница. А остальное чисто восприятие Лопатиным своих чувств к ним. Любой человек, если присмотреться, - это ядерная смесь из хорошего и плохого. А тут просто и ясно, в лоб, без особого анализа плохая женщина и хорошая. Просвечивает какое-то нежелание разобраться, заглянуть глубже. Вот это и не понравилось.