Бросок на юг

Повесть Константина Паустовского «Бросок на юг» — новое звено многотомного автобиографического цикла, предыдущие части которого широко известны читателям. В «Броске на юг» нашли отражение несколько месяцев жизни писателя на Кавказе в начале двадцатых годов. Как и в предыдущих книгах цикла, содержание повести составляют впечатления, сцены, эпизоды, характеристики друзей и недругов, встречи со многими людьми, зарисовки природы и быта,— из всего этого по крупицам складывается своеобразный облик вре...

Жанры

Книга из цикла

Повесть о жизни

Далекие годы

Константин Паустовский

4,6

(412)

Беспокойная юность

Константин Паустовский

4,7

(251)

Начало неведомого века

Константин Паустовский

4,6

(216)

Время больших ожиданий

Константин Паустовский

4,6

(188)

Бросок на юг

Константин Паустовский

4,4

(153)

Книга скитаний

Константин Паустовский

4,4

(133)

Рейтинг LiveLib

4,4

153 оценки

5
54%
4
44%
3
3%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 168Хотят прочитать 83

Рецензии

Аноним13 января 2014 г.
Проза, как сама жизнь, велика и разнообразна. Иногда бывает нужно вырвать из старой прозы целые куски и вставить их в новую прозу, чтобы придать ей полную жизненность и силу.
Пятая, предпоследняя книга большой "Повести о жизни", в которой Паустовский рассказывает о своей жизни на Кавказе. И на мой взгляд, книга получилась хуже, чем все остальные. Не говорю "худшая", не говорю "плохая". Просто хуже, и поэтому я ставлю книге четыре балла. А жаль, откровенно говоря - "Повесть о жизни" я считаю образцом публицистического творчества.
Что же мне не понравилось? Вы не поверите - природоописания.
Вообще, чем дальше читаю произведения этого автора, тем больше признаю крайнюю ошибочность высказываний, что его творчество посвящено природе. Мне кажется, что так говорят только те, кто из всего списка его произведений читал только "Мещёрскую сторону". Конечно, в другие его произведениях описание природы занимает далеко не последнее место. Но все-таки в них больше людей, чем берез, озер, ромашек, дятлов, стрекоз и осенних холодных дождей.
Конечно же, в "Броске на юг" писатель имел полное право уделить несколько страниц климату Сухума или горам Грузии, тем более, что и в предыдущих книгах он рассказывал об особенностях тех мест, куда швыряла его судьба. Но там это было все-таки мимоходом. Здесь же автор начинает увлекаться описанием городов и окрестностей, и из его повествования впервые выпадают люди и события, которые его сопровождали.
А событий было не мало. Прожив немалое время в Одессе, Паустовский наконец "снимается с якоря", плывет по морю и высаживается в Сухуме. Юг - это совсем другая жизнь, и совсем другие люди, к которым ему приходится привыкать. Несколько раз он рискует собственной жизнью, и в каждой передряге остается живым. Ещё успевает наслаждаться жизнью, пить маджарку, долго и муторно болеть малярией, перебраться в Батум, издавать рабочую газету... И даже немного побыть беспечным.

Когда человек беспечен, то все прекрасное оказывается рядом с ним и часто сливается в один пенистый сверкающий поток, – все прекрасное: хохот и раздумье, хлесткая шутка и нежное слово, от которого вздрагивают женские губы, стихи и бесстрашие, извлечения из любимых книг и песни – и еще многое другое, чего я не успею здесь перечислить.
И так далее, так далее. Евреи, русские, абхазы, осетины, турки, грузины, украинцы. Юг. Бурная жизнь с особым темпераментом, таким романтическим, что от прочтения одного кружится голова.

Вдоль сухумской набережной тянулись тогда темноватые и низкие духаны с удивительными названиями: «Зеленая скумбрия», «Завтрак на ходу», «Отдых людям», «Царица Тамара», «Остановись, голубчик».
Предыдущая книга, "Время больших ожиданий" была мне интересна тем, что я в ней видел Паустовского-газетчика, журналиста, участвующего в издании рабочей газеты. Это был чисто профессиональный интерес. В "Броске на юг" газеты мы видим мало. Зато много разнообразнейших характеров и личностей, очень интересных и своеобразных. Почитайте, и вы узнаете о высокой любви старика к молодой девушке, о картинах на клеенках и кровной мести. В обычных людях Паустовский находит что-то очень интересное.
Если бы только не излишнее для жанра и темы природоописание...
Читать далее
43
471
Аноним30 марта 2014 г.
Особенности требовательного отношения Паустовского к литературному языку таковы, что он эти требования в первую очередь обращает на своё собственное творчество. И потому читать прозу автора удивительно просто. Просто и легко. Легко и приятно. Приятно и заманчиво. Вот порой встречаются люди, которые позиционируют себя как перфекционисты. Думается мне, что Паустовский тоже в некотором смысле перфекционист, потому что при чтении этой небольшой автобиографической повести, состоящей из связной серии коротеньких рассказов, несколько раз приходило в голову вот это самое иностранное словечко — perfect — литературный слог автора практически совершенен, слова выверены и точны, мысли сформулированы чётко и закончены, описания красочны и легко вызывают видеоряд. Третья прочитанная мной книга автора, и третье попадание в десяточку.
Книга не менее интересна и с точки зрения сюжета. Хотя наверное сложно называть сюжетом автобиографические записки и воспоминания, сделанные спустя почти 40 лет...
Двадцатые годы. Закавказье. Меньшевистская Грузия. Перелом и смешение эпох. Смешение старых и новых типов отношений между людьми. Мелкие, но яркие бытовые зарисовки. Интересные и колоритные люди. Громкие известные имена — Пиросманишвили, Бальмонт... Знаменитая романтическая история-легенда о "миллионе алых роз", преподнесённых влюблённым художником Пиросмани своей любимой (но не любящей) женщине... Собственная романтическая история...
Не знаю, совершил ли я ошибку, прочитав сразу повесть пятую, вместо того, чтобы читать это жизнеписание Паустовского в хронологическом порядке. Важно, что книга мне понравилась, и что сохранилось и умножилось желание прочитать цикл целиком.
Читать далее
39
414
Аноним22 августа 2023 г.
Несправедливо долго откладывала я чтение этой замечательной книги. Предыдущие четыре из цикла «Повесть о жизни» прочла с великим удовольствием, такие же чувства вызвала и эта книга. И если бы можно было дать отзыв о книге словами самого автора, то я бы выразилась так: «Я хотел рвать жизнь охапками, как рвут весной сирень, хотел, чтобы мои дни никогда не повторялись и для меня хватило бы всех удивительных людей, стран и событий, какие только существуют на свете». Всё так: удивительные дни, удивительные события, удивительные люди. Удивительные потому, что писатель умел удивляться.
Паустовский и эпоха. Не автобиография, не документ, скорее свидетельство пережитого. Свидетельство, иногда не совпадающее с реальностью (и об этом автор сам упоминает в своих письмах), но от этого не потерявшее своё значение для читателя. Немного приукрашено, немного нафантазировано, немного причёсано и идеализировано, чуточку спрятанное. С достоверными реалиями времени. Кто-то критикует Паустовского за это, говоря, что он изобразил жизнь, какую бы хотел прожить. Но ведь это скорее всего к чувствам писателя, к его ощущениям. А фактического в книге, думаю, много. Невозможно написать так хорошо о том, чего не видел и не знал. Ощущение сопричастности во всём.
Паустовский и сын.Пока читала, думала, если бы я была наследником известного писателя, смогла бы я так скрупулёзно и точечно собирать, сохранять и отстаивать каждую строчку своего отца. В предисловии и комментариях Вадима, сына писателя, не только любовь к отцу, но и трогательная забота к его творчеству. Иногда слишком трепетная.
Паустовский и Абхазия. Ещё не были в Абхазии – почитайте Паустовского. Влюбитесь раз и навсегда. Время нелёгкое, но для писателя красота страны не скрывается под ворохом первичных забот о жизни и животе. Томные, солнечные, сочные описания природы: горы-верблюды, кристалл озера, кудрявые мандариновые сады, холодные кисти винограда. И люди. Люди в духанах, на площадях, на базарах, на тенистых террасах, на уплывающих фелюгах. Любимые, друзья, знакомые и прохожие - это ушедшая эпоха и атмосфера книги, это яркие ожившие на станицах книги образы.
Паустовский и голод. Грустная тема, не раз автор будет писать о том, как страдают от голода близкие ему люди. Ну, время такое, скажете вы - многие голодали. Но удивительные люди словно живут по известной поговорке: «Художник должен быть голодным». Кажется, голод телесный даёт простор голоду духовному, и они творят, выдумывают, пробуют. Рождаются творческие союзы, реализуются самые отчаянные проекты. Нет места унынию – есть радость жизни. Ура авантюризму и смеху над сами собой.
Паустовский и вино.Пьют в книге не то чтобы много, но вкусно и весело. Мне, как резиденту «Трактира «Чердак» не возможно было пройти мимо маджарки, водки с коровой и виноградного «Изабеллы» с испанским вкусом.

Всякие вина есть на свете. Я перепробовал много вин, но такого бешеного вина, как маджарка, не встречал.
Нашу молодость и пристрастие к выдумкам мы решили подкрепить молодым вином, маджаркой. Это было вино для бедных, очень дешевое. Маджарка действует с утра до вечера. А потом, рано утром, стоит только выпить стакан холодной воды (лучше всего из ручья), как опьянение начинается снова и тянется почти весь день. В этом случае оно бывает особенно светлым.
В утро моего приезда Миша Синявский вынул из фанерного шкафчика бутылку водки. На белой этикетке была изображена добродушная корова и было написано, что водка эта изготовлена на батумском заводе Артемия Рухадзе. Люсьена зажарила камбалу. Мы съели эту камбалу с мандаринами, запили водкой Рухадзе и были счастливы.
Я пил эту водку и удивлялся ее необыкновенному свойству: голова у меня оставалась совершенно легкой, но вес мысли, гулявшие в этой голове, казались мне и свежими, как только что распустившийся цветок магнолии на батумском бульваре, и яркими, и даже как будто липкими на ощупь, как только что выкрашенная фелюга.
…со времен Батума один только вид лиловых ягод «изабеллы» или глоток терпкого вина из этого винограда вызывают у меня немедленный озноб.
Паустовский и дневники.Как можно из простого набора отдельных фраз создавать шедевр памяти.

Эривань. Утро. Арарат двуглавый – не мог оторвать глаз. Алагез. Воздух и вода. Легендарные, баснословные времена. В город с РКИ. Собор. Люля-кебеб. Базар. Своеобразное настроение.
Согласна, это для меня обрывки воспоминаний, и поначалу перечисление чужих вех чужой жизни абсолютно не понятны. Тем более, что первые книги прочитаны давно и некоторые события уже не помнятся. Потом начинается узнавание. В каких-то обрывочках мыслей мелькнёт эпизод, который сохранила твоя память. а потом уж, когда дойдёшь до записей по последней книге – там прямое попадание и всё тот же вопрос: как? Как из простых слов, написанных через запятую, рождается песнь жизни?
Паустовский и любовь. И хотя в книге будет немало сказано о любимых и любящих, я о другом. О любви Паустовского к жизни, о его умении пить эту жизнь большими глотками и ощущать небывалый её вкус.
Паустовский и язык.Просто, изящно, красиво, чисто, свежо, интеллигентно. Классический и вкусный язык Паустовского – особое достоинство книги. Невозможно не почувствовать, не услышать и не увидеть то, о чём пишет мастер слова. Книга бурлит, звенит, поёт, источает ароматы, пускает солнечные зайчики. Живая, эмоциональная книга.
Паустовский и я.Книга затянула, очаровала, обрызгал солёными каплями моря и затянула в приключения. Я в читательском восторге, наслаждаюсь любимым автором и жду встречи с шестой книгой цикла. Присоединяйтесь.
Читать далее
37
611

Все рецензии

Цитаты

Аноним8 июня 2025 г.
Потомки будут взволнованы этим так же, как сейчас взволнованы мы. И где-то, когда-то легкое веяние, легкое прикосновение наших слов почувствуют сияющие от счастья и горя глаза тех, кто будет жить столетиями позже нас.
23
2,5K
Аноним8 июня 2025 г.
Я твердо верил в бессмертие мысли, тысячи примеров этого теснились вокруг. И порой я сам считал себя властителем и создателем разнообразного собственного мира.
23
130
Аноним21 сентября 2025 г.
Очевидно, условность свойственна нашему разуму. Всё дело в том, что существует условность, радующая нас лёгкими откровениями, и другая условность, которая сковывает вольный человеческий дух.
22
920