Изгнание и царство

С одной стороны, жизнь его была полна, каждый час занят, и он благодарил судьбу, избавлявшую его от скуки. С другой стороны, чтобы написать картину, надо сделать много мазков, и порой он думал, что скука имеет свое преимущество, поскольку от нее можно спастись упорной работой. Иона между тем работал все меньше, по мере того как его друзьями становились все более интересные люди. Даже в те редкие часы, когда он оставался совсем один, он чувствовал себя слишком усталым, чтобы наверстывать упущенное, и в эти часы он мог лишь мечтать о новом укладе жизни, который примирил бы радости дружбы с достоинствами скуки.

Господа любви - коробит от одного имени, - я отринул, потому что узнал его. Он был мечтателем, он проповедовал ложь, ему отрезали язык, чтобы речи его не смущали человечество, его проткнули гвоздями, даже в голову вбили, бедная голова, ровно моя сейчас, какая каша, как я устал, и наверняка не содрогнулась земля, не праведника убили, я не желаю в это верить, нет праведников, есть только жестокие господа, возведшие на царство безжалостную истину. Да, только идол могуч, он единственный бог мира сего, и ненависть его завет, она источник жизни, она - вода, освежающая, как мята, обдающая холодком рот и жаром желудок.

Я, воплощение ненависти и муки, вычеркнул из памяти ту сказку, которую мне так долго внушали. Меня обманули: только царство зла неуязвимо, меня обманули: истина квадратна, тяжела, плотна, ей неведомы оттенки, добро - это мечта, это идеал, достижение которого вечно откладывается и требует изнурительных усилий, это недосягаемый предел, царство его невозможно. Только зло способно достичь предела и царствовать безгранично, только служа ему можно обрести зримое царство, а будущее покажет, да что будущее, когда в настоящем одно зло, долой Европу, долой разум, честь и крест.

– Это тебя интересует, капитан?
– Я не капитан, – поправил его д’Арраст.
– Не важно. Но ты сеньор. Так мне Сократ сказал.
– Я нет. Но мой дед был сеньором. Его отец тоже, и все до него. Теперь в наших краях больше нет сеньоров.
– А! – смеясь, сказал негр. – Понимаю. Все стали сеньорами.
– Нет, это не так. Просто нет ни сеньоров, ни народа.
Тот, поразмыслив, спросил:
– Никто не работает, никто не страдает?
– Ну нет, работают и страдают миллионы людей.
– Тогда это народ.
– В этом смысле да, народ. Но его хозяева – полицейские или торговцы.