Рассказы

Теперь я иногда подумываю, что те ребята, которые дома получают приличное воспитание и не имеют такого славного друга, как негр Берт, и учатся в школах да в колледжах, и сроду ничего не украли, ни разу даже не подвыпили, не выучились ругаться у знатоков, не прошлись без пиджака, в рубашке и грязных, выпачканных на конюшне штанах вдоль трибуны ипподрома, переполненной разодетой публикой… Эх, да что говорить! Эти ребята и не нюхали настоящей жизни. Не было у них возможности.

– Я устал и хочу стать чистым. Я – человек, а меня всего оплели какие-то ползучие путы. Умереть бы, и пусть ветер несет меня над бескрайними водами, – сказал он. – Больше всего на свете я хочу быть чистым.

Не могу я любить. Не хватает ни чуткости, ни терпимости. Приходится платить старые долги. Старые мысли и верования – семена, посеянные теми, кого давно нет в живых, – прорастают во мне и душат.

Любовник – это в конце концов было не главное. А нужно ей было, чтобы ее любили – долгой, спокойной, терпеливой любовью. Да, конечно, она нелепа, но тогда все люди на свете нелепы. Всем нам нужно, чтобы нас любили. То, что исцелило бы ее, и нас бы всех исцелило. Понимаете, недуг той женщины – недуг всего человечества. Все мы жаждем любви, а этот мир не намерен создавать для нас возлюбленных.

Чрезмерная самоуверенность – опасная штука, можно лишиться всего, что есть в жизни романтичного.

Он художник, но не раз я думал – лучше ему было стать писателем. Рассказывает он умно и проникновенно, а рисует не бог весть как.

Людские жизни – как молодые деревца в лесу. Их оплетает плющ и душит. Плющ – старые мысли и верования тех, кого давно нет в живых.

– Слепой глупец! – выкрикнул я. – Такие, как вы, просто глупы! Выбрали путь, по которому идти нельзя. Никому не дано проникать слишком глубоко в чужую жизнь. – Теперь я говорил с жаром, убежденно. – Вы вообразили себя исцелителем, но ведь этим недугом поражено все человечество. Вы хотите совершить невозможное. Глупец! Неужели вы надеетесь, что любовь кто-то поймет?

– Вы ничуть не лучше меня. Вроде пса, который вывалялся в дерьме, а поскольку вы все-таки не собака, вам совсем не нравится, как от вас разит.

– Хочу бегать и кричать. Хоть ненадолго, на час другой стать как сухой лист, и чтоб ветер носил меня над холмами. Одного хочу, только одного – освободиться.