Улей

Новаторский роман «Улей» испанского писателя Камило Хосе Селы впервые увидел свет в далеком 1951 году, в Аргентине, о том, чтобы издать подобную книгу в тоталитарной в те годы Испании, не могло быть и речи. Камило Хосе Села не слишком известен в нашей стране, а ведь он один из крупнейших испанских писателей, обладатель множества премий, в том числе Нобелевской премии по литературе 1989 года.

Около 160 персонажей на страницах романа влюбляются, голодают, пьют, разговаривают, выясняют отношения, занимаются любовью, пишут стихи, гуляют, одалживают деньги, теряют деньги, находят деньги, предаются раздумьям, сплетничают и умирают, а на все это равнодушно взирает город. Мадрид 1942 года. Основной сюжет романа — отсутствие сюжета. Персонажи появляются и исчезают, прерванный разговор возобновляется через энное количество страниц, запомнить жизненные перипетии всех персонажей крайне сложно (но можно), да и нужно ли запоминать? Ведь можно просто наслаждаться гениальным текстом, жонглированием персонажей, восхищаясь тем, как тонко и умело автор дергает за нужные ниточки, заставляя своих персонажей плясать под его дудку.

Если вы любите разглядывать людскую жизнь под микроскопом, не боитесь порой отталкивающего реализма настоящей жизни, не прочь узнать, чем жила испанская столица в 1942 году и вам нравится небанальная качественная проза — вам сюда.

Случайная цитата:

Многоголосье Улья Селы совсем не оставляет впечатления разрозненной какофонии. Как по мне, это вовсе не роман "без темы и без действия" и "без сюжета". Основная, сквозная тема этого небольшого произведения - жизнь, как она есть в послевоенном Мадриде, где побежденные и победители в недавно отгремевшей Гражданской войне, создали, смешавшись, удивительно уродливую и хромую мораль, а Вторая мировая война, которая идет уже 3й год, лишь добавляет страху и лицемерию, нищете и разрухе силы и глубины.

Город живет, маленькая забегаловка действует, люди просыпаются по утрам, просто потому, что у них нет ни выбора, ни выхода как такового в сложившихся обстоятельствах.
Лица и пороки мелькают в сумасшедшем калейдоскопе, где-то вдали, на русских просторах, грохочут немецкие танки и сражается под Ленинградом Голубая дивизия, и никто, абсолютно никто из простых людей не знает, а что же завтра... Немцы и итальянцы, пусть и неофициальные, но союзники в новой пляске смерти; память об ужасах собственной войны еще так свежа и раны кровоточат (или, скорее, гниют) - жизнь не стоит и ломанного гроша, и потому, каждый выживает как умеет - и чумазый шестилетний цыганенок, который поет за пару монет на улице, и люди внутри захудалого кафе, где плотный туман обреченности роднит их в сюрреалистическом улье.

Очень необычная и интересная книга, названная романом, но на самом деле это какой-то совсем другой жанр, имя которому не придумали, потому что мало кто пишет такие книги. Книга-кинохроника, книга-масштабное полотно, книга-эпос в прозе. Написано так живо, так современно и незаезженно, что кажется, будто автор только вчера принес первые экземпляры из типографии, а ведь произошло это в далеком 1951 году. Нет, ну просто чудо что за книга.

На довольно небольшом количестве страниц испанский писатель, как выяснилось в процессе чтения еще и нобелевский лауреат, Камило Хосе Села, действительно пишет полотно. 160 действующих лиц, всего несколько дней в 1942 году, Мадрид предстает не открыткой, не набором достопримечательностей, а чем-то живым, гудящим, то есть настоящим ульем.

В принципе это мог бы быть любой город. Все эти врачи, нотариусы, булочники, нищие цыганята, легкомысленные девицы, страдающие от дискриминации геи, скандальные бабы - их можно найти в любом городе. Обернитесь, и вы увидите кого-нибудь из персонажей "Улья" прямо перед собой, со многими из них вы знакомы, многих знаете очень близко, а кто-то, может быть очень сильно напоминает вас... Но это мог быть только Мадрид, разгар войны, франкистское правительство, все по карточкам, но даже бедняки не могут отказать себе в удовольствии выпить в кафе чашку кофе или даже рюмочку. Все такое испанское, все эти доны Рамоны и доньи Росы, все эти Пакито и Викториты, все эти сводни и дома свиданий, поэты, падающие в голодный обморок, мечты о своей булочной, о тепленьком местечке, об уголке, где можно уютно прожить жизнь. Да, это Мадрид, хотя мог быть любой другой большой город. Кстати, на родине писателя роман вышел не сразу, по политическим причинам был запрещен цензурой.

Как ни странно, практически все персонажи романа были мне симпатичны, я напряженно следила за их судьбой и сопереживала каждому, даже если их интересы пересекались. Но сразу хочу предупредить: здесь нет традиционной композиции, нет завязки, кульминации или развязки. Роман заканчивается так же, как и начинается - в какой-то момент 1942 года в какой-то точке Мадрида. Вы не узнаете, ни кто убил донью Маргот, ни пожертвует ли Викторита собой ради больного жениха, ни что случится с Мартином. Но это и не важно, ведь жизнь течет нескончаемым потоком, каждую секунду заканчиваются одни истории и начинаются другие, совершенно новые. И это прекрасно.

«Улей» – это мозаика из посетителей мадридского кафе доньи Росы зимой 1942 года. А это ни много ни мало около ста шестидесяти персонажей. По ощущениям, ты будто стоишь в толпе, а прохожие проносятся мимо, лишь на одно мгновение показывая тебе часть своей жизни. При таком количестве большинство, конечно, именно что проносятся, но некоторые, наиболее яркие, задерживаются в памяти.

О событиях в Европе читатель узнаёт немного, а герои интересуются несильно: несмотря на то, что в самом разгаре Вторая мировая война, совсем недавно, в 1939 году, в Испании закончилась Гражданская – это картина послевоенного Мадрида. Это судьбы людей, которые пытаются выжить, находясь у черты бедности – большая часть из них.

С одной стороны, крайне реалистично, с другой – так мало радостей, что, кажется, строки пропитаны одиночеством персонажей, находящихся в толпе, беспросветностью.

Этот скрип не оставлял меня на протяжении всей книги, где бы я ее ни читала. «Улей» - мозаичное произведение ни о чем, но преобладающая нотка, задающая тон все-таки эта, матрасная. Кряхтят старые пружины, взвизгивают, тела движутся в такт, а потом они – о, боже! – разговаривают. Только не это – такая тоска от этих разговоров! Хоть плачь.

Все читала и думала: зачем, зачем, зачем? брось, брось, брось! Ведь можно потратить время на что-нибудь разумное, доброе, вечное, а это же... как подслушивать чужие разговоры из туалета. У Кортасара в «Игре в классики» у Тревеллеров есть развлечение: Талита нарочно провоцирует какую-нибудь сеньору на серьезный разговор, полный житейской мудрости (нет, вы послушайте меня, милочка, уж я-то знаю!), а ее муж Тревеллер сидит в туалете и умирает со смеху. Ведь эти обычные повседневные разговоры – просто обхохочешься, если слушать их в туалетных эмпиреях, не забывая, что ты образованный человек и интеллектуал.

Вот и я заразилась комплексом Тревеллера, читая эту книгу. Нет, вы только послушайте, донья такая-то наносит визит донье другой-то:

Сеньор этакий-то откалывает шутку с некой мадам:

А дон растакой-то заводит интрижку:

Девушка готова отдаться кому угодно за деньги на лечение любимого:

Папа встречает дочку в доме свиданий, дочь ненавидит мать, зять – деверя, все подлецы, а если кто не подлец, то только потому что дурак.

И сам Бог не разберется, я вам говорю! И распрощаться бы с этой книгой на полпути, но, как ни странно, затянула. Автор фразой берет, афоризмом, достоверностью характеров. Его телеграфичный стиль, точный, чуть грубоватый, рисует безрадостную картину Мадрида времен Второй мировой. Разрозненные картинки начинаются слепливаться во что-то связное, и все уже в этом городе знакомы, и маршруты героев роковым образом пересекаются, и тут... СТАРУШКУ УБИЛИ! Задушили полотенцем. И, прошу заметить, ни за что, ни про что!

Я не знаю, как какой-нибудь дон растреклядос должен воспринять такой поворот сюжета, у них там в Мадриде все несколько по-иному, но человек, взращенный на Достоевском, сразу начинает шерше ля... Да, какую там женщину! От женщин в этой книге продыху нет, и все, как одна желают любви, ласки и, по возможности, материальной поддержки. Ответ «женщина» неправильный. Искать надо студента, пусть без топора (полотенце потому что!), но с идеями.

И персонаж тут есть подходящий: безденежье, всякие социальные проекты в голове, прогулки по городу в полубреду, болезненное самолюбие. Ах, как это все напоминает... Сестра, спасающая брата, самоотверженные девушки сомнительной репутации. Но это, я вам скажу, не Достоевский. Поэтому ничего не понятно. Ну, ничегошеньки. И что автор хотел сказать? За что старушка пострадала? И виноват ли этот нищий интеллигент? Не ищите ответов в книге. На площади каяться и лбом биться оземь никто не собирается, и никто ничего не объяснит. Все продолжает кружиться в бесконечном калейдоскопе, в этой суетной пляске большого города,

как у Цветаевой:

Тумана белокурого
Волна - воланом газовым.
Надышано, накурено,
А главное - насказано!
Чем пахнет? Спешкой крайнею,
Потачкой и грешком:
Коммерческими тайнами
И бальным порошком.

Холостяки семейные
В перстнях, юнцы маститые...
Нащучено, насмеяно,
А главное - начитано!
И крупными, и мелкими,
И рыльцем, и пушком.
...Коммерческими сделками
И бальным порошком.

Серебряной зазубриной
В окне - звезда мальтийская!
Наласкано, налюблено,
А главное - натискано!
Нащипано... (Вчерашняя
Снедь - не взыщи: с душком!)
...Коммерческими шашнями
И бальным порошком.

Марина Цветаева «Поэма конца»

Что-то не радуют меня в последнее время лауреаты Нобелевки (есть, есть мечта прочитать их всех в этой жизни!), затесавшиеся в мой виш-лист не по причине лауреатства, а иными способами. Но если ту же Лессинг я читала хотя бы с интересом, то сеньор Села не вызвал вообще никаких эмоций, окромя полнейшего и беспросветнейшего недоумения. Особенно после двух замечаний в предисловии. Первое:

Вот так, ни много, ни мало - по-другому писать нельзя вообще. После такой заявки на победу я была не то что в предвкушении - слюнками истекала.

Второе замечание:

После прочтения книги могу сказать, что поздравляю автора, соврамши. Нет у него, просто нет ни одного счастливого персонажа - все, как один, несчастные, угнетенные, оскорбленные, обиженные если не жизнью, то умом по меньшей мере. А еще практически все - довольно омерзительные.

Кроме того, книга ну совершенно не имеет сюжета. То есть намеки на него появляются на последних страницах, но в сюжет они все же не выливаются никоим образом. Скорее у меня сложилось впечатление, что автору очень понравилось число 160, и он решил уместить именно столько персонажей на страницах своего романа.

Да, любопытно, что само русское издание расположилось на 320-ти страницах, то есть на каждого персонажа ушло менее двух страниц, ведь, кроме собственно текста, в книге есть титулы, авантитулы, содержание и прочее, что как бы намекает нам на то, что раскрыть личность хоть одного из персонажей вряд ли могло получиться.

Хотя желаемого эффекта, полагаю, автор добился - у меня в процессе чтения зародилась, взросла и окрепла уверенность в том, что, несмотря на активные военные действия на территории СССР в 1942-м году, жилось у нас лучше, а главное - морально и духовно здоровее, нежели в Мадриде.

А вот нам роман без героя, в котором все персонажи живут, погружённые в свою незначительность. Всё так, как говорится, вереница образов, представленная автором. По уверению автора, их в романе аж 160 душ. На самом деле гораздо больше (я считала!), некоторые появляются только однажды, другие вообще реальные люди и введены автором в качестве приметы времени или характеристики персонажа.

Кроме бытописания человеческого улея, Камило Хосе Села рассказывает о послевоенном Мадриде. Послевоенный - это после гражданской войны, именно её частенько поминает автор и герои романа, Вторая мировая идёт вовсю, но мадридцев не очень трогает, за исключением некоторых персонажей, озабоченных судьбой германской армии... Именно так, косвенно, автор характеризует своих персонажей, выражая своё отношение к ним, проделывает это весьма иронично и однозначно, создавая иллюзию, что читатель считывает исключительно поведенческие или личностные особенности персонажей, и на их основании судит героев. Автор же, предупредив о своей приверженности объективизму, на деле хитёр (нынче говорят, манипулятивен) и не чужд художественности, иначе получилась бы у него скучное перечисление фактов, а не жизнь большого города, которая суть сумма всех жизней, копошащихся на страницах романа.

Вообще, в книге есть куча мелких деталей, мгновенно визуализирующих текст. Начиная со столиков в кафе, сделанных из старых мраморных надгробий. После такого кто посмеет сказать, что скучно?

«160 героев, 160 судеб, жизней, характеров, и ты бежишь вслед за автором высунув язык, глотаешь строки, захлёбываешься мозаичным сюжетом» и проч., и проч. Ребятушки, а ведь роман-то созерцательный, не идут ему ни беготня, ни язык, ни мозаика. Впечатление такое, что автор показывает даже не коллекцию бабочек (ведь и герои не махаоны, и не капустницы. Что сложнее? – выписать героя-капустницу, или героя-махаона? Наверное, за меня ответил Гоголь), а пасечник приглашает нас оглядеть свои угодья. Характеры действительно не махаоньи, и уж тем более – не «высушенные» морилкой. Каждый обладает хоть и пчелиным сердчишком, но и тут

И как заправские пчёлы копошатся герои в своих комплексах, восторгах по факту проживания в дерьме, суевериях, условностях

желаниях быть как все, не быть как все, быть не как, «делах житейских», ответах на все вопросы (столько лет) заключённых в одной разнесчастной «Авроре», «неприступных» стенах непонимания, которые плюнь – рассыпятся, и прочих проблемах, которыми больше никто, никогда, и только ты. Горюшко.

Резюмируя вышеизложенное, хочу порекомендовать книгу ценителям прозы неспешной, требующей прочтения вдумчивого, и я бы даже сказал - отстранённого. Автор действительно предлагает взглянуть на жизнь «улья» со стороны, последуем его совету.

Порой своевременность изучения какой-то истории помогает нам глубже её понять. Вот возьми я эту книгу годом ранее, прочитай и напиши рецензию, я бы, наверняка, озвучил мысль о суматохе и о суете сует. Однако время изменилось, и теперь хочется нам этого или не хочется, но мы живем в другом контексте и ему подчиняемся.

Я мельком пролистал десяток рецензий на это произведение, и нигде не заметил мысли, посетившей меня чуть-ли не с первых страниц чтения этого романа. Эта мысль казалась мне настолько очевидной и важной, что я сохранил ее до самого конца. И что самое интересное, и автор не сделал на ней акцента. Абсолютно никакого. Возможно он не придал этому фактору значимой роли, ибо писал совсем про другое, а может просто посчитал чем-то банальным, мол людям и так все понятно.

Но, возможно, я бы этого не понял. А если бы и понял, то понял превратно. Но сейчас для меня это кажется чем-то настолько ярким, что оно затмевает собой все остальное. Да, наше общество словно улей, да в нем множество мимолетных контактов, связей, встреч, событий, зачастую не несущих за собой никакого смысла. У нас в Краснодаре о таком говорят: большая деревня. Да, все это так и все это есть: интересные личности, характеры, атмосфера. Честно сказать, я погрузился в эту атмосферу и пощупал этих людей. И так как текст разбит на множество историй, то я встречал очередное появление запомнившегося мне персонажа, как встречу со старым знакомым.

Это атмосферно и страстно, это жизненно и человечно. Вереница человеческих судеб со своими победами и несчастьями, обидами и восхищением. Небольшой кусочек жизни обычных людей, который, по словам автора, идет шаг за шагом без недомолвок, без удивительных трагедией и без сострадания.

Жизнь идет своим чередом, пока где-то на фоне... идет война (пусть и Испания официально в ней не участвовала). Мы узнаем это из уст хозяйки кафе, сочувственно высказывающейся о Гитлере, дополняем какими-то другими информационными крупицами, но ни разу она (война) не переходит черту, ни разу не становится главной темой обсуждения... все знают, что она есть, но, скорее всего, свыклись и перестали ее замечать. Из всего цветника персонажей нет никого, кто бы бегал и верещал о ней на каждом углу, нет никого, кому бы данное историческое бедствие затмило третьесортные личностные проблемы. Так и живем.

160 действующих лиц в романе – чем не улей. И этот улей из людей-пчел, где каждый занят своим или чужим делом. Атмосфера еще та - Мадрид, 1942 год. Вокруг жужжат обремененные заботами люди, они простые прохожие и в романе и жизни. Что они оставят после себя? Ничего. Тело в землю, душа в космос.

Автор попытался познакомить с каждым представителем улья. Кого-то он изобразил досконально и детально, а на кого-то просто указал пальцем и сказал лишь пару слов. Такой тебе организованный хаос. Ведь, если присмотреться к любому городу, конечно, он напомнит улей. А мы лишь пчелки-трудяги, которые его населяют.